Мне было лет десять и было тогда лето. Отец вечером пришел домой жизнерадостный и сказал маме на кухне, что он очень хочет увидеть сестру (которая живёт в Ногинске под Москвой) и, заодно, показать мне столицу нашей Родины, в которой я никогда не был раньше. Я вообще тогда дальше Одесской области никуда не выезжал.
— Господи, дай мне сил, — ответила мама.
— Я еду в Москву!, — орал я два дня по всей нашей улице, чем вызывал неприкрытую зависть моих уличных друзей.
Первый раз отца я потерял в вагоне–ресторане, но он быстро за мной вернулся.
— Не испугался?, — спросил он меня хмельным голосом.
— Москва уже скоро?, — спросил я его.
— Очень, — ответил он мне.
Второй раз мы потерялись в ГУМе, когда он встретил своего коллегу коммуниста–железнодорожника из Юго–Западной железной дороги.
Мое имя озвучили в микрофон на весь ГУМ, — мальчик Игорь из Одессы тебя ждёт папа у фонтана (больше моих примет отец не запомнил).
И в тот момент я понял, что уже не зря я сьездил в Москву: обо мне даже говорят в микрофон!
Потом мы пошли в Музей Востока. Там были, понравившиеся мне, одесскому нетронутому пацану, резные бывни мамонта, сопилки из яванского тростника и огромный череп древнего носорога с громадным рогом.
Потом отец меня привел на Красную площадь.
— Смотри, сын, как она красива! Видишь собор? Его слепые архитекторы строили.
Слово "слепые архитекторы " навсегда осталось в моей душе, поэтому я и поступил, в последствии, на архитектурный факультет.
Потом ещё были ВДНХа и макет космического корабля "Союз". Но нас не пустили. Отец снова нашел в очереди коллегу–железнодорожника.
Когда нас на Киевском вокзале провожала тетя Галя она сказала отцу, — слава Богу, Жора, что ты едешь.
Когда нас встречала мама в Одессе, она сказала, — слава Богу шо вы живи.
И прижала меня к своему тёплому животу.
