Я не помню, откуда они приехали в наше село. Учительская семья, он — преподаватель русского и литературы, пишущий стихи и песни, она — учитель истории. История тогда была одним из моих любимых предметов, это был пятый–шестой класс. Даже олимпиады выигрывал. И пёс с ними. Не о том речь. С ними приехала ОНА. На год старше меня. Коса до ягодиц, причём, коса, а не косичка. Голубые глаза, слегка навыкате. Немного странная осанка, в выкаченной вперёд, вполне оформившейся, грудью и немного отставленной назад попкой. Наташка.
Я был сражён наповал.Когда она проходила мимо, я терял дар речи.
Об ту пору ежедневная компания моя состояла из двух человек. Ванька, на год моложе, и Димка, на год постарше. Димка страдал какой–то нетяжёлой, к счастью, формой ДЦП, у него были слегка нарушены координация и речь — но нам это не мешало ни разу. Да и не обращали внимания, если честно. Он такой же, как мы — и точка.
Естественно, моя влюблённость не могла остаться незамеченной. Но — никаких насмешек. Напоборот, и Ванька, и Димка со временем влюбились в Наташку тоже. Но и соперничества между нами не было. Такая вот любовь)
Зато было соперничество с ещё одним поклонником, по кличке Беля, и его дружком и адъютантом Мусей. И всё равно, всё по–джентльменски, даже до драки ни разу не дошло.
Наташке такое внимание льстило, конечно.И пугало порой. А как не испугаться...
Подарки.
Что может подарить пятиклассник своей избраннице? Это село, напоминаю.
Ящерицы. Ужи. Черепахи. Надо сказать, что из всех этих шикарных презентов Наташка согласилась взять в руки только черепаху, и то — с опаской.
Привлечение внимания.
Спёр у деда пачку пороха. "Белый медведь", дымный. Интернетов об ту пору не было, а поэтому во многих домах было энное количество открыток, полученных к праздникам со всех концов страны. Открытка накручивалась на карандаш или ручку, и получалась картонная трубочка, один конец которой загибался и перематывался нитками. После внутрь насыпался порох, загибался и заматывался второй конец трубочки. Посредине шилом делалось запальное отверстие, куда, тем же шилом, наталкивалось немного серы со спичек. Ещё три–четыре спички приматывались нитками же в рядок, так, чтобы крайняя головка была точно над запальным отверстием. Чиркаешь крайней спичкой (с другого края рядка, разумеется) о коробок, и кидаешь взрывпакет в сторону. Неплохо бахало.
Да. Накрутили это мы взрывпакетов, значицца. Грохот на полсела) Наташка идёт. А зима. Крымская такая зима, почти вся — мокрая и грязная. А у Наташки сапожки финские резиновые, красные такие, на белой подошве. И я кидаю в её сторону взрывпакет.
Я не знаю, почему он не взорвался сразу. Но не взорвался.
Картина, которая врезалась в память: Наташка, в красных сапожках, и возле неё картонный свёрточек. И она наклоняется, чтобы его подобрать. Небось решила, что там любовное послание.
И тут взрывпакет йобнул.
Дым, вонь, огонь... мы ударились в бега. Наташка не пострадала совсем, к слову. И не нажаловалась родителям. И даже не обиделась, хоть и явно испугалась.
Ну да ладно. Любовь продолжалась и крепла.
Наступило лето. А у Наташкиных родителей была в наличии коза. Вонючая тварь и бодливая сволочь. И козу эту Наташка выводила на выпас. Вывела, воткнула в землю колышек, привязала — и пасётся тварь подлая. Не Наташка, в смысле, а коза. А лето–то крымское. И ближе к середине июня трава уже подвыгоревшая и подсохшая.
И тут меня осенила идея. Нет, не так — ИДЕЯ! Рано утром я сорвался из дома, и за пару километров, на берегу речки–переплюйки, почти высохшей к тому времени, надрал целый мешок зелёной и сочной травы. И повёз на велосипеде к месту, куда должны были Наташка с козой прийти.
Вот я и подошёл к кульминации своего рассказа.
Они были уже там. Обе. И когда я вывалил траву на землю, рядом с моей любимой, коза рванула к этому деликатесу, как скаковая лошадь к финишу. И боком толкнула Наташку. Наташеньку. Принцессу мою.
И Наташка, от неожиданности, видимо, пёрнула. Громко.
И этот выстрел из главного калибра убил мою любовь. Сразу. Наповал.
Потому, что принцессы — не пукают, сука! Не пукают!
