– Проходи, милый, проходи… – старушка впустила меня в прихожую, развернулась, и, удаляясь шаркающей походкой, растворилась в сумрачной глубине коммуналки.
Замок я, видимо, должен был закрыть сам. Справился кое-как, заторопился следом – в этом чудном лабиринте без провожатого недолго и заплутать. Запах подгоревшей еды и старой мебели, чьи-то пеленки, сохнущие на веревке под высоким потолком, в глубине квартиры слышны громкие голоса и плач ребенка… “Ничего, зато центр города, от универа два шага, а во втором семестре, глядишь, и место в общаге дадут”. Запнулся за что-то, тихо ругнулся. “Что-то” мяукнуло, сверкнуло зелеными глазами, скрылось в приоткрытой двери.
– Сюда, милый, сюда, – хозяйка съемной жилплощади повернула за угол, не по годам ловко увернулась от расставленных на полу вещей.
Мы прошли еще мимо нескольких комнат, снова повернули, и в темном тупичке уткнулись в старинные, резные полотна дверных створок.
– Фух… Устала! – провожатая прислонилась спиной к стене, стараясь отдышаться, – Дальше сам. Держи!
Протянула мне смешной, старинный ключ, с длинной трубкой и витиеватой головкой. Я хотел было вставить его в замочную скважину, но старушка перехватила мою руку.
– Эти открыты. Он от других дверей, там, дальше, – махнула рукой.
“Дальше?! Куда уж дальше…”. Я толкнул створку, она со скрипом поддалась. Еще один коридор! Уже без дверей по сторонам, с глухими стенами, без окон, с единственной лампочкой, висевшей на проводе с синей изолентой. Казалось, коридор был бесконечен, по крайней мере я со своего места не видел – где он там заканчивается? Впрочем, это лишь плохое освещение.
– Иди, осмотрись. Потом скажешь, что и как, понравилось, или… А я на кухню… Пойду… Чайку… Попью… – повернулась, зашаркала обратно.
“Что ж, в этом есть свои плюсы. По крайней мере, не слышно соседей, да и запахи ко мне, скорее всего, проникать не будут. Кроме того, обещан отдельный туалет!”. Я приободрился и ступил в пыльное царство дореволюционной архитектуры, причудливо менявшейся с каждым следующим поколением жильцов.
Десять шагов, пятнадцать… Двадцать, черт побери… А вот и моя комната. Черная дверь, ждущая смешной старинный ключ. Вставил его в замок, повернул. Щелчок едва слышимый, механизм провернулся плавно, легко, будто его недавно смазали. Открыл дверь.
Комната как комната, вполне удобная и уютная. После темного коридора кажется даже светлой. Окно двустворчатое, высокое, почти как в старинных дворцах! Видок, правда, не ахти – двор-колодец, все как полагается, как и следовало ожидать. Но нам на это нечего смотреть. Так, еще одна дверь… Ага, обещанный туалет. Не евроремонт, конечно, но вполне сойдет.
В комнате стояли шкаф, односпальная кровать, письменный стол, стул. Вся мебель не бог весть какая старинная, скорее советских времен, годов эдак пятидесятых-шестидесятых. Переживем.
Я нашел старушку на кухне, отдал ей обещанную предоплату, а вечером вернулся с вещами. Допоздна развешивал свои шмотки, раскладывал по полочкам в шкафу. Подмел, обтер пыль, проветрил комнату. Постельное белье использовал, конечно, свое. Надо бы кипятильник завести, или даже плитку одноконфорочную, чтобы каждый раз на общую кухню не бегать. Только бабке не показывать, а то ведь она не хуже комендантши в общаге – сразу выселит за такие дела.
Лег спать. Бывает, что люди на новом месте спят плохо, но это не про меня, я вырубился сразу. День выдался непростой, суетный, да и чем здесь заниматься вечером? Телевизора нет, вайфая тоже, и мобильный инет в “колодец” с трудом пробивается. Даже девчонку в гости привести постесняешься, в эдакую-то бастилию.
Ночью вдруг проснулся, сам не знаю, отчего. Уставился в потолок. Потом включил телефон, посмотрел – который час? Половина третьего. Повернулся на бок, закрыл глаза, стараясь снова уснуть. И когда уже готов был провалиться в небытие, сознание снова дернуло за тонкие тревожные струны. “Да что такое?”. Приподнял голову, вслушиваясь в тишину.
Шаги. Еле слышные, шаркающие. Сначала издалека, потом все ближе, ближе. Остановились у самых дверей. “Кто там? Старушке не спится?”. Ужасно не хотелось вставать, вылезать из под одеяла, но и позволять ей расхаживать ночью у моей комнаты тоже не стоит, лучше этот момент сразу прояснить, поставить бабку на место.
Когда уже откинул одеяло, спустил обе ноги на пол, она вошла сама. Без стука, не спрашиваясь. Старуха подтянула к себе стул, села на него. Она была в белой ночнушке, оттеняющей ее и без того бледное, сморщенное лицо. Огляделась по сторонам, будто впервые видела эту комнату, вздохнула. Кажется, она хотела мне что-то сказать, но так и не сказала. Поднялась, вышла из комнаты, тихо притворила за собой дверь. Шаркающие шаги медленно удалялись.
Сам не знаю, почему я ее не пристрожил, не объяснил, чтобы она больше так не делала. Встал, закрыл изнутри дверь на ключ, оставив его в замке повернутым на ребро.
Прошло две или три недели, никто меня больше не беспокоил по ночам, и я почти забыл об этом случае. Но однажды вечером вернулся из университета и снова застал хозяйку у себя в комнате. Она сидела на том же стуле, на этот раз в обычном домашнем халате. По лицу ее было видно, что она взволнована, и, как только я вошел, она встала, приблизилась.
– Открывать… Сегодня открывайт дверь! Ночью!
Старуха будто стала говорить с акцентом, коверкая слова.
– Что? О чем вы?
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Покачал головой, легонько подтолкнул ее к выходу.
– Послушайте, я плачу за комнату, чтобы меня никто не беспокоил. Если вы будете и дальше…
Она приложила костлявые пальцы к моим губам.
– Каждый год, в одну ночь… Мальтщик, ты должен…
– Все, что я должен, я уже заплатил. Если у вас тут какие-то ведьминские игры, то, пожалуйста, подальше от моей комнаты!
Выставил ее в коридор и почти закрыл уже дверь, как вдруг заметил в руке у старухи ключ. Глянул на замок. “Вытащила!”.
– Верните, пожалуйста.
Она несколько мгновений смотрела мне в глаза, потом медленно вытянула тонкую руку, вложила в мою ладонь ключ.
– Когда мы окружить ваш город, – заговорила тихо, почти шепотом, – Сюда отправили отряд. Особенные специалисты, майстер ирес хандверкс. Особенное оборудование. Была среди них. Мы хотели проложить путь… Для наших зольдатен. Прямо сюда, в центр города.
Я нахмурился, ничего не понимая. Старуха тем временем продолжала.
– Мы смонтировали аусрустун, свою технику в этом доме, замуровали в стенах, оставив между ними коридор, – опустила голову, – Только никто не смог пройти.
Кажется, она готова была заплакать, так сильно ее взбудоражили воспоминания. Или, скорее всего, фантазии.
– Извини, – погладила меня по руке, – Я отщень волнуюсь, когда рассказываю об этом.
Может, бабка впала в старческий маразм? Черт его знает… Не пора ли ей вызывать неотложку? А то стою здесь, как дурак, сказки слушаю.
Она вдруг глубоко вздохнула, преобразилась, снова став спокойной, почти равнодушной. Указала на ключ.
– Ночью выйдешь в коридор – не трогай стены, – говорила уже без акцента, не спотыкаясь, – Дойдешь до противоположного конца, откроешь дверь этим же ключем. Там машинное отделение. Я не знаю, где оно находится, но оно все еще работает, потому что двери каждый год открываются. Сделай так, чтобы машины сломались. Навсегда.
Старуха замолчала, отвернулась и побрела прочь.
“Точно сбрендила. Надеюсь, у нее есть родственники, и они, если что, не выгонят меня из комнаты до зимних каникул. Впрочем, стоит пошариться в инете по объявлениям, на всякий случай”.
Нужно ли говорить, что до полуночи я не ложился, а после, несмотря на все свои сомнения, встал и тихонько приоткрыл дверь. На первый взгляд ничего не изменилось – коридор оставался таким же. Противоположного конца не видать, но я уже знал – это лишь из-за плохого освещения. Вышел из комнаты, прошел несколько шагов. Вспомнилось “не трогай стены”. Протянул руку, но тут же отдернул ее. “Черт, стремно как-то. А вдруг и правда… Ладно, все это легко проверить”.
Уверенным шагом направился в сторону другой оконечности коридора. Прошел под одинокой лампочкой, все еще стараясь не касаться стен, хоть и посмеивался за это над собой. Сделал еще пять шагов… десять… Замедлился, а потом и вовсе остановился. “Что за ерунда?”. Двери в коммуналку по прежнему не было видно. Обернулся. Открытый вход в мою комнату, едва освещенный с этой стороны, еще был виден.
Никакого страха я не испытывал, было лишь недоумение и любопытство. “Ну хорошо!”. Упрямо двинулся вперед. Это было странно, нелепо и противоестественно, однако дверь впереди показалась лишь через несколько минут. Сколько я прошел? Метров четыреста? Пятьсот? Но я же прекрасно знал, что коридор совсем небольшой. А может, я заснул, и все это мне приснилось? Ущипнул себя за руку, закрыл и открыл глаза. Ничего не менялось.
– Чтоб тебя! – ругнулся вслух, – Это даже интересно.
Достал ключ, просунул его в замочную скважину. То, что дверь не та – не двустворчатая и резная – я заметил сразу. Она была из металла, подернутого пятнами ржавчины. Что-то было на ней написано, но краска облупилась, буквы потускнели, и разобрать надпись теперь было невозможно, хоть я и пытался. Кажется, она была сделана латиницей, за остальное поручиться нельзя.
В отличие от моей двери замок здесь провернулся с большим усилием и скрипом. Достал ключ, положил в карман. Толкнул дверь. Сразу же заложило уши от монотонного гула. Передо мной была небольшая лесенка из трех ступенек, я спустился, всматриваясь в окружающий меня сумрак. Воздух здесь казался спертым, помещение явно не проветривалось, и был еще какой-то, едва уловимый, запах. Машинное масло. Да, это был запах машинного масла.
С потолка лился слабый свет. Лампа была странной, словно в трубку люминесцентной запихали длинную нить накаливания, и горела она бледно-оранжевым светом. Вдоль стен помещения, насколько я мог разглядеть, стояли металлические шкафы. На их поверхности, словно декорации старого фантастического фильма, были многочисленные аналоговые индикаторы и шкалы. Но от декораций все это отличалось тем, что оно… работало! Стрелки вздрагивали, цифры менялись. И эти надписи… Снова латиницей.
– Да ну! Не может быть.
Я не полиглот, с трудом английский осваиваю, да и по-русски пишу с ошибками, но ума хватило, чтобы понять – это немецкие слова. И бабка – когда сбивалась от волнения – она же говорила… на немецком? “Ох ты ж мать твою так…”.
Представив себе на секунду, как я даю интервью федеральным телеканалам о том, что нашел секретное немецкое оружие времен второй мировой, я опрометью бросился обратно. У самой лесенки притормозил, взгляд мой упал на груду тряпья, лежавшую в углу. Из под тряпок выглядывало что-то белесое.
Потянулся, отдернул, разворошил… В страхе отпрянул, чуть не упав на спину. На меня смотрел пустыми глазницами человеческий скелет.
Я сглотнул, заставляя себя выйти в коридор. “Почему же они не смогли пройти в город?”. Быстрым шагом, переходя иногда на бег, добрался до комнаты. По пути уже хотел звонить, и даже стал придумывать – куда для начала: местным журналюгам, в полицию, или, может, в городскую администрацию? Но вспомнил, что телефон с собой не взял.
На пороге комнаты вытянул руку, нахмурился, глядя на старые обои, которыми были оклеены стены коридора. “Что я всем скажу? Ребят, заходите, только бабка, которая все эти годы прятала проход, сказала не трогать стены. Почему? А я не знаю”. Не успев опомниться, коснулся стены рукой.
Пальцы вдавили обоину на несколько сантиметров внутрь, будто та была из тонкой резины. Я набрался смелости и надавил сильнее… Моя рука потемнела. Кожа мгновенно огрубела, покрылась чешуйками, фаланги пальцев вытянулись, ногти заострились. Я вскрикнул, отпрыгнул в сторону, хватаясь другой рукой за ту, что менялась на у меня на глазах. Через мгновение решился снова взглянуть на нее. Кожа еще была темной, но светлела на глазах, пальцы и ногти снова стали прежними.
Я прерывисто вздохнул, с облегчением вытирая выступивший на лбу пот. И заметил краем глаза, что стена, в том месте, где я ее коснулся, тоже изменилась. Она теперь напоминала стекло, на котором пропадал, растворяясь, рисунок пожелтевших от времени советских обоев. За тонкой и мягкой перегородкой, которая минуту назад казалась твердой стеной, показался другой, чужой мир. Наполненный существами с темной, чешуйчатой кожей, с острыми когтями. И все они в один миг обернулись, словно только сейчас заметив открывающийся проход в наш мир.
Кажется, я ни разу в жизни не визжал таким звонким, почти девчачьим голосом. Отшатнулся от полупрозрачной стены, попятился, уперевшись в стену напротив. Поздно сообразил, что сзади такая же резиновая мягкость. Отскочил и от нее, но успел заметить, что кончики пальцев которые ее коснулись, приобрели на мгновение разноцветный блеск и прямые грани хрусталя. По стене расползалось еще одно пятно, открывая другой, режущий глаза своим блеском мир, и в нем тоже что-то шевелилось, подползало ближе…
В ужасе от того, что натворил, я со всех ног бросился в машинное отделение. Господи, как я быстро бежал! Позади раздались звон и рычание. Надеюсь, эти твари схлестнулись друг с другом, и это остановит их на какое-то время. Сколько еще миров можно открыть, касаясь пальцами стен?
Добежал, кубарем скатился по ступенькам, захлопнув за собой дверь. Сможет ли она их сдержать? Стоп, сейчас есть вопрос поважнее… Как отключить машины, поддерживающие проход?! Кроме шкал и циферблатов никаких кнопок, рычагов. Я судорожно шарил руками по холодному металлу, перемещался вдоль шкафов, высматривая хоть что-то, напоминающее рубильник.
За дверью раздался вой, потом снова рычание.
Я вдруг вспомнил о неизвестном, встретившим здесь свою смерть. Он ведь был военным. Бросился к его останкам, не стесняясь стал шарить среди полуистлевшего тряпья, наткнулся на что-то твердое. Кость? Нет, приятно холодит кожу. Вытащил, посмотрел ближе. Пистолет! Да!
По металлической поверхности дверей заскребли.
Очень хотелось верить, что оружие выстрелит. Направил на один из циферблатов, попытался нажать на спусковой крючок. Ничего не произошло. “Предохранитель! Там должен быть чертов предохранитель!”. Раньше я никогда не пользовался огнестрельным оружием, лишь приблизительно представляя, как оно работает, да и то по голливудским боевикам. Все-таки нашел рычажок, перещелкнул его, с трудом потянул на себя затвор.
Нет. Ничего. Нажатие на спусковой крючок – и никакого эффекта. А что еще ожидать от пистолета, пролежавшего без ухода десятилетия? В ярости ударил по циферблату рукояткой оружия. Стекло разлетелось вдребезги, тонкая стрелка погнулась, жестяная подложка с нарисованными цифрами провалилась внутрь шкафа, открыв небольшое отверстие.
По двери стукнули так, что на ее поверхности появилась внушительная вмятина.
Я, словно сумасшедший, стал разбивать все индикаторы, шкалы… Наконец в одном из отверстий, появившемся на месте разбитого прибора, разглядел несколько проводков, до которых мог дотянуться. Подцепил их пальцем, потянул на себя. Довольно тольстые, перекусить или разорвать нечем, кроме как… Решился, взял в зубы и рванул. Два разорвались, третий не поддался. Я хотел было расправиться и с ним, но, видимо, случайно замкнул уже разорванные. Хлопок, сноп искр… Меня отбросило в сторону.
Дверь едва держалась, готовая вот-вот слететь с петель от нескончаемых ударов.
Но гул машин уже изменился, он стал на тон выше, напряженнее, я заметил, что целый ряд стрелок сместились в красную зону. Успею ли найти еще одно уязвимое место? Вряд ли. Отошел в дальний конец машинного зала. Еще пара ударов, и… В этот момент все приборы зашкалило, стрелки прыгнули сначала в одну сторону, потом в другую. Гул перешел в вой, перекрывающий жуткое, звериное рычание за дверью. От хлопка и появившегося вслед за ним пучка молний выбило одну секцию металлического шкафа. Потом другую, третью… Я бросился на пол, закрыв голову руками.
Все стихло минут через пять. Помещение было затянуто дымом, воняло горелой резиной и пластмассой. В кромешной тьме я поднялся, спотыкаясь на обломках добрался до измятой двери. Кажется, с той стороны тоже было тихо. Сумел повернуть ключ и рывком распахнуть дверь. Коридора не было. За дверью не было вообще ничего, лишь спрессованный глинистый грунт.
Я провел несколько часов, на ощупь обыскивая свою темницу. Где-то там, в нормальном мире, уже, наверное, было утро. Как мне удалось нащупать маленькое отверстие еще одной замочной скважины – я до сих пор не понимаю. Вторая дверь в противоположной стене была так идеально подогнана, что обнаружить ее края, щели было абсолютно невозможно. Открыл ее тем же ключом. По винтовой лестнице поднимался этажей десять, потом еще искал выход из бетонного бункера, и, наконец, вывалился из него на траву. Вокруг шумел лес. Прохладный сентябрьский воздух пьянил, но поднимающееся солнце обещало теплый день.
Я не попал на экраны федеральных каналов. Только на страничку одной газеты, слегка желтоватой. Да и то в качестве чудаковатого грибника, вышедшего из леса после трехдневных скитаний. Вернулся в город, в свою съемную комнатенку. Коридор к ней выглядел вполне обычно, только обои в нескольких местах оказались разорваны. Я съехал на следующий же день, оставив старушке весь задаток. Она ничего не спрашивала, только сказала на прощанье “данке”.
Александр Прялухин
