Случилось это в канун Нового года много лет назад. До сих пор гложет меня осознание того, что это я виновата в разрыве между отцом с матерью. С отцом моим мама разошлась, когда мне было 8 лет, по причине его бесконечных измен. Отца помню как весельчака и балагура. Вечно шутил, со мной уроки делал, задачки мне объяснял.
Помню, водил меня на каток, учил кататься на коньках, успокаивал, когда я попой шлёпалась на лёд. Говорил, что до свадьбы заживёт. А ещё помню, как приходил под утро с работы – трудился он тогда на хлебозаводе. Приносил горячую буханку, бережно заворачивал её в полотенце, чтоб до дома не остыла, а по приходу домой прижимал хлебушко к моей щеке. От тепла я просыпалась и видела его улыбающееся лицо с колючими усами, которыми он щекотал меня при обнимашках и чмоках в лоб.
Семья у нас была прекрасная, только никак не мог отец быть верным супругом. Постоянно звонили ему разные дамы. Сотовых телефонов тогда не было, и частенько нарывались мадамы на маму. Кто-то сразу трубку бросал, а были и такие, которые открыто смеялись над моей матерью. Бывало, отвечали ей на пресловутую фразу о том, что Александр не свободен, что жена не стена: можно и подвинуть.
Жили мы тогда в маленьком городе, в однокомнатной квартире. Точно помню, что истерик и скандалов мама никогда не устраивала Помню её разговоры с отцом на кухне, куда меня не пускали. Помню взгляд папы после таких разговоров, такой виновато-раскаивающийся. А я была так мала, что ничего ещё толком не понимала. После таких бесед отец ещё больше возился со мной, слушал сказки на пластинках. Мы вместе подпевали Голубому Щенку. Отец катал меня на спине и, подпрыгивая, издавал смешное ржание.
Но затишье проходило очень быстро, появлялись новые Тани, Нюры, Маши, Наташи. Два раза в год мама уезжала на месяц сдавать сессию в Институте Связи в бывшем Куйбышеве, нынешней Самаре. Сначала ждали её вдвоём: отец жарил картошку, помогал мне с уроками, мы вместе смотрели телевизор. Помню, как он допоздна разрешил мне смотреть с ним соревнование по фигурному катанию. Да, телевизор был ещё чёрно-белым, и комментатор описывал нам цвета костюмов спортсменов.
Но потом в гости стали приходить разные тёти, всех имён я уже не помню, но вот тётя Люда, мамина подруга, запомнилась мне на всю жизнь. Знала я её давно, поскольку у неё была дочь Маринка, одного со мной возраста, и мы часто вместе играли, ходили друг к другу в гости.
Я тогда не поняла, почему тётя Люда пришла к нам в гости без Маринки. Помню, что она приготовила вкуснейший ужин, а потом папа сказал, что она останется у нас ночевать. Уснула я быстро, но ночью меня разбудили непонятные охи и ахи, и я увидела, как папа, что-то делает под одеялом с тётей Людой. Я испугалась и заплакала. Отец накричал на меня и унёс мой матрац с одеялом на кухню. Остаток ночи я провела в кухне на полу.
Утром меня разбудили и отправили умываться, отец опять шутил и смеялся. Тётя Люда вторила ему. Я была второклашкой, и не такой просвещённой, как нынешние дети. Своим детским умишком ещё не могла толком понять, что произошло, но точно помню, что почему-то на сердце было тяжело и ужасно гадко. И ещё я прям-таки возненавидела тётю Люду.
После её ухода отец посадил меня к себе на колени и сказал, что нам надо серьёзно что-то обсудить. Он почему-то стал говорить о том, как он любит нашу маму и как нехорошо будет нам расстраивать её. Короче, он просил, чтобы я не говорила, что у нас ночевала тётя Люда. Оставшиеся дни до приезда мамы мы провели в прекрасном настроении, отец водил меня на ёлки, мы катались на площади на санках с большой ледяной горы, которую каждый год заливали к новогодним праздникам.
И да, конечно же я не сдержалась и рассказала маме о визите тёти Люды и о моей ночёвке на полу кухни. Спустя несколько недель мама сказала, что папа уезжает в командировку в Казань. Собирали мы его все вместе, я помогала складывать вещи. Отец в эти дни не был похож на себя. Ходил понурый и невесёлый.
И вот он уехал. С нетерпением я стала ждать его возвращения. Сначала мама мне говорила, что он задерживается, и ещё раз задерживается, а потом призналась, что они решили развестись и жить отдельно. Помню своё первое настоящее горе, я рыдала, и мама плакала рядом со мной. Ёлка в тот год стояла у нас аж почти два месяца. Мы всегда с отцом её разряжали после Нового года, и это был первый год, когда снимать игрушки мы стали уже не с отцом, а с мамой.
Прошло уже столько лет, а я до сих пор думаю, что не расскажи я тогда маме про тётю Люду, мой отец никуда бы не уехал от нас.
