Борода
У мобильных дел мастера Лепика Бороды была аллергия на амперметры, вольтметры и прочие штангенциркули. Лепик открыто презирал измерительные приборы вместе со всеми «ихними» цифрами. К тому же он испытывал личную неприязнь к закону Ома и так люто ненавидел канифоль, что у него безостановочно тряслись руки. Почему все это вызывало в нем огромное желание ремонтировать технику, было непонятно даже его детскому психиатру. К последнему пришлось ходить вместо продленки, после того, как Лепика в цирке укусил ученый ослик. Тогда-то он и охладел к точным наукам. И, возможно, стал посещать секцию отъявленных гумманитариев, где тайно сжигали таблицы Брадиса и делили на ноль число Пи во славу Сатане.
Его знаменитая диагностика начиналась с лизания батареи на предмет наличия заряда. Я иногда думал, как бы эта методика отражалась на его самочувствии и заработках, подайся он в электрики. Будучи полным кавалером ордена «Сутулого отверточника», сложными ремонтами Борода себя не утруждал. Предпочитал работать языком.
Однажды к нему в сервис принесли два совершенно одинаковых «Самсунга». В одном не работал дисплей, а в другом – сгорел процессор, но экран был целый. Хозяином битого телефона был бандит из девяностых Саша-гагауз – два с копейками метра доброты в трезвом виде и примерно столько же звериной свирепости в противоположном агрегатном состоянии.
– Там номера, расписки должников – все, короче. Я сегодня улетаю, а без него никак. Леха, поменяй экран по красоте, не обижу, – оставил Саня телефон старому знакомому.
«Вот это подфартило! Благо дело – стекла не битые, тетя и не заметит», – рассудил Лепик и решил поменять экраны местами. Нашептывая что-то вроде: «Святой Киприян, не допусти изъян», – он принялся было за дело, но тут зашла бабушка с кнопочным телефоном.
– Ось, не беренчыть чогось.
Лепик, раздосадованный «бабкой-беспонтовкой», как он потом выразился, быстро снял крышку и лизнул батарейку.
– А что с ним случилось? – запоздало спросил Борода, учуяв знакомый каждому мастеру запашок.
– Так я ж кажу, втопыла. В горшочку...
– Чего?
– Ну, в парашу, кажу, впав коло кровати. Булькнув, колы я будильника уключала, а я и нэ почула. Пролежав там цилысеньку ничь, на донышку. А я в ночи ще два разы вставала, – засмущалась старушка.
Заплевав свою ухоженную, как домашняя шиншилла, бороду, Лепик выпроводил бабулю и в легком смятении от произошедшего продолжил работу. Нерабочий дисплей он успешно выкорчевал – добавилась всего пара незаметных трещин на матрице. Над целым пришлось потрудиться. Битый час он, обливаясь потом, играл в сапера и сорвал таки «джекпот».
«О! Флеш-память! Тетке этой она без надобности, а мне пригодится», – узрел он приятный бонус. Обрывая дороги и «пятаки», выдрал микросхему с нерабочей платы и, ликуя, кинул в коробку с такими же надерганными у клиентов флешками. Подключив украденный дисплей на Сашину плату, Лепик внезапно не обнаружил включения. Совсем...
Обладатель медали «За взятие деталей без спросу» и почетной грамоты «Долбоящер года» заметался по сервису, как гонимый тапком таракан. После всех манипуляций стало ясно, что он перепутал телефоны и благополучно ушатал Сашика плату и рабочий клиентский дисплей за сто долларов.
Сомнений в том, что за такой вандализм гагаузский Халк превратит хрупкого Лепика в нечто среднеарифметическое между самоваром, бородатой крысой и Джигурдой, не было никаких.
Выход был только один: подручными средствами сделать себе операцию по смене пола и уехать в тайгу, где для пущей конспирации выйти замуж за егеря. Или быстренько там самоубиться, скормив себя медведям...
Но на тайгу у Лепика тоже была аллергия, поэтому оставалось только ждать и надеяться, что клиент придет трезвым, и можно будет договориться.
Сашу он увидел издалека. Слегка покачиваясь, тот шел в мастерскую, как вражеский авианосец в Одесский порт. Даже не надо было быть Лепиком, чтобы догадаться, что его трюмы заполнены отнюдь не забортной водой.
– Сделал? – прогудел Саня из обритой наголо рубки, выдохнув такую шпагу перегара, что запотели два окна, три монитора и весь Лепик.
– Н-н-не совсем, – промямлил горе-ремонтер и стал оседать под мебель.
– Что с телефоном, крыса панцирная? – меланхолично поинтересовался Саша, аккуратно доставая Лепика из-под стола за ноздри.
«Началось», – подумал хозяин затрещавшего по швам носа и хотел было притвориться скончавшимся насмерть, усилием воли покрываясь трупными пятнами.
– Саня, Санечка, Санчоус! Пощади! Я починю, я восстановлю, я перекатаю-ю-ю-ю, – гнусаво возопил Лепик.
– У тебя есть ровно час...
Лепик прискакал ко мне и, тряся погнутой вихрем событий бородой, обрисовал ситуацию. Я осмотрел разорванную плату с кучкой одинаковых флешек и стал прощаться с обреченным. Троекратно осенил его крестным знаменем. Клятвенно обещал помочь с похоронами. Потом предложил заказать гроб в виде мобильного телефона. Подумав, стал отговаривать: все-таки лишние траты. Дескать, один хрен, с него самого теперь надергают деталей, а требуху похоронят в коробке от паяльной станции «Lukey-852D». Я пообещал написать на ней эпитафию. Вдоволь навеселившись, начал ремонт.
Пока работал, Лепик средствами лицевой мимики показывал известную пантомиму «хамелеон запутался в гирлянде и сошел с ума». Он пучил глазки в разные стороны и менял окрас лица от бледно-зеленого до пурпурного в белую крапинку и обратно. При этом он то потел, как порноактер в сауне, то покрывался инеем, как Челюскин на льдине.
Я искрил на пределе своих возможностей. Наконец, стрелка лабораторного блока показала включение. Лепик ожил. Молниеносно притараканил новый дисплей. Я перекатал четыре микросхемы, прежде, чем телефон загрузился до рабочего стола с фотографией хозяина.
Первый раз я видел, как плачет закаленный радиобазаром и Привозом жулик. Он валился от счастья на колени, порывался спаять мне памятник из конденсаторов в полный рост, обещал похлопотать перед Священным синодом о канонизации меня при жизни...
Денег тоже пообещал великие тыщщи и пропал с радаров навсегда. Я почти не обиделся. Так оно и бывает: чем больше одолжение, тем чернее неблагодарность. Надо было ему все-таки в электрики идти...
***
Блыщик
Караван идиотов в оазис мастерской подходил к концу. Количество тупых вопросов на квадратный метр моего терпения превысило все санитарные нормы. Я бездельничал на рабочем месте и с удовольствием на все раздражался. Такое состояние неизменно притягивает еще больше невменяемых додиков, истеричных женозавров и почтенных сумасшедших. И сделать с этим ничего нельзя. Таков путь...
До закрытия оставалось полчаса, и я дал себе слово сдерживаться, кто бы ни явился. Дверь открылась, и в мастерскую шагнул человек с советского гигиенического плаката. Снаружи он выглядел, как нарисованный агитатор за чистоту рук, зубов и прочих немытых членов пролетариата. Своим карикатурно-чумазым видом он как бы призывал сограждан мыться не реже раза в неделю. Дабы с ними не приключилось подобного загрязнения.
Из-под шляпы, которую когда-то называли хомбург, топорщились уши поразительной парусности, каждое размером с небольшую спутниковую тарелку. Из лица с наглыми рыбьми глазами выпирал нос в форме волнообразной загогулины. Такой шнобель легко мог бы стать поводом для этюда какого-нибудь авангардиста. «Сломанное отнюдь» или «Ноздреватая беспредметность» – так это могло бы называться.
Одет мужичок был натурально в лапсердак, больше похожий на кафтан члена союза гужевого транспорта, которого по периметру объела моль. Он поставил на пол пузатый портфель и ринулся к антисептику. Я взглянул на сделанную из жопы какого-то динозавра гигантскую барсетку – оттуда торчал березовый веник. По запаху костра и навоза, растекающемуся по сервису, стало понятно, что всеми фибрами своего портфеля гость стремится в баню. Но почему-то попасть туда не может.
Он молча плескался в антисептике, но казалось, из посетителя вот-вот посыпятся лозунги: «Поторопился, помыл руки плохо? Бойся, товарищ, палочку Коха!» или «Внедрим навыки чистоты в колхозный быт! Микроб – враг рабочего класса!». Более нелепого персонажа мне видеть не доводилось.
– Яблыщик! – наконец выдохнул он, будто разрешился от бремени.
– У нас матом не здороваются, – проворчал я. Ничего хорошого такое начало не сулило.
– Здрасьте. Блыщик я. Павел Иванович Блыщик!
– Вы всегда так представляетесь?
– Как?
– Как будто вы – директор Одесского цирка? – усилием воли я натянул на череп улыбку.
Он что-то каламбуркнул под загогулистый нос и подошел ближе. Запах испражнений с дымком усилился.
– Так что вы хотели? – спросил я на всякий случай, хотя перспективы нашего диалога уже казались мне мрачными, как подмышки мертвого негра.
– Ну, и сколько стоит отремонтировать телефон? – спросил он с вызовом.
– Какой?
– Не помню, как называется. Не важно… Черный такой, смартофон... Примерно, такого размера, – соединил он пальцы в прямоугольник.
– Примерно, одна вот такая денежка, – я изобразил в воздухе силуэт купюры. – Или две поменьше, – сузил я пальцы для наглядности.
Взглядом, полным бесскорбной печали, он посмотрел на меня, как на безнадежного тупицу. «Мир полон идиотов, и даже среди мастеров у них свои протеже», – как бы говорил он.
– Раз вы по-нормальному не понимаете, я покажу, – достал он свое сокровище, завернутое в кулек с крошками. – Вот телефон… «Бравис», между прочим, но с изъянцем. Требует паспорт или как его, лешего... я даже запомнил: гугле эсцаунт. Еще гнездо расшатано.
Извлеченное на свет божий устройство назвать телефоном можно было только из вежливости. Плод порочной страсти китайского калькулятора и ламповой радиолы «Ригонда» излучал скорбь. Перемотанный скотчем и разбитый во всех местах «Бравис» тускло светился страданием его создателей. Как родители-инженеры из Внутренней Монголии уговорили Гугл оплодотворить эту рухлядь Андроидом было непонятно.
– Может, все-таки «пассворд»? Кстати, гнездо – это у ворон, – вздохнул я, отодвигаясь подальше. Вонь сгущалась. – В таких аппаратах, как ваш, оно называется USB-дупло.
– И?
– Чтобы сбросить аккаунт, нужно перепаять разъем, – осмотрел я приболевший мобильник.
– Так что мешает? Делайте! Каленым паяльником, так сказать, обуздайте кровососа! – рубанул он ладонью унавоженный воздух. – А сколько это по времени?
– Полчаса.
– Так долго?! А сколько мало денег это стоит?
– Шестьсот гривен, – решил я отвязаться от ароматного болвана, завысив цену.
Он застыл на месте Лотовой женой и попытался прожечь меня говорящим взгдядом: «Ты, братец, хоть и глуп, как не каждое полено, но охреневать-то так зачем?».
– Нет… Ну, это уже грубеж, – протянул он с угрозой. Прозвучало это как: «Я вам, жидам, сейчас газку-то подпущу». И он распахнул лапсердак…
«Святые резисторы! Клеммники преподобные! Матерь пресвятая текстолитовая! – взмолился я своим богам. – Вонь-то какая! Не дайте учинить членовредительства скунсу сему прогорклому». Адски пахнуло копченой бомжатиной с кислинкой, от которой у меня выступила обильная слякоть на глазах. Запасы вежливости и кислорода были на исходе.
– Да мне, чтобы шестьсот гривен заработать, надо встать в пять утра, – сунув руки в карманы брюк, он принялся митинговать. – Курам дать, свиней накормить, корову подоить, потом в городе сметану продать, если повезет. А ты тут поелозишь паяльником пять минут, пинцетиком своим потыкаешь – и шесть сотен, как с куста. Гривен сто за такое, думается, за глаза хватит, – швырнул он на стол мятую сотню. – Делай, а я тут пока постою, погляжу, чтоб детали какие не пропали.
– А спину тебе теплым вазелином не намазать? – я встал с твердым намерением вытолкать его в шею. Вежливость из меня испарилась.
– Зачем? – ошалело спросил он, оценив мои габариты.
– Чтобы быстрее скользить отсюда нахер! – я уже не имел сил сдерживаться.
– Тебе что, деньги не нужны? – испуганно затряс он целлюлитом на щеках, отступая.
– Проваливай, благодетель, – я взял сотню и сунул ему за грязный шиворот.
– А мне еще тебя рекомендовали как хорошего мастера! – крикнул уже он из-за двери. – Хамло привозное!
Я не стал отвечать: портфель остался, значит, хозяин вернется. Остаток вечера придумывал, как живописно обложу его всевозможными органами размножения при встрече. На следующий день я, уже порядком поостывший, увидел, как довольный Блыщик выходит из соседского сервиса, клацая рабочим «Брависом». Зашел туда к знакомому мастеру:
– Игорь, как ты это сделал? Он же записной мудила.
– Чего это? Нормальный мужик. Над головой, правда, стоял, про всю жизнь свою рассказывал, пока я делал.
– Да? Он воняет, как покойник.
– А я уже месяц после «короны» запахов не чувствую… Да и за семь сотен почему бы такую шару не сделать?
Портфель я выпнул за дверь, представляя на его месте голову Блыщика. Но за ним так никто и не пришел. Жаль, столько чудесных оскорблений пропало…
***
Удод
Многим после пяти лет брака хочется сбросить жену до заводских настроек. Неудаляемую папку с претензиями стереть, объем приложений на боках уменьшить, а память, естественно, отформатировать.
Руслан был уверен, что жене Марине это необходимо. В ее организме случился системный сбой: она продолжала потреблять ресурсы, но перестала генерировать контент – уют, заботу и борщ.
И хотя супруг регулярно оптимизировал свои кукисы, Марина то и дело сбоила во время игр. Все чаще выскакивали ошибки на недовольном дисплее: «у меня был трудный день», «я объелась и не могу шевелиться», «мы обе небритые»... и прочие заградительные мессаджи.
Все потому, что Русик ревновал ее по поводу и без. А ревнивец для семейной жизни опасен, как бобер на Ноевом ковчеге. Грызет почти ни в чем неповинную женщинку, пока та не даст течь и не потопит кораблик по имени «Семья» с каким-то хмырем по имени Жора возле пристани под названием «Газ-бар». Не пропадать же такому перманентному остервенению за зря...
Жора оказался импозантным козлом с темпераментом майского жука: пожужжал, опылил и свалил. Оставив Мариночке угрызения совести, немного комплиментов и депрессию.
Тем воскресным утром Руслан изнывал от подозрений. Жена вторую неделю пила антидепрессанты и хотела собаку.
– Может, мы как-то разнообразим нашу жизнь? Сходим в театр? Пригласим кого-нибудь в гости? – попытался он воскресить былую пылкость супруги.
– Нет, Русечка. Театр – это скучно, а групповой секс – неудобно. Как три пальца в одном носу, ей богу... Давай просто полежим, – ответила Марина и тут же ушла в спящий режим.
После сказанного, подозрения укрепились. Руслан схватил двенадцатый айфон похрапывающей жены и побежал с ним на разблокировку. Каким-то глупым ветром его занесло к Диме Удоду.
Дима попал в ремонт телефонов в результате аборта. Тело матушки-торговли отвергло плод привозного перекупа и выплюнуло под колеса сферы услуг. От бабок возле подъезда Удод слышал, что айфоны можно разблокировать лицом. Он безрезультатно перебрал стандартные пароли и придумал гениальное решение: отправил ревнивца распечатать фотографию жены. И они стали подносить к телефону бумажную Марину под разными углами... Яблочный «Сим-сим» не открылся.
Но когда ты тупой и настойчивый, преград, вроде самой защищенной системы, не существует. Оказалось, жена Удода владеет «фотошопом». Эта Удодка смастырила хитрое фото, где совместила профиль и фас Марины. Деятели оперативно заламинировали фотографию, скрутили и засунули в трехлитровую банку с водой, чтобы придать объем. Получилось трешово. Так что Руслан аж ослабел в коленях до самого сфинктера, когда увидел. Из банки улыбалась маринованная голова жены, как живая. Но умный огрызок как-то сообразил, что если голова хозяйки уже плавает в банке, то звонить ей как бы без надобности. И не открылся…
Удод вертел бутыль перед айфоном, как икону перед папуасом. Позвонил он мне, когда телефон в ужасе заблокировался на минуту. Пока я, икая в трубку от хохота, выяснял подробности, Руслан принес тельце. Оказалось, что ничьим лицом его не разблокировать – face ID не настроен. Сам рогатый взломщик был весь на нервах. Выглядел он как заурядный домашний тиран средней полосы: нижняя губа с тремором, рубаха в клеточку и горящий подозрительностью взор...
Я записал с его слов все значимые даты, отправил погулять и осторожно начал перебор. С третьей попытки подошла дата свадьбы... С заставки лукаво смотрела скромно одетая девушка с русыми волосами. Я не смог удержаться – проклацал чатики мессенджеров. В переписке с мужем был обнаружен только бред домовитого Отелло: миллион вопросов «где?с кем?когда?», а также указания купить соду, ушные палочки и средство для улучшения мочеиспускания «Цунами». Никакой романтики.
А вот сообщения от некого Георгия сочились сладострастным блудословием. Там были «длинноватые благовидные волосы», «засахаренный лингам» и прочий «фиалковый мед твоих чресел». Завершала чат пошленькая сцена расставания.
Я подумал, подумал… и грохнул всю переписку.
Раздувая ноздри, Руслан накинулся на разблокированного, как голодающий на пакет из-под жареной курицы. Он терзал его вдоль и поперек, но так ничего и не нашел. Трудно было сказать, остался ли он доволен результатом.
До сих пор не знаю, правильно ли я сделал, пытаясь спасти ячейку общества таким образом. По сведениям Удода, они все равно разбежались. Да и ладно – в хорошей семье пароли на телефоны не ставят.
© mobilshark
