Знаете, дорогие друзья, что-то на самом деле изменилось на планете.
Такое ощущение, что Бог где-то в начале XXI столетия всё-таки полюбил человечество — ну или по меньшей мере стал относиться к нам значительно мягче.
Вот сейчас судьба наслала на нас первую за многие десятилетия глобальную пандемию — все бьются в экстазе, певички рассказывают СМИ про свои дизайнерские маски, эксперты, отпущенные на каникулы, переквалифицировались из обычных политологов в инфекционисты, вырвавшиеся на свободу внутренние хомяки душ оттопырились на годы вперёд, над вымершими в хорошем смысле мегаполисами летают киберпанковские надзиратели.
Но чёрт побери. Средний возраст жертвы этой пандемии находится далеко за линией средней продолжительности жизни. Даже сейчас. А если учесть, что средняя продолжительность жизни в течение истории человечества была лет 35-40, то всё выглядит совсем специфически.
Да если бы нашему далёкому предку — скажем, жившему в середине XX века — сказали бы, что мир парализовала чума, безжалостно косящая значительный процент старичков около 80 лет, имеющих хронические заболевания -
далёкий предок сначала посмотрел бы нас подозрительно, а потом заржал бы как конь.
Далёкий предок, которому, положим, в 1950 году был сорокет, имел за спиной:
- в раннем детстве — Первую мировую войну, шеренги солдат на улицах, тревожные слухи о перебоях с хлебом.
- в семь лет — революцию, тиф, снова революцию, и да, хлеб вдруг куда-то исчез.
- в девять лет — снофа немного тифа плюс оспа и испанка, голод на Волге, окончание мировой войны, расстрелы, погромы, банды по городам и сёлам, облавы, кто-то прячет зерно.
- в двадцать лет — неурожай, голод, мировая великая депрессия, и фантасты, поедая по своим коммуналкам вареную картоху, пишут о светлом будущем, в котором герои сколько угодно едят «вкуснейший паштет и диетические яйца» перед тем, как поехать в Центральный Совет Электромашин на звенящем бесплатном электрическом трамвае.
- в тридцать лет — война, призыв, эвакуация или оккупация, голод, дороги, гибель в бою, в плену или в тылу от голода, картины высочайшего героизма и гнусного предательства, и снова голод, и привычные картины развалин и останков.
- в тридцать пять лет — карточки и огромная тяжёлая работа по восстановлению разрушенного, и ежедневный проход по улицам, на которых стоят видимые одному тебе призраки бывших домов, и прогулки по паркам, в которых бродят видимые одному тебе призраки убитых сверстников и знакомых.
Отсмеявшись над нашей трагедией, наш предок сделался бы серьёзен и спросил бы:
- Дети-то в порядке?
И услышав, что дети в порядке, он сказал бы совершенно искренне:
- Слава Богу.
