Надо же было приключиться такому счастью, чтобы во время службы в отдельно стоящем пятом броне-копытном зенитно-ракетном дивизионе попасть в подчинение к начальнику штаба. Вечным рабочим по кухне и то лучше бы было.
Солдат и сержантов в дивизионе всегда было не более 40 человек, но не было ни одного, кто бы что доброе мог сказать про начальника штаба. Да что там рядовые, тихой ненавистью его все офицеры ненавидели, но и они ему ответить ничего не могли – все-таки целый майор. По званию с ним только командир дивизиона был наравне.
Дрючил начштаба всех подряд за самую малейшую провинность, при этом по части соблюдения дисциплины был далеко не ангел. Мог в расположение пьяный прийти, устроить общее построение и в течение часа толкать речь про тупых и дегенеративных защитников Родины.
Тип был, конечно, мерзкий, но и с ним нашли способ борьбы – на него просто не обращали внимания. Начштаба что-нибудь скомандует, а это либо не делают, либо делают наполовину. Майор злился от этого и… гад такой, на мне злость свою срывал. А на ком еще, если я у него единственный в прямом подчинении. Остальных хотя бы командиры отделений могли отмазать, а меня никто.
Как-то начштаба устроили мне разнос по части нечищеных сапог. А откуда им быть чищенными, если весь день по расположению носишься. Забетонированы только дорожка перед казармой и плац, а все остальное глина и песок, да еще раскисшие после осенних дождей.
Начал он мне лекцию читать, что, мол, воин типа меня обязан содержать себя в чистоте и порядке, подшиву менять каждый день, а сапоги чистить сразу после их загрязнения.
Тут уже я не выдержал:
- Товарищ майор, у вас самого тогда почему сапоги такие будто вы из болота только что выползли?
Таких матов и такой театральной истерики за два службы я больше не видел.
А начштаба действительно всегда ходил какой-то замызганный, рубашка не свежая, китель в пятнах, а сапоги это вообще песня – без слез на его хромовые сапоги смотреть было нельзя. Скорее всего, чистил он их с кремом в лучшем случае раз в неделю, все остальное время просто тряпочкой протирал. Кто в сапогах ходил, знает, что залог их хорошего вида состоит в регулярной чистке – сначала от грязи с помощью тряпки и щетки, а затем с кремом и помощью уже другой щетки.
После этой моей фразы начштаба смотрел на мои сапоги с удвоенным вниманием. За любое пятнышко грязи воспитательная беседа и наряд вне очереди.
Как-то сцену очередной выволочки за грязные сапоги увидел рядовой Ахмеджанов. Он был вечным дежурным на кабине связи и поэтому в казарме появлялся очень редко. Он мне и говорит:
- Давай сапоги тебе загладим, никакая грязь на них приставать не будет!
- В смысле загладим? – спрашиваю.
- Утюгом и эмолином, - отвечает. – Тащи вечером на кабину ко мне утюг и две банки эмолина и сделаем.
Тут мне самому интересно стало – утюг и сапоги у меня в голове вообще никак не сочетались.
Пришел на кабину, как договорились. И начал наблюдать за действом.
Оказывается все просто: Ахмеджанов обычной ложкой нагребал эмолин из банки, наносил более-менее ровным слоем на сапоги и затем гладил горячим утюгом. Банка крема на один сапог. Управился он быстро – в казарме еще продолжали программу «Время» смотреть.
- Не трогай их сейчас ни щеткой, ни бархаткой, пусть ночь они постоят, а там просто сухой щеткой и бархаткой заполируешь и будет самое то, - напутствовал он меня.
Поблагодарил я его и пошел обратно, особо не веря в успех – сапоги так и остались черными, ну разве что чутка почернее стали, а так ничего необычного я в них не заметил.
Утро сделал все как сказал Ахмеджанов и когда вышел из казармы на солнечный свет… чуть не ослеп от их блеска. Они натурально сияли от подошвы до верха голенища.
Стою в строю в первой шеренге, а на плац выходит начштаба и по глазам его красным от похмелья вижу, что он смотрит он именно на мои сапоги, и смотреть ему больно, то ли от яркого блеска, то ли от того, что сам-то он явился в сапогах протертых сухой тряпочкой. Тьфу, позорище!
После этого мне оставалось служить еще полгода, но чтобы начштаба сказал хоть полслова за сапоги – ни-ни! Молчал как рыба об лед.
А сапоги мои действительно получились на загляденье – на них какая вода и грязь не держались, они с них просто скатывались и даже следов не оставляли. Чтобы они пребывали в вечном своем сиянии, их было достаточно с утра шоркнуть щеткой или бархаткой, да раз в две недели почистить эмолином по всем правилам военного искусства.
А начштаба так и продолжал до самого моего дембеля ходить в позорных нечищеных сапогах. Может быть, он до сих пор в таких ходит, но этого я уже не знаю!
