Первый раз родной дядя Муса взял племянника на маттанзу, когда тому было десять лет.
Камил с нетерпением ждал этого события, всё думал, представлял, рисовал себе картины, как это будет происходить, не испугается ли он.
Поднялись ночью. Вещи заранее, с вечера были сложены в машине. Сначала доехали до Эль-Хаварии, - небольшого городка на север от Келибии. Потом свернули на юго-запад, и через семь километров были уже в Сиди-Дауде.
Рыбацких посёлков на побережье Средиземноморского моря десятки, если не сотни, но Сиди-Дауд был легендарным.
Родоначальник маттанзы.
В море вышли еще затемно. Пока плыли к месту, дядя еще раз напомнил Камилу, что такое маттанза.
Когда тунец идёт на нерест, его не остановить. Именно на эту особенность рыбаки его и ловят.
Специальным образом в море расставляются километровые сети. Пытаясь их обойти, косяк попадает в коридор из других сетей. Коридор постепенно сужается.
Пока косяк не оказывается в так называемой «комнате смерти».
Вход в которую закрывается, когда большая часть косяка вошла в неё.
Тунец в понимании неизбежной смерти творит что-то невообразимое: мечется во все стороны, извиваясь, высоко выпрыгивает из воды.
Будто это чем-то может ему помочь.
Самое большое впечатление на Камила тогда произвела даже не рыба, высоко подпрыгивавшая над их лодками, и не то, как рыбаки баграми убивали рыбу и затаскивали её в лодки.
А пара отчаянных смельчаков, бросившихся с ножами в это, казалось, кипящее варево из сплошной рыбы, и ударами налево и направо разящих насмерть крупные туши тунцов.
И как вода внутри этого котла постепенно становилась блестяще-красной от чешуи и крови.
Уже потом, в машине, когда ехали обратно, притихший было от увиденного Камил не выдержал и спросил у дяди, - Но почему они так лезут в этот мешок смерти?
- А что они могут сделать? – ответил дядя, - Сети так поставлены, что двигаться можно только по сужающемуся коридору вперёд.
Вздохнул, - Да, к смерти. Но на всё - воля Аллаха.
Когда через полгода Камилу делали обрезание, он вспомнил маттанзу.
Уж больно процедура напомнила.
Отец почему-то хотел, чтобы священнодействие произошло в Кайруане, в месте погребения друга пророка Мухаммеда Абу Дхама эль-Балаун в Зауйе Сиди-Сахб, или Мечети цирюльника.
От родного Суса ехали больше часа.
Особого впечатления мечеть на Камила не произвела. Такая же, как десятки других в Тунисе.
Хотя, если честно, ему было не до красот.
Он мрачно представлял себе, как ему отрезают кончик писюна.
Единственное, что ободряло, - всем же так делают, и никто не умер. Зато после этого с гордостью можно будет говорить, что он стал мужчиной.
По традиции сначала его из просторного двора мечети повели направо от минарета через вестибюль с колоннами в другой, меньший двор, из которого он уже вошёл в святилище Абу Дхамы. Затем его повели обратно к минарету, теперь они уже пошли налево, и вошли в небольшую молельную комнату.
Увидев там врача с инструментами, Камил весь сжался.
Но зажило быстро, и через пару дней Камил уже играл в футбол со своими друзьями.
А через год, неожиданно для самого себя, Камил увлёкся исламом.
То ли посещение Зауйи Сиди-Сахб так его впечатлило, то ли то, что там остался кусочек его родной крайней плоти, то ли длинные, но очень яркие и красочные рассказы дяди Мусы.
Первое, что его очень удивило: оказывается, в исламе семьдесят три направления, школы, толка, секты.
Весь сыр-бор начался в далёком шестьсот пятьдесят шестом году, когда после убийства третьего халифа Отмана власть Мухаммеда наследовал Али, двоюродный брат и зять Мухаммеда. Убийство Отмана было делом достаточно тёмным, после долгих распрей и кривотолков один из влиятельных родственников Отмана, губернатор провинции Сирии Муавийя настоял на организации суда, который и признал Али виновным.
После этого ислам раскололся на три направления: шииты были за Али и его потомков, сунниты взяли сторону Муавийи, хариджиты вообще не согласились с тем, что дело надо было решать судом.
Внутри шиитов тоже возникли разные течения: исмаилитов, карматов, ассасинов.
В свою очередь, у суннитов тоже сложилось четыре школы: ханифитов, шафиитов, маликитов и ханбалитов.
Когда дядя рассказывал всё это Камилу, тот почему-то вспомнил маттанзу. Похоже, только наоборот: казалось бы, из очевидного одного возникло множество.
Помимо трёх основных направлений, было еще много других ответвлений: суфизм, ваххабиты, тариката.
Последнее оказалось ближе всего к сердцу Камила. Может потому, что это понятие изначально предполагало благочестивый путь жизни для общения с богом.
Много позже Камил узнал, что главным стержнем движения является джихад против христиан и других неверных.
Квартиру для главного дела они арендовали в пригороде.
В Пуасси.
Удобно. За два квартала - станция электрички РЕР, через каких-то полчаса уже можно быть возле Гран Опера, в центре Парижа.
Дешевле, чем в городе, тихо, спокойно, ненапряжно.
Будь незаметной, серой мышью, и всё будет тип-топ.
Казалось.
…Кто сдал, кто заложил, так и останется тайной. Может - соседи, может, кто-то из своих, на чём-то пойманный, может - засланный человечек.
Сейчас-то, какая разница?
Сейчас надо срочно делать ноги!
Понял Камил, случайно взглянув в окно и увидев подъехавшие с визгом к дому две легковые машины и микроавтобус с надписью «полиция».
Он быстро сдёрнул резиновые перчатки, в которых работал, набросил курточку с неизменным капюшоном и рванул из квартиры через чёрный ход.
Вышел из дома через другой подъезд и быстрым, независимым шагом пошёл в сторону станции РЕР.
- Студент, опаздываю на лекции, - что не так?
Завернул за угол и мгновенно понял, - не так всё просто.
Квартал был оцеплен полицией и нацгвардией.
Шедший быстро, он сдуру, по инерции, сделал еще пару шагов, прежде чем резко остановиться.
И тем самым привлёк внимание легавых.
Двое высоченных нацгвардейцев из оцепления с автоматами наперевес пошли к нему, одновременно показывая, чтобы он оставался на месте.
Камила внезапно обдало жаром. Страх, казалось, ворвался в каждую клеточку его тела. И он не выдержал, сорвался.
Молодым гепардом бросился обратно за угол, - бежать.
Улица была пустынна, но широка. Камил понял, что здесь он как на ладони, и свернул в переулок.
Но топот и крики сзади тоже не отставали.
Через арку вбежал в какой-то двор, рванул дверь ближайшего подъезда. На удивление, было открыто. Не доверяя лифту, вихрем взбежал по лестнице.
И на последнем этаже услышал, что те тоже вбежали в подъезд. Благо, дверь на чердак была незаперта.
С пыльного, захламленного чердака Камил выскочил на крышу.
И сразу же понял, - конец!
Он попался.
Дом стоял далеко от других домов. На соседнюю крышу не перебраться.
Через несколько мгновений его схватят.
Хоть он и работал в перчатках, но следы взрывчатых веществ обнаруживаются легко. Да еще сопоставят их с недавним терактом на рю Буффон, - и всё.
А тюрьма - не для него.
Нет, не для него.
Вдруг из детства неожиданно всплыло воспоминание о его первой поездке на маттанзу. Как тогда его поразило, когда загнанная рыба, подпрыгнув высоко вверх в предсмертных судорогах, всё-таки изо всех сил пыталась уйти от неизбежного.
И когда на крыше появился первый нацгвардеец и наставил на него дуло автомата, Камил сделал несколько быстрых шагов, лихо, как паркурщик, оттолкнулся от края крыши, и громко крикнув, - Аллаху Акбар!, ушёл.
Навсегда.
Оставшись, как пелось в его любимой песне, - Forever Young.
Весь личный состав, бравший участие в спецоперации, получили нагоняй.
Как можно было упустить?
И вообще, - допустить!
Жерар, первым тогда выбежавший на крышу, долго не мог заснуть.
Вспоминая последний взгляд того смуглого пацана.
Интересно, откуда он?
Вроде бы и всё правильно они делали…а чувство какое-то странное.
Вроде не по себе.
Как любила приговаривать его бабулька по отцу из Сиди Дауда, - Камси-камса.
© Шева
