Нас тут пять человек: есть наемный капитан, старпом, кок, ну и мы с Эльдаром (о нем чуть позже). Как мы тут оказались? Я в октябре 2018 года поехала на Бали показать крестнику океан: он никогда его не видел. Ну и начала пробовать серфинг и залипла в нем так, что почти на год осталась в Индонезии — Эльдар меня тренировал. Он серф-инструктор.
В марте 2019-го мы поехали на Мальдивы кататься, и там нам на глаза попался дедуля на шикарной парусной яхте. Мы в шутку заговорили, что классно было бы взять лодку, поехать поискать, на Мальдивах же тысячи островов. Неизвестные волны, на которых нет народа, для нас самое главное — чем меньше людей, тем лучше.
Приехали в Россию, начали искать лодку. Сначала хотели однокорпусник, обычную лодку, но поговорили со знающими людьми и поняли, что надо брать катамаран, чтобы не пид*расило сильно в океане. Посмотрели несколько, это была третья лодка, она сразу же подошла. И в ноябре я яхту купила в Черногории. Ноябрь, декабрь, январь, февраль мы ее доделывали, потому что лодка была чартерная, и она была в так себе состоянии.
Я вообще давно хотела, я много об этом думала: что классно по миру, вокруг света, на лодке, компанией.
Я арендовала в 2018 году лодку на Балеарах, мы там гоняли между островами: Ибица, Пальма-де-Майорка, Форментера. Но мне это казалось очень сложным процессом, так что я думать-думала, но ничего не предпринимала. Эльдар очень деятельный, он за это так плотно взялся — я бы, наверное, до сих пор думала.
С началом весны, 4 марта, мы стартанули на Мальдивы. Рассчитывали, что за полтора месяца дойдем, и все у нас будет здорово, но получилось то, что получилось. За нами один за другим начали закрываться порты: мы пришли на Крит — а между Албанией и Грецией мы потеряли где-то правый винт, он просто отвалился — вот мы зашли на Милос, попытались найти правый винт, Милос оказался дырой, мы пошли на Крит. Только мы оттуда ушли — греки закрыли Крит. Потом мы дошли до Порт-Саида в Египте, это морские врата Египта, вход в Суэцкий канал — и там уже стало более заметно: они попросили маски, поднялись на борт, померили температуру. Но тоже это было еще довольно лайтово. Мы вышли из Порт-Саида, и за нами закрыли Порт-Саид.
Мы посмеялись, что везде проскакиваем — и радостно пошли дальше. Прошли Суэцкий залив, и нам понадобилось топливо, к тому же вода заканчивалась. Мы пришли в Галиб, в Галибе нам сказали — идите на фиг. Пошли в Марса-эль-Алам — нам сказали, что порт закрыт и что перейти границу невозможно. Тогда мы словили первую легкую панику: воды мало, топлива тоже, впереди 2500 миль и Аденский залив ебу*ий с этими сомалийскими пиратами. Мы тогда вышли из ситуации, там местные ребята оказались предприимчивыми и все нам привезли.
Потом мы провели три недели без связи. Нам писали на гарминовский приемник, что Судан закрыт, Джибути закрыт, Эритрея закрыта — и тогда стало ясно, что вирус — это серьезная х*йня, что мы его недооценили. В Джибути я приняла решение лодку разворачивать: как раз по дороге туда мы встретили испанца-яхтсмена, который заканчивал кругосветку, и он сказал, что Мальдивы тоже закрылись. Потом нам знакомый с Мальдив написал, что закрылись они основательно и капитально, и не факт, что там получится даже еду нам доставлять. А идти в никуда тоже не хотелось.
Мы решили идти обратно в Средиземное море. Я написала брату, и он начал нашим вопросом заниматься. Ситуация почти безвыходная: все порты закрыты, границу пройти невозможно. На землю не сойти. Единственный вменяемый ответ нам дала Турция: мол, приходите, две недели на карантине — потом, может быть, вход в порт. В Россию идти не получается: по нашим законам, если лодка под иностранным флагом, нужно вносить обеспечительный платеж — 38% от стоимости. Это очень много — около 65 тысяч евро.
4 мая нам отказала во входе и Турция. Египет у них все еще в списке запрещенных стран, а наш последний порт — Порт-Саид. То, что мы провели полтора месяца в море и физически не могли нигде подцепить вирус, аргументом не является.
Пока пьем. Завтра будем думать, что делать дальше.
Живем мы по-разному, в зависимости от того, идем мы или стоим. Если мы стоим, то тут ничего особенного: каждый встает, когда хочет, готовит сам себе завтрак, обед у нас готовит кок. По мелочи лодкой занимаемся, где-то помыть, где-то подделать, воды долить. Книжки читаем, кино смотрим — ничего особенного. Наконец дошли руки, некоторые книги годами висели, я их покупала и забывала. Подруга из меня сценариста пытается сделать, я там пописываю какие-то сценарии. На укулеле учусь играть — получается так себе, но хоть что-то.
А если мы идем, то это вахты, по два часа. Три в день: у меня с 6 утра до 8, потом с 12 до 14, потом с 20 до 22. Надо собираться, выходить и смотреть за обстановкой, если вокруг много лодок: ни с кем не столкнуться, ни в кого не врезаться. Если стоит парус, то смотреть за парусом: если поменялся ветер, парус нужно переставлять на другую сторону — иначе его заполощет, он может порваться. За курсом следить. Я встаю в 5:30, делаю кофе, иду сменять капитана. После смены с Эльдаром в шахматы играем или в слова — никогда в жизни в шахматы не играла, это он меня тут научил.
В час мы обедаем. Рыбу ловим, когда ловится: у нас есть тут фанат рыбалки, по дороге туда 11-килограммового тунца поймал.
Мы тут учимся: за два месяца научились под парусом ходить, под мотором ходить. МППСС (Международные правила предупреждения столкновения судов в море) нам только никак не даются, морские правила — таким языком написано, как корова ссыт: много, мутно и в разные стороны. Остальное все интересно: поднять парус, убрать парус — это круто, конечно. Мы уже точно спокойно по Средиземке можем ходить сами. В этом была одна из мыслей: научиться, получить права и, дойдя до Мальдив, делать какие-то серф-трипы. Насколько сейчас эти мысли осуществимы — непонятно: наверное, не очень. Но знания и умения пригодятся.
Качели. Я таких эмоциональных качелей в жизни не испытывала. То «бл*дь, все так круто, мы тут на свободе, ветер-море-солнышко!», то в какой-то момент прибивает так, что кажется, хуже быть просто не может, что все, пиз*ец, вот это замкнутое пространство. Да, у каждого своя каюта, в ней можно закрыться и посидеть, но это все же постоянное присутствие незнакомых людей. От которых ни уйти, ни скрыться — некуда. Нас по очереди всех накрывает, так мы и хромаем — домиком.
Это очень тяжело: я привыкла, что в любой момент развернулась да ушла. А тут это сделать невозможно. Я вот гулять очень люблю, а тут я не могу выйти, не могу пройтись. Не могу в кино сходить. Очень тяжело, что моя семья в Москве, потому что у нас близкие отношения — я к ним езжу, мы пьем вино, в игры настольные играем, племянники — у меня их двое, брат. Родителей у меня уже нет. Мои друзья — они часть нашей семьи. Я только тут поняла, как они все для меня важны, как сильно я их люблю. Когда три недели не было связи, это был просто пиз*ец, я тут рыдала вечерами. Пересматривала видео, как мы в Куршевеле тусили, все эти «Магнумы», шампанское, наши поездки в Териберку за северным сиянием — как будто это жизнь, которая потеряна, которой никогда больше не будет. Как будто мир на голову падает. Сидишь и думаешь: неужели этого никогда, бл*дь, больше не будет? Сижу, и у меня опять вот сейчас слезы накатываются.
Потом ничего, выравнивается. Потому что — ну а чего распускать? Они никому тут не нужны, и это правильно: на других людях висеть соплей? Самой справляться надо. В такие моменты ничего не помогает: ни укулеле, ни книги, да ничего вообще. Как у Чехова — прекрасный день: то ли чаю выпить, то ли повеситься. Тут есть, с кем поговорить, и мы с Эльдаром друзья — но не настолько близкие.
Сейчас полегче: мы стоим, птички поют, море чистое, уже даже и смешно в какой-то мере. Что и говорить, встряли мы знатно. И с этим вирусом, и с этой ситуацией. Ну и в 35 лет по ночам едой контрабандой затариваться — это забавно. Я еще трусиха жуткая, такие штуки в новинку для меня. Как мы эту воду, еду искали, ночью, у каких-то местных рыбаков. Есть что вспомнить.
Жилье у меня есть, обязательств… да нет никаких. Но мне очень хочется к семье, к брату, к его детям, и даже к нашему толстому коту Додику мне тоже хочется. Но я не знаю даже — смогу ли я потом оттуда выехать? Как говорят сейчас, идея на полтора-два года засесть в России меня пока пугает. Но я решила, что пока об этом думать не буду: пока мы не видим очереди из стран, которые готовы нас пустить и отправить в Россию.
Если бы, конечно, ребята сюда приехали, можно было бы и не возвращаться.
Я работала в банковской сфере всегда. Последние четыре года у меня еще был свой благотворительный фонд «Оживи мечту», 85 историй мы сделали за это время: нам присылали деток, а мы исполняли их мечты — разные, не то чтобы айфон или телевизор, а готовить научиться, собачку, с футболистом «Зенита» познакомиться.
У меня был кардинально другой образ жизни. Мы гоняли в Курш, пили «Вдову Клико», я ходила на мероприятия с дресс-кодом black tie в вечерних платьях, на каблуках. Я привыкла лечь в ванну, зажечь ароматические свечи, пену пустить. А сейчас мы экономим воду, чтобы помыться.
Как я это ощущаю? Ну, пафос-то с меня подслетел. Может, и правда не нужна вся эта внешняя атрибутика с «шанелями» и «лабутенами»? Нет, эстетику-то свою я не растеряла, мне все равно хочется, чтобы вокруг было красиво, вокруг было стильно, но… Так ли это важно? Вся эта напускная история? Не могу сказать, что все, я ухожу в аскетизм — наверное, такого никогда не будет. Но так ли это важно?
Я же всегда считала себя суперзвездой, только что через жопу солнце не светило. А когда вот так вот отстраненно смотришь на некоторые свои поступки, становится очень за себя неловко. То, что мне казалось вполне естественным, теперь я понимаю, что я была, конечно, человек-говнецо. До меня дошло, что я не самая крутая в этом мире — и внезапно от этого стало как-то полегче. Я признала, что я не все делаю круче всех — да я даже не все делаю хоть сколько-то хорошо. И это нормально. Пришлось признать, что я очень многого не знаю. И многого не умею. А раньше я не могла себе позволить нигде облажаться. Сейчас я понимаю, что идеалы — это, в сущности, мертвая субстанция.
Я тут впервые за два месяца дорвалась до шампанского. Вы не представляете, какое оно было вкусное. Когда у тебя под боком магазин, в квартире — винный шкаф, и там всего полно, это вообще не ощущается. Здесь все вкуснее (еда, напитки), что ли. Наверное, это психологическое.
Второе, что меня впечатлило — когда мы после месяца на лодке впервые вышли на землю. Причем нелегально: нам агент написал, что граница закрыта, вас никто не выпустит. А нам заплатить надо за проход канала. Говорит, по безналу не работаем. Я присела: ну, думаю, все, пошлют нас сейчас — канал-то бесплатно не пройдешь. Но ребятки жадные оказались, и нас в город вывезли — к банкомату. Мы постояли полчаса на земле, и это так невероятно было: обычно стоишь и стоишь, ходишь, гуляешь — а тут прям прыгать хотелось, до неба скакать.
Я бы хотела сейчас где-нибудь пристроиться, привести лодку в нормальный вид, паруса поменять на синие, эстетику сюда добавить. Хотелось бы… Может, и в кругосветку. Я всегда мечтала, это прям с детства мечта моя была. Мы когда испанца этого встретили, яхтсмена, он так круто выглядел: загорелый, в бандане, у него все там прямо, палуба тиком сделана, в шортах — такой, знаете, как с картинки, как из кинофильма вылез, как с экрана спрыгнул. Это просто фантастическая история.
