Восемь лет назад меня звали Катей Шевченко.
Такое начало позволяет настолько сильно захватить внимание читателя, что следующий абзац, куда, казалось бы, следует поместить какие-то разъяснения по этому поводу, с первого раза понять сможет не каждый, так что в нём я могу безнаказанно позволить себе некоторые вольности с грамматикой, которые вы, скорее всего, не заметили, и сейчас перечитаете всё предложение ещё раз.
Так вот, в те времена, когда меня звали Катей, я была охотницей за головами преступных философов.
Первыми преступными философами, которых мне заказали, была группировка боксёров-деистов. Работа была плёвая, и Катя взялась за неё скорее из желания набить руку.
Это были надменные качки квадратного сечения, чей рост заведомо превышал метр девяносто пять. На их лицах часто попадались следы их профессиональной деятельности. Некоторые выглядели откровенными бандитами из девяностых. Каждую пятницу в восемь вечера они собирались в заранее условленном месте и беседовали об акте сознательного творения вселенной.
Отношения у меня с ними как-то сразу не заладились, потому что начались с вопроса: “Не кажется ли вам, что концепцию разумного творения вселенной вы используете потому, что по причинам психологического характера не в состоянии осознать и принять логическую сингулярность, возникающую в области причинно-следственных связей Большого Взрыва?”.
Боксёры не любят слово “сингулярность”, потому что оно обычно соответствует объектам, выступающим в сверхтяжёлом весе. Мне пришлось миролюбиво пояснять, что поскольку время возникло одновременно со вселенной, причины Большого Взрыва не существует, так как причина есть событие, предшествующее вызванному ей следствию по времени, а поскольку никакого времени не было, понятие предшествования становится бессмысленным. Боксёры заказали пиво и стали обсуждать мои импликации. Через час они резюмировали: “Катя, пожалуйста, не приходите к нам больше”.
Катя больше к ним и не приходила. Приходить было больше не к кому.
А однажды мне, в смысле, Кате Шевченко, заказали другую философскую школу. Точного академического названия для их убеждений, кажется, не существует, но сами себя они называли прогрессивными агностиками. Их убеждения были наполовину философскими, наполовину политическими, а идиотскими они были полностью.
На политическом полюсе планеты прогрессивного агностицизма находится постулат о важности системы метафизических верований для формирования этического базиса личности. Именно таким вычурным способом они утверждали, что без чего-то, похожего на религию, не может возникнуть что-то, похожее на нравственность.
На философском же полюсе находилась термоядерная бомба, до критической массы набитая субъективным идеализмом. Говоря коротко, они считали, что каждый из них является богом, который выдумывает реальность, но над ними есть сотворивший вселенную Бог, который, в силу имманентного для бога солипсизма, выдумывает эту самую вселенную, и знает об этом, но, в свою очередь, тоже является частью замысла, созданного солипсистом более высокого порядка — и далее регрессия тянется до самой бесконечности — но, разумеется, ничто из перечисленного в силу своей выдуманности не существует в самом деле. А свою способность встречаться каждую среду и разговаривать друг с другом об истинном порядке вещей они называли “интерференцией небытий”.
В солипсизме есть одна проблема: он, будучи далеко за гранью критерия Поппера, является абсолютно неопровержимым и недоказуемым. Единственная возможность победить солипсиста — рассказать ему о жидомасонском заговоре. Катя же пошла ещё дальше, и объявила, что практикует магию, имеет еврейских предков по материнской линии, и состоит в древнем герметическом ордене Багрового Светила, который и начал этот заговор ещё во времена вавилонского пленения.
После подобного заявления вы можете быть уверены, что всё внимание солипсистов сосредоточено именно на вас. Они слишком заняты, выдумывая такого человека, как вы, чтобы обращать внимание на что-либо ещё. Вокруг вас то и дело выворачиваются наизнанку предметы мебели, лестницы замыкаются сами на себя, а люди вдруг оказываются камамбером. Мысль о жидомасонском заговоре греет душу прогрессивного агностика, как глоток молочного улуна согревает промокшего путника в дождливый осенний день. Когда Катя в последний раз слышала о группировке прогрессивных агностиков, они занимались сбором доказательств того, что выдуманный мной орден Багрового Светила весной 1945 года убил Сталина и подменил его отпустившим усы на волю Гитлером.
Моя карьера шла в гору, заказы сыпались на меня, как из рога изобилия. Катя уничтожила подпольную группу, вздумавшую скрестить неоплатонизм с уравнениями Максвелла, довела до слёз группировку либертарианских марксистов, а однажды ей в руки попалась банда, пытавшаяся доказать, что на концептуальном уровне кантовский категорический императив является имманентным для фаллоцентрически организованного суперэго.
И, как это обычно и происходит, испанская инквизиция подкралась незаметно. Последний заказ, который взяла Катя Шевченко — разобраться с небольшой группой особенно наглых трансгуманистов, веривших в технологическую сингулярность и возводивших закон Мура в ранг священного писания — был, пожалуй, самым неприятным за всю её карьеру, поскольку эти мерзавцы виртуозно передёргивали факты и уносили ноги, пусть даже и в последний момент, от моих самых точно выверенных атак. Закон Мура, твердили они, должен исполняться неукоснительно даже при достижении технологического потолка кремниевых технологий. И вот тогда-то Катя совершила самую большую ошибку в своей жизни: она потащила трансгуманистов в центр квантовых исследований, где разрабатывался квантовый компьютер. Идея была проста — эти сволочи должны своими глазами увидеть, что до создания работающей квантовой технологии далеко, как до звезды небесной.
И в тот момент, когда трансгуманисты окончательно убедились, что квантовый компьютер не способен даже перемножить три на пять, эта тварь внезапно заработала. Засверкали индикаторы, между стенами лаборатории стали изгибаться циановые молнии, и проклятый компьютер начал плодить чёртовы вероятности. Они вылетали из него, как пули из автомата, оставляя за собой то вязаные звездолёты, то нематод с собачьими головами, то паспорта граждан Римской империи. Вероятности обрушились на нас всех, как сотня лавин, и не увернулся никто.
Я не знаю, что было дальше. Я не знаю, что стало с трансгуманистами или учёными из центра квантовых исследований. Когда Катя Шевченко пришла в себя, она обнаружила, что она — это я. Что она Оля, родившаяся в каком-то Питере через восемь лет после собственного рождения. И, уж конечно, что ни одна скотина ей не поверит, если она расскажет, что эта Оля — это она из параллельной вселенной. И с ужасом она поняла, что ей придётся жить в новых условиях.
А условия у вас здесь просто ужасные, вот честно. У вас до сих пор есть правые радикалы, в среду нет выходного, а ещё эта отвратительная штука под названием “смена времён года”, как вы вообще выносите эту гадость.
