Она родилась в обычной советской семье. Отец — средневысокопоставленный партийный работник, мать — винтик социалистического производства. Обычные советские люди. Мозг снаружи покрыт тонкой вонючей корочкой теории Карла Маркса (Маркс считал гигиену буржуазным предрассудком, поэтому не мылся и вместе со своей теорией дурно пахнул), а под корочкой коммунистической теории — тысячелетние пласты глубинного бессознательного. Поэтому отец помимо окончательной победы коммунизма во всем мире страстно хотел мальчика, а мать страстно хотела угодить мужу. Но родилась Она — девочка.
Самое сильное воспоминание детства — когда она получила двойку в школе и отец бил ее по рукам шнуром от настольной лампы. Было больно. Потом родился брат. Мальчик. Поскольку отец не мог одновременно строить коммунизм и воспитывать двух детей, девочку отдали в детский дом. При живых родителях — средневысокопоставленных коммунистах. Ничего особенного. Детский дом — это идеальное воплощение коммунизма. Коммунисты, между прочим, сначала хотели и женщин обобществить.
В детском доме она с помощью ума и кулаков быстро заняла лидирующую позицию и получила почетное право «Первой Банки». Так в детском доме называлось право лидера первому облизывать пустые банки из-под сгущёнки (из которых детям днем варили кашу) на помойке за корпусом детского дома по ночам. Она очень гордилась этим званием, хотя ни разу не воспользовалась этой привилегией.
Затем спорт, учеба, работа и нудная, как политинформация, советская жизнь. В той серой жизни хорошо жилось только сумасшедшим, которые верили в коммунизм, и их за это через тайные двери спецраспределителей пускали в закрома Родины. Сумасшедшие, которые верили в капитализм, лежали плотно упакованные в мокрую простыню в настоящих сумасшедших домах. Я их еще застал.
Потом наступила перестройка. Она занялась небольшим бизнесом и стала неплохо (по советским меркам) зарабатывать.
Появились родители: мама с папой, которые приходили в офис, открывали сейф, доставали все деньги, интересовались, почему так мало, и говорили, что нужно еще, потому что брат уже по второму разу сидит в тюрьме и нужно платить взятки, чтобы любимого сынку в тюрьме начальство любило так же, как родная мама, а материнская любовь тюремного начальства очень дорого стоит. Она переживала за маму, папу и брата и работала еще больше. В конце концов, она даже стала жить в офисе, чтобы не тратить время и деньги на квартиру. Самыми близкими людьми для нее были собаки.
Была ли у нее личная жизнь? Немного была. Однажды она даже почти полюбила одного мужчину — огромного эстонца, который ходил по воскресеньям на местный рынок и пытался там купить морковку, которую он бы мог полюбить, и не всегда покупал. Он ее любил (ее, а не морковку), но у нее был трудный характер, и с нею было трудно.
Она очень хотела детей, но не судьба. Однажды к ней в офис пришла налоговая за очередной порцией денег, она возмутилась и, вспомнив детский дом, надавала им по ушам и заперла в кладовку. Налоговая вызвала милицию, милиция приехала, забрала ее в кутузку и пока везла, немного попинала ногами для профилактики и со скуки. В участке у нее началось маточное кровотечение, милиция испугалась и вызвала медиков. Медики диагностировали выкидыш (эта была первая и единственная беременность в ее жизни) и рекомендовали стационар. Милиция порекомендовала всем им (и медикам тоже) катиться отсюда подальше. Она попросила разрешение позвонить своему мужчине, чтобы он ее забрал. Они разрешили. Он выбежал из дома, пробежал пятьдесят метров и умер от разрыва сердца, потому что лишний вес и потому что очень ее любил.
Она его похоронила и поставила памятник в саду по соседству в виде собаки той породы, которую он любил. Памятник там стоял несколько лет. Однажды она гуляла с собаками в саду и увидела, как пьяные справляют свою малую нужду прямо на памятник.
Ее собачки немного поиграли с пьяными в игру «а ну-ка убеги», а памятник она забрала к своему дому. Спустя время приехала полиция и обвинила ее в воровстве муниципальной собственности — известного городского памятника, поставленного в честь собаки, которая спасла мальчика, который тонул в местной реке. За несколько лет памятник оброс легендами. Муниципалитет был послан.
А набеги родителей тем временем продолжались, и спустя какое-то время она нашла себе суррогатную мать. Не знаете, что это такое? На языке глубинной психологии так называется алкоголь, потому что, как мать, он любит тебя ни за что. Достаточно сходить, купить, выпить, и он сделает тебе хорошо, не спрашивая, заслужил ли ты это. Она быстро спилась. До белой горячки. И тогда попала ко мне.
А теперь хотите знать, для чего я вам все это рассказываю? Для того, чтобы вы знали, что по-настоящему она вылечилась не тогда, когда бросила пить, а тогда, когда отказалась идти на похороны своей матери («я ее не простила» — сказала она) и тогда, когда отец пришел за очередной порцией денег, а она вышла на порог и выстрелила у него над головой из пистолета. После этого он больше не приходил, а она неделю лежала на кровати лицом к стенке — так ей было плохо.
Есть народности, которые периодически достают своих предков из могил, одевают, украшают и сажают за стол. У меня такое ощущение, что многие россияне из той же народности — настолько они любят украшать неадекватными фантазиями своих родственников, сажать их за стол своей жизни и спрашивать: «Вы меня любите? Вы моя семья?» — «Да. Денег дай».
Мой совет прост: их нужно похоронить. И совсем не обязательно приходить на похороны.
А она все еще жива. Она все еще живет. И теперь совсем неплохо. Хотя иногда по-разному.
