В Ире текла капелька еврейской крови. Всего четверть, но её хватило: мордовские болота разомкнулись и выпустили её в Израиль. Дело осложняла предстоящая свадьба. Жених Иры — круглолицый светловолосый и вечно бодрый Ваня не влезал в талмудический закон никаким боком. В посольстве Израиля Ире намекнули, что проще уехать незамужней. Ваню не желали видеть в земле обетованной. До неё не добирались и более достойные люди — праотец Моисей вёл людей 40 лет, напрямую общался с Богом, но тоже не дошёл.
Разразился бурный скандал. Его слышал весь двор.
— Свадьбы не будет! — кричала Ира.
— Будет! — кричал Иван.
Звенели тарелки. Из окна на пятом этаже, где Ира жила с родителями, вылетел букет роз. Розы летели, как маленькие бомбардировщики. Они взрывались алым в сером небе.
Ира уехала. Как в хорошем кино, Ваня гнался за поездом на мотоцикле. «Вернись! — кричал он. — Я всё прощу!» Ира плакала. Её соседка по плацкарту смотрела на неё участливо: «Уезжаешь, деточка? Хочешь котлетку, заешь горе?» — и она достала из фольги румяную котлету. «Свиная?» — робко спросила Ира. «Ещё какая! Из такой вот жирной свинюшки», — и соседка показала руками, какая жирная свинюшка была. «Нельзя», — Ира отвернулась к стене и разрыдалась пуще прежнего. Наутро она сменила поезд на самолёт, увидела облака и море, почти увидела Бога — так высоко летел блестящий аппарат — и вечером приземлилась в аэропорту имени Бен-Гуриона. Земля обетованная дышала фиалками, перебродившими фруктами и разноголосицей — так пахла новая жизнь.
Ваня остался среди мордовских болот. Любой другой пацан, которого кинули так жестоко, непременно бы запил. Но Ваня не пил никогда, его воротило от спиртного. Он ударился в спорт, стал бегать — три километра, пять, десять — стёр колени в пыль и заполучил грыжу. Мозг его лихорадочно искал пути воссоединения с возлюбленной.
В один из дней он решился. С утра сел за руль своей «шестёрки» — дедова наследства — и взял курс на областной центр. Адрес центра еврейской общины он узнал заранее. Найдя нужный дом, решительно постучал в дверь.
— Кто там? — строго спросили изнутри.
— Посетитель, — ответил Иван, дёрнул ручку двери и шагнул в неизвестность.
Он ничего не знал об Израиле, кроме того что неведомая страна увела его девчонку. Ему представлялось, что там живут джинны, злобные султаны и верблюды — как в сказках «1000 и одной ночи». Он ожидал увидеть джинна и в кабинете Центра. Но вместо свирепого ифрита сидела женщина в очках. Ваня решил не расслабляться: возможно, женщина и есть джинн.
— Я хочу узнать, как уехать в Израиль на ПМЖ, — выпалил он с порога.
— Очень интересно, — сказала женщина. — А позвольте вас спросить: вы еврей?
— Нет, — ответил Ваня. — Моя фамилия Иванов.
— Очень интересно. Но тогда позвольте спросить, зачем вам в Израиль?
И Ваня рассказал свою историю. Страна джиннов и верблюдов, сказал он, украла его возлюбленную, и если гора не идёт к пацану, то пацан сам раздвигает горы вручную. «Вы понимаете?»
— Понимаю, — сказала женщина. Она взяла с полки брошюру и написала на ней адрес.
— Это, — сказала она, — курсы изучения Торы. Если хотите в Израиль, вам придётся посещать их дважды в неделю. А это, — она помахала самой брошюрой, — очень важная книга. Её нужно будет изучить перед первым посещением курсов и потом изучать каждый вечер.
Книга называлась «Краткое содержание недельных глав Торы».
— И ещё, — добавила женщина, когда Ваня собрался выходить, — советую вам купить кипу и надевать её, когда пойдёте на курсы.
— Это поможет мне уехать? — спросил Иван.
— Возможно, — неопределённо ответила женщина.
Самая дешёвая кипа в магазине при еврейском центре стоила 450 рублей. Для того чтобы быть с любимой, Ване было не жалко любых денег. Вечером он примерял кипу перед зеркалом: за окном шёл косой октябрьский дождь, орали пьяными голосами люди.
— Что это ты делаешь? — спросила мама.
— Купил шапку на зиму, — соврал тот.
— Короткая, — мама покачала головой. — Уши отморозишь.
Книжка «Краткое содержание недельных глав Торы» тоже пошла тяжело. Ваня продирался сквозь толкования и вскоре заснул прямо за столом. Ему снилась пустыня Негев. Бородатые работорговцы увозили от него Иру. Ваня был полуголый и мускулистый, как Рэмбо. Ветер болтал красную рэмбовскую повязку на его голове. Он готовился устроить кровавый замес.
Однажды ноябрьским днём Ивана обступили дружки:
— Где ты пропадаешь?
— Записался на бокс, — соврал он.
К тому времени он уже одолел две главы из «Краткого содержания» и полтора месяца ходил на курсы. Курсы шли в обычной средней школе. Их вёл седобородый старичок. Ваня всеми силами стремился постичь древнюю мудрость. Но голос старичка был таким тихим, таким убаюкивающим, что уже вскоре Ивана валил колдовской сон.
— Куда ты всё время ездишь? — беспокоилась мама. Днём Ваня работал водителем на товарной базе. На курсы нужно было мотаться в областной центр — 200 километров в одну сторону и потом 200 в другую. Он так уставал, что иногда, валясь в кровать, забывал снять кипу. Мама сидела возле его кровати, внимательно разглядывала сына и читала над ним православный «Молитвослов». Она подозревала, что в его душе что-то происходит.
К Новому году Ваня отказался есть вместе с домочадцами.
— Понимаете, — он почесал голову и попытался объясниться. — Короче, Творец завещал нам… Он сказал… — и тут на ум ему удачно пришли строки из «Левита». — «Вот животные, которые можно вам есть из всего скота на земле: всякий скот, у которого раздвоены копыта и на копытах глубокий разрез, и который жуёт жвачку, того ешьте». А верблюда, тушканчика и свинью, короче, походу нельзя.
— Верблюда? — изумился отец. А мать перекрестилась.
— А сосиску? — спросил батя, отложив газету «Вечерний Гудок», где разгадывал кроссворды. — А винегрет? А пельмени?
— Не знаю я! Чего пристали! — рассердился Ваня и закрылся, хлопнув дверью, в своей комнате.
Заглянув к нему позже, мама увидела, что он сидит над «Кратким содержанием недельных глав Торы». Мама трижды плюнула через плечо и для убедительности перекрестила ещё и книгу. Ваня засыпал, а потому ничего не заметил. Со стены на маму строго посмотрел плакат с Ван Даммом.
Вскоре Ваня купил отдельную посуду.
— Нельзя, — сказал он, — готовить мясное и молочное в одной таре.
— Это ещё почему? — возмутилась мама и, кажется, впервые за много лет повысила на него голос. — Вот тебе борщ! Вот тебе сметана! А эту дурь из головы выкинь.
— Но мама… — взмолился Иван.
— Делай, как сказано, сын, — поддержал маму отец, который отгадывал кроссворд. — Кстати, если ты такой умный, то не знаешь, как будет «обезьяна с ярко окрашенными седалищными мозолями»? Шесть букв…
— Павиан, — буркнул Ваня и с великими внутренними стенаниями взялся за борщ. Кинул сметану в тарелку, где плавал кусок говяжьего мяса. Извинился перед Всевышним. Робко съел одну ложку: очень вкусно. Чувствуя, что Израиль удаляется от него всё дальше, доел до конца.2
Но хуже всего было в шабат. Старичок на курсах сказал, что в святой день субботы воспрещается делать многое, почти всё. В том числе — включать телевизор и свет: «Ибо это мелаха, грех — зажигание огня».
Уловки были повсюду. В свой первый шабат Ваня открыл холодильник, и свет внутри включился автоматически. Он грустно подумал, что день уже с утра летит ко всем чертям.
— Па-а-ап! — крикнул он. — Ты не мог бы отвинтить лампочку в холодильнике?
Отец крякнул и внимательно посмотрел на него:
— У тебя нет температуры, сынок?
— Мудрецы определили, — сказал Ваня и покраснел, — что зажигание лампы равно зажиганию огня. И хотя она не горит, как огонь, а только вольфрамовая нить в лампе нагревается при прохождении тока, решено было, что это тоже грех…
Отец подумал, потом сходил за отвёрткой и полез в холодильник.
— Давай договоримся так, сын. Матери об этом знать не обязательно, да? Побережём её.
Прикуривать от огня в шабат тоже было запрещено. Ивану, который завязал со спортом и от стресса стал тайком покуривать сигаретки, нужно было идти на улицу и просить огонька у прохожих. Если те протягивали зажигалку, он просил: «Пожалуйста, можете, поджечь сами?» Прохожие начинали подозревать неладное: «Ты, парень, какой-то странный. С тобой всё в порядке?» Вслед ему смотрели с недоумением.
Наконец, курсы закончились, и случилось самое страшное. «Мужчинам-евреям, — сказал старичок и внимательно поглядел на Ваню Иванова, — я бы посоветовал пройти священный обряд Брит-Мила».
Иван был единственным мужчиной на курсах. Уже по тону старичка он понял, что дело неладно.
— Как это? — спросил он.
И старичок растёкся обольстительной джиннской улыбкой:
— Обрезание!
По телу Ивана прошла холодная дрожь, уши запылали.
— Как обрезание? В смысле, отрезать всё?
— Зачем всё? Придёт опытный моэль экстра-класса и отрежет только ненужное — крайнюю плоть.
Ваня понял, что его загнали в западню.
— Это поможет мне уехать в Израиль?
— Возможно, — неопределённо ответил старик.
Договорились делать древний обряд через две недели. Ивану показалась слишком высокой цена, названная стариком, тем более что «опытный моэль экстра-класса» оказался его родственником. Ваня подумал, что родственник мог бы и снизить цену. Старик попытался успокоить его, сказав, что деньги на процедуру с лихвой отбиваются подарками и подношениями друзей. Последнее, что хотел делать Иван, — это приглашать друзей на своё обрезание.
Всю неделю Ване снились бородатые янычары, колесницы фараонов и его собственная писька. Она улетала от него, подобно тому, как стаи уток летят на юг. Ваня перестал есть.
Потом приехала Ира — сообщить маме, что она беременна и вышла замуж за гражданина Израиля. Срок беременности уже был большой. Ира ходила медленно и при ходьбе охала. Дворовые просили рассказать про неведомую страну. И тогда Ира тяжело усаживалась на скамейку, поглаживая живот, и заводила медовую речь: «В этой стране сок от инжира течёт по земле. В этой стране просыпаешься — и видишь синее небо без туч».
Ваня смотрел на Иру издалека. Он прятался, не решался подойти к ней. Но чем дольше глядел он на недавнюю любовь свою из засады, тем легче ему становилось. Будто какой-то пузырь с нарывом лопнул, и стало хорошо: легко-легко.
Вечером он вернулся домой, сварил свиную сосиску, пожарил яичницу и запил всё стаканом молока.
— Сы?ночка, — радостно встрепенулась мама, — а разве можно есть вместе мясное и молочное?
— Можно! — ответил Ваня с набитым ртом.
Мама с благодарностью посмотрела на православный календарь на стене. Она молилась о блудном сыне каждый день, и, кажется, теперь всё сработало.
Папа оторвался от газеты.
— Сынок, — позвал он. — А знаешь, как будет «советский ледокол», шесть букв?
— «Красин», — подсказал Ваня.
На Брит-Милу он не поехал.
© Михаил Боков
