Полицейская форма меня привлекала с детства, несмотря на то, что в правоохранительных органах никто из родственников не работал. Мама работала акушером-гинекологом и хотела, чтобы я пошла по ее стопам, но после 11 класса я поступила на таможенное дело. Отучилась год, а потом по программе вольного найма устроилась в управление полиции района Сарыарка в Астане.
Сначала работа состояла в заполнении дактилокарты [отпечатки пальцев] подозреваемых и внесение в базу данных. Мне было скучно этим заниматься: хотела выезжать на места преступления со следственно-оперативной группой, проводить различные исследования. Новую должность мне не давали: начальник сказал, что для женщины такая работа будет сложной, к тому же, рано или поздно уйду в декрет.
Я настаивала на том, чтобы мою кандидатуру одобрили, и в качестве испытания начальник отправил меня в морг. Как зашли, увидела расчлененные части тела — голова, руки, ноги отдельно от туловища. Я не растерялась и провела дактилоскопическое исследование, после этого меня допустили к выездам. В начале старшие сотрудники инструктировали на месте происшествия, а потом начала выезжать самостоятельно.
Существует семь основных видов криминалистических исследований: дактилоскопия — идентификация человека по отпечаткам пальцев; трасология — изучение следов и того, как они возникли; баллистика — изучение огнестрельного оружия, боеприпасов и следов их действия; экспертиза холодного и метательного оружия; портретная экспертиза — идентификация человека по фото и видеоматериалам; почерковедение — изучение почерка и письменных навыков людей и техническое исследование документов.
Каждый год я проходила обучение, чтобы получить допуск на разные виды исследования. Сначала изучала теорию, затем под наблюдением старшего криминалиста проводила исследования.
Когда обучалась баллистике, была единственной девушкой среди тридцати мужчин. С детства обожала разбирать механизмы, поэтому предмет осваивала легко, хотя не все сдают экзамен с первого раза. Сложнее всего далась трасология, где по следам шин определяют, на каком транспорте был преступник.
Сначала я была техником-криминалистом, с 2007 года выполняла обязанности офицера-криминалиста, потом пять лет работала старшим криминалистом. В 2018 году меня назначили начальником оперативно-криминалистического отдела.
От своих подчиненных требую воинскую дисциплину. Я строгая, но справедливая: где есть дисциплина, там порядок и эффективная работа. Нужно находить подход к каждому сотруднику: кого-то подбадривать, кого-то держать в ежовых рукавицах.
С ответственностью отношусь к своим обязанностям: лучше останусь допоздна, но в срок закрою дела. На сегодняшний день я провела более пяти тысяч криминалистических исследований по различным преступлениям.
Об исследованиях
Привычки ходьбы человека отражаются в различных дефектах обуви. Индивидуальные признаки обуви изучаются по форме, размерам и местам расположения ее отдельных дефектов. Бывает, преступники оставляют свою обувь, и уходят в той, что понравилась.
Следы ног дают представление о характерных признаках походки подозреваемого — линия походки, длина и угол шага. Не все из них пригодны к изучению, к тому же, важно правильно обработать поверхность, чтобы зафиксировать и изъять улику. Для этого нужно обрызгать след водой, чтобы он покрылся коркой, после этого развести кашицеобразную массу из гипса и воды, сделать каркас, залить второй слой, и через 30 минут аккуратно изъять. Если неправильно развести массу, можно испортить след — повторному изъятию он не подлежит.
Все найденные улики и различные биологические материалы — волосы, слюну, потожировые пятна, кровь, — аккуратно кладем в бумажные конверты. В полиэтиленовых пакетах микрочастицы портятся, разлагаются и становятся непригодными к исследованию. Улики исследуем сами, а биологические материалы отправляем в лабораторию МВД.
Результаты всех дактилоскопических и портретных исследований вливаем в базу; она работает не так быстро, как показывают в фильмах, так что иногда приходится ждать, пока нагрузка на платформу спадет. С помощью базы можно определить личности правонарушителей, 5-6 их предыдущих уголовных дел и фотографии из юношества.
Места преступлений снимаем на цифровые фотоаппараты. Важные документы и улики хранятся в кабинетах сотрудников, поэтому двери каждый день запечатывают.
О случаях
Был сложный случай, когда преступник убил человека и не оставил никаких улик. Тогда я провела одорологическое исследование — взяла запах виновного из канализационного люка, куда он выбросил тело. Следователи нашли подозреваемого, и с помощью запаха удалось доказать его виновность.
Еще как-то расследовали разбойное нападение на магазин: детально изучила предметы внутри маркета и на улице — собрала все бутылки и пачку из-под сигарет. С мелких поверхностей трудно взять следы рук, но я все-таки нашла следы пальцев на упаковке табака. Следователи доказали его виновность с помощью результатов исследования. За содействие в раскрытии дела мне выдали значок отличника МВД — награда редкая, ее выдают обычно опытным сотрудникам, так что было приятно.
Во время новогоднего дежурства в три часа ночи выехала на вызов — в одной организации убили троих работников. Преступник хотел опустошить сейф, который находился в одном из кабинетов. На месте происшествия я обнаружила щепку. А через год злоумышленник совершил похожее преступление. В обоих случаях орудием убийства служил молоток, которым он бил жертв по голове. Его задержали. Результаты исследования показали, что щепка, найденная в прошлом году, совпадает с размером выемки на ручке молотка. Не бывает важных или неважных вещественных доказательств, даже такая мелочь как щепка может стать основным доказательством.
О работе
Ненормированный рабочий график, неполноценное питание, условия работы — все это привело к проблемам со здоровьем. У меня гастрит с язвами и хроническая обструктивная болезнь легких. Коллеги-мужчины уважают за то, что ты женщина и выбрала такую профессию, но если замечают, что не вносишь своего вклада в дела, уважать перестают. Чтобы заслужить почтение, нужно проявлять усердие.
Работа требует определенных жертв: мало времени на личные дела, приходится быть доступной 24/7 и срываться с семейных встреч по первому зову. Это меня не огорчает: принимаю это как свой профессиональный долг.
Когда в самом начале проводила исследования в моргах, брезговала, и на нервной почве на теле появлялись разные высыпания, но сейчас привыкла ко всему.
Бывает, зимой находим труп, и я грею замерзшие руки погибшего своим дыханием, чтобы оперативно дактилоскопировать.
Говорят, что человек ко всему привыкает, но невозможно привыкнуть к реакциям детей, когда они узнают, что мамы или обоих родителей больше нет в живых. Каждый такой случай пропускаю через себя. Тяжело потом отходить.
Работа, связанная с трагическими событиями, эмоционально истощает. Восстановить энергию помогают сон, уютные посиделки с родными и пение. Пою всегда, когда есть возможность — пока готовлю, принимаю душ, еду на работу или собираюсь с друзьями, это терапия.
Работа повлияла на меня: я всегда бдительна, потому что знаю, к чему приводит беспечность. Мыслю рационально. Несмотря на характер работы, стараюсь всегда ухаживать за собой, сохранять женственность.
Когда вступаю в коммуникацию с новыми людьми, а потом они узнают, кем работаю, начинают удивляться: «Ого, работа тебя не испортила. Ты такая адекватная, понимающая». Не понимаю, почему у всех стереотипное негативное представление о сотрудниках правоохранительных органов.
Муж ревновал меня, хотя поводов для этого не было, и требовал, чтобы я ушла с работы. Наши отношения закончились разводом. Чтобы помочь мне, младший брат устроился на ночную работу, а днем приглядывал за дочкой. Зарплата не позволяла нанять нянечку: нужно было еще платить за съемную квартиру.
Позже супруга двоюродного дяди около года помогала заботиться о ребенке, пока не переехали в другой город. Тогда мне пришлось отвезти малышку к родителям в деревню. По мере возможности старалась приезжать к ним, но каждый раз, когда прощались, было трудно сдержать слезы. Трехлетняя дочка гладила по голове и утешала со словами: «не плачь, ты же хорошая девочка», от чего хотелось рыдать сильнее.
Когда ей исполнилось семь, забрала ее. Сейчас ей 11, она очень самостоятельная, мудрая не по годам. Иногда дочери хочется, чтобы я уделяла ей больше внимания, спрашивает: «Ну почему у тебя такая работа? Мы и так однажды сто лет не были вместе».
Хотя домой возвращаюсь уставшей со службы, по утрам прихожу с удовольствием. Люблю свою работу, иначе не смогла бы заниматься этим 17 лет. Обожаю делать заключительные выводы, радуюсь, когда с помощью моих исследований удается найти и доказать виновность злодея.
Поняла одно: женщина может добиться профессиональных признаний и успехов в нелегкой сфере и одна воспитывать ребенка — силы женщины безграничны. А все трудности закаляют человека.
