1.
— ИП Тонов Александр... — диктовал Шурик Тонов секретарше деканата данные для договора на чистку аквариума. Та сосредоточенно кивала, заполняя форму. Процедура не заняла много времени, вскоре секретарша подняла голову на индивидуального предпринимателя и по совместительству чистильщика аквариумов Александра Тонова, торжественно сообщив, что документы готовы, сейчас она понесет их на подпись начальству, а ему уже можно приступать к работе. И вручила ключи от кабинета, где находился объект работы.
— Аквариум в ректорской, — пояснил Ванька, двоюродный брат Шурика, учащийся вуза. Именно он нашел руководству нужного специалиста, когда аквариум начал откровенно цвести и пахнуть тиной. — Я покажу.
Старинный кабинет начинался с большой обитой натуральной кожей двери. Далее кузены ступали по дубовому паркету, с восхищением озираясь по сторонам. Кабинет поражал духом старой купеческой эпохи, щедрой и роскошной, пусть и не слишком требовательной к красоте. В центре помещения стоял большой стол на гнутых ножках, вокруг него — исполненные в таком же стиле стулья, каждый из которых представлял настоящее произведение искусства. В углу замерла скульптура Гермеса, устремившегося в полет на крылатых сандалиях.
Напротив огромного окна размещался шкаф, наполненный изящной посудой. Явно тоже времен дореволюционных. Собственно, на шкафу и стоял аквариум, нуждавшийся в чистке. Большой черный стеклянный ящик с водой, весело пузырящийся кислородом и настолько резко контрастирующий своим безвкусным видом с окружающей обстановкой, что хотелось просто схватить его и вышвырнуть в окно.
Шурик бросил взгляд на шкаф, раздумывая, как бы аккуратней подобраться к месту работы.
— Тут даже страшно что-то трогать... вокруг что ни горшок, то раритет, блин!
— А то! Все старинное! — с гордостью за свой вуз сказал Ванька. — Правда, иногда здесь собирается литературный кружок «Элегия» ... им руководит жена ректора, прозвище у нее еще Рифма. Так вот, у них тут такие страсти иногда бушуют: когда стихи студентов ей не нравятся, она посуду начинает бить, не глядя на раритеты. И при этом вопит что пожарная сирена на весь университет.
— Ужасть, — вздохнул Шурик. — Хорошо, я бросил учебу и взялся за дело. А тебе, поди, достается?
— Не, мне у нее зачеты не сдавать, поэтому я в кружке и не состою. Так что, приступим к чистке?
— Давай, — сказал Шурик. Он деловито осмотрелся, думая, куда бы приткнуть свою котомку с различными принадлежностями для чистки аквариумов, в итоге поставил в ноги. Начал в ней рыться и буквально сразу же издал печальный звук. — Черт, я химикаты для чистки забыл! Ты пока тут начинай без меня, я домой быстренько метнусь, ага?
Ванька вытаращил на него глаза размером с блюдца и прошипел с испугом:
— Ты чего творишь!? Если мы запоздаем с работой, мы же на этот кружок обязательно попадем! Тебе охота с ебанутыми поэтами общаться?
— Вопрос явно риторический, — угадал Шурик. — Но делать нечего, без химикатов я никуда. Сгоняй пока к машине, вдруг я там забыл, а я звякну братану Кирюхе, рыбки тут такие редкостные, боюсь сразу пересаживать, нужен его совет...
Ванька обыскал весь джип Шурика на предмет химикатов, но ничего не обнаружил. Вернувшись, он застал кузена за обсуждением высланных фотографий. Видать, решил Ванька, кузен сфотал рыбок, выслал их брату и теперь советовался с Кириллом, что это за звери такие тут в аквариуме сидят, и как с ними совладать.
Узнав, что и в машине химикатов нет, Шурик хлопнул Ваньку по плечу, напутственно посоветовав пить валерьянку, если так боится «Элегию» и ее поэтического гаулейтера.
— Давай, изображай работу, а я быстренько до дома метнусь на джипе! Одно колесо тут, другое там!
2.
— И конгруэнтности экстаз
в сем пируэте грассирует,
эссенцией экзальта вальс!
Мрачно декламирующая стихотворение женщина во главе стола на миг осеклась, глядя на вошедшего Шурика. Тот шепотом извинился, сразу же скользнув к аквариуму, рядом с которым, изображая бурную деятельность, вился Ванька. Весьма бледный и с дрожащими руками.
Глава литературного кружка молча подняла над головой куриное перо и опустила его. Перышко, медленно покачиваясь в воздухе, устремилось к паркету. Видимо, это был своеобразный художественный прием, завершающий декламацию стихотворения.
— Блестяще! — с восторгом шепнула толстая девушка-студентка в массивных очках, сидящая рядом с главой, и судорожно забила в ладошки. Остальные подхватили ее аплодисменты, выражая полный восторг выступлением руководителя поэтического кружка по имени Римма Трофимовна, она же в среде студентов проходила по кличке Рифма Долбиловна.
Здесь были два парня субтильного вида, явно иссушенные непрестанным просвещением, дама в годах, две толстые девицы, одна из которых еще и в очках, а также один пухлый паренек с детским лицом. Перед честной компанией на столе стояли наполненные чаем кружки из шкафа, в большой вазе высилась горка пряников и конфет. Литературный кружок проходил в формате чаепития с поочередной декламацией стихотворений собственного сочинения.
Римма Трофимовна устало откинулась на спинку стула, царственно обхватив массивный кубок зеленого цвета, отпила оттуда вина, с прищуром глядя на Шурика и его компаньона. Те, в свою очередь, постарались тихонько делать свое дело и не мешать литературному процессу. Хотя Ванька при этом ощущал себя запертым в клетке с сонной сытой львицей, что вроде и не норовит сразу разорвать несчастного, но при случае не преминет позабавиться, а забавы у хищников с трепещущими травоядными одни — хвать за горло и хана.
— Может, мы потом придем, не станем мешать? — робко предложил Ванька. Шурик вопросительно посмотрел на руководительницу кружка. Та благосклонно ответила:
— Вы нам не мешаете. Наоборот, иногда бывает полезно узнать мнение со стороны простого народа о нашем творчестве.
Одна из студенток с готовностью придвинула им стулья и поспешила налить две дополнительные чашки чая, приглашая к столу чистильщиков аквариума.
«Непростой народ» с интересом воззрился на народ простой, от сохи и аквариумного фильтра, со смесью любопытства и полного морального превосходства. А Рифма, встав с места, не разлучаясь с зеленым фарфоровым кубком, принялась нараспев декламировать очередное стихотворение. Завершала она снова под восхищенные вздохи слушателей и бурные аплодисменты оных же. Не хлопал только Шурик, активно приложившийся к пряникам. Руководительница кружка это заметила, уязвилась, но виду не подала.
После нее выступил тощий поэт с пространным и полным латинскими терминами стихотворением. Ванька даже испугался, что подобным напором на мертвый язык недокормыш вызовет каких-нибудь демонов. И вновь Шурик пренебрег элементарной вежливостью и не стал аплодировать.
Потом поднялась с места пухлая очкастая девица и рассказала короткий, но довольно интересный по мнению Тонова стих. Когда она замолкла, он едва ли не первым и громче всех захлопал в ладоши.
— Вам действительно это понравилось? — склонила голову набок глава литературного кружка.
— Ну да, — бесхитростно ответил Шурик. — Мне понравилось!
— А предыдущие стихотворения вы проигнорировали.
— А те я просто не понял. Там все было намучено, фиг поймешь, — честно признался Шурик. Заметив, что лицо руководителя кружка начало белеть от гнева, он добавил дипломатично. — Но вроде хорошие стишки. Аккуратные такие.
— «Стишки»? — повторила его слово ледяным тоном Рифма, еле сдерживаясь от крика и скандала. Только рука ее на кубке сжалась с такой силой, что тот едва не хрустнул. Испуганно глядя на ее кисть, Шурик быстро поправился:
— Впрочем, не мне судить, я же просто чистильщик аквариума. Вот вы — вы же профессиональный поэты, вам виднее. А оно о чем это ваше стихотворение было?
— О любви, — кисло улыбнулась Рифма. Поспешное отступление Шурика благотворно воздействовало на нее, отвернув от зарождавшейся вспышки гнева, в которой рисковал пострадать несчастный зеленый кубок. Поэтесса отставила его от греха подальше в сторону и сказала «простым людям» поучительно:
— Милые юноши, поэзия — вершина литературного творчества. Естественно, она может казаться непонятной, за гранью разума... Особенно, неподготовленным лицам. Чтобы создать настоящее произведение нужно иметь и вкус, и талант, и обладать мощными техническими навыками. Вот я — за моими плечами долгие годы практики, я была победительницей конкурса одного весьма авторитетного московского журнала. Я написала пять сборников, которые отлично раскупаются среди учащихся нашего вуза...
Ванька чуть дернул щекой, догадываясь, что распространялась поэзия жены ректора среди благодарных студентов в добровольно-принудительном порядке. Как тут пять сборников не накатать. Но, будучи человеком культурным, он свою догадку озвучивать не стал. А даму между тем несло, она продолжала рассказывать о высоком месте поэзии в литературе, что им в ее лице посчастливилось общаться с настоящей духовной элитой города, а то и всего региона. Шурик в это время допил свой чай и лениво осматривал пустую кружку, временами косясь на Рифму. Наконец, когда она сделала паузу в своем монологе, он неожиданно резко вставил:
— Не вижу в этой словесности ничего сверхвыдающегося.
Толстенькая студентка даже ойкнула от таких слов, а один из пареньков фыркнул с несогласием и отодвинулся от аквариумщика. И тут же предано посмотрел в глаза Рифме, мол, все ли правильно сделал?
Рифма же благосклонно улыбнулась дерзкому чистильщику аквариумов и призвала остальных сделать снисхождение для рабочего человека.
— Вот как? Нет ничего выдающегося?
— Ну эти рифмы и ритмы всяко не мудренее фильтрации на аквариуме настраивать, — пожал плечами Шурик. — Вот сколько в городе поэтов? Наверняка же несколько кружков, человек сто точно будет. А чистить аквариумы добротно умею только я на весь населенный пункт. Так что же, при своих мозгах я не смогу, думаете, за пару дней эти все ритмы и рифмы выучить и красивый стишок написать? Да легко. А вы говорите, талант, умения, положить всю жизнь на практику. Можно еще чаю? Очень вкусный, кстати.
— Вы хотите стать поэтом за пару дней? — и тут Рифма натужно расхохоталась. — А знаете, попробуйте! В следующий раз приходите к нам со своими стихами, мы оценим ваше творчество! Возможно, мы не правы и действительно, вы — второй Пушкин.
Похоже, Рифма решила поиздеваться в своем кружке над Шуриком. Ванька посмотрел на своего кузена, тот словно и не подозревал об этом, состроив простецкую деревенскую рожу. Только пожал плечами и согласно сказал:
— Ну хорошо, я попробую.
3.
— Вот чувствую, задумал ты что-то, а что — не пойму, — сказал Ванька, когда кружок завершил свою работу и все его члены дружно покинули кабинет, оставив рабочую силу наедине с аквариумом. — Чтобы Тонов что-то забесплатно сделал, а уж тем более стихи начал писать?
— А почему бы и нет? — возмутился Шурик. — Разве я не способен написать стишок? Это тебе не облепиху собирать!
Он вызвался помыть посуду и прибраться после чаепития, никто возражать не стал и теперь Шурик степенно расставлял в шкаф любовно вымытые чашки. После чего в самый центр полки был торжественно водружен зеленый керамический кубок из которого любила пить Рифма. Судя по специфическому запаху — вино, приправленное какими-то дополнительными травами, но явно не глинтвейн, а что-то собственной придумки. То ли для разгонки поэтического мышления, то ли просто для кайфа.
— Ну написать может и сможешь, но ведь в любом случае они тебя засмеют. Каким бы ты крутым поэтом ни был.
— А я все же попробую! — махнул рукой в картинном жесте Шурик. — Чем черт не шутит? Как там было у классика: «Я поэт, зовусь Незнайка...» Они меня услышат, я им выжгу сердца глаголом с прилагательными и все падут на колена. И Рифма попросит вести кружок вместо нее.
— Ну ладно, смотри сам, — ответил ему Ванька. — Мне на пары нужно, дальше один справишься.
— Конечно! — уверенно сказал Шурик, прикинув объем работ. — Справлюсь в лучшем виде, не переживай.
— Шурик Тонов решил податься в поэты, — вздохнул у входа Ванька. — Бесплатно. Капец, куда мир катится! Надо срочно звонить в МЧС, чтобы эвакуировали город...
4.
Голос Шурика затих и наступила тишина. Рифма смотрела на него слегка обескуражено, однако вскоре взяла себя в руки и улыбнулась с легкой издевкой.
— Все?
— Все, — тихо выдохнул он, склонив голову на суд искушенной литературной публики кружка. В руке он нервно скомкал листочек со стихотворением, которое только что зачитал. Было видно, что работал он с ним долго, часто чиркал, правил, иногда целыми четверостишиями заменял первоначальный вариант.
Члены поэтической организации все как один выжидательно уставились на своего руководителя, ловя его настроение, дабы после присоединиться к нему со всем жаром жаждущих зачета студентов. Новоиспеченного стихотворца мог бы поддержать Ванька, но он решил подождать за дверью, поскольку сама атмосфера литературного кружка была для него невыносимой. А Рифму он просто боялся, будто это была леди Димитреску из ужастика «Обитель зла», а не обычный преподаватель, что все равно не ведет у него ни одного предмета.
Рифма не особо торопилась с оценкой. Она склонила набок голову с пышной прической и глубоко задумалась, покачивая в руке неизменный зеленый кубок.
— Не впечатлили, скажем так. Совершенно не впечатлили, — наконец проговорила она, — Убогая рифмовка, ритм скачет... тема, идея... все это очень и очень сыро!
— Там у него еще и подача странная, — поддакнул очкарик, сидящий по левую руку от главы литературного кружка.
— Но для первого раза могло быть и хуже, — попыталась заступиться за начинающего поэта толстенькая студентка и тут же осеклась под строгим взглядом Рифмы.
— «Нам» — «Юным» — разве это рифмопара? — фыркнула еще одна поэтесса и надменно посмотрела на невозмутимо застывшего перед членами клуба Шуриком.
Поэты кружка один за другим высказывались, ядовито, хлестко, не жалея слов для критики неофита. Потом все затихли и Рифма, картинно отпив из своего зеленого кубка, подвела итог:
— В общем, очень и очень слабо.
— Понятно, — равнодушно сказал Шурик, убирая листок в карман. — С вами все понятно. Я пошел?
— В смысле — «с нами все понятно»? — подняла бровь Рифма, решив не оставлять последнее слово за посрамленным чистильщиком аквариумов. — По-моему, здесь понятно именно с вами, молодой человек.
— С вашим вкусом и кругозором поэтическим все понятно, — настоял, холодно улыбнувшись, Тонов. — Я ведь не дурачок и понимал, что вы любой мой стих воспримете очень и очень критически.
Кубок в руке Рифмы чуть хрустнул, она сверкнула злобным взглядом, но все же сумела справиться с эмоциями, и ответила спокойно:
— Уверяю вас, будь ваши стихи хороши, я бы первая это сказала. Но... что имеем, то имеем. Они просто дурны! И это все что я могу о них поведать.
— Разумеется, — невозмутимо продолжил Тонов, — Вот только дело в том, что они принадлежат не мне, а поэту Николаю Асееву, лучшему ученику Владимира Маяковского.
Шурик ехидно посмотрел на Рифму, чья челюсть слегка отвисла от такого нахального хода и продолжил:
— А уж он-то вроде считается классиком русской поэзии. Или не так? И это все, что я могу сказать о ваших оценках и о вашем вкусе, господа поэты литкружка.
Хрясь!
Кубок в руке рассвирепевшей Рифмы разлетелся на куски, посланный прямо в паркетный пол. Все вокруг испуганно вздрогнули. Все, кроме Шурика, который наоборот, засиял победной улыбкой.
— Нахал! — гневно прошипела глава кружка, с ненавистью вперив взгляд в Шурика. Ни грамма угрызений совести или замешательства на ее лице он не прочитал. Хотя все же ожидал, что получив такой удар по репутации в глазах своих подчиненных поэтов, Рифма хотя бы немного смутится. Но нет. Она была возмущена и преисполнена гневом, что кто-то посмел так насмехаться над нею.
— Как вы посмели шутить со мною таким глупым образом!? Я — победительница конкурса поэтов московского журнала! Я... Да кто вы!? Убирайтесь отсюда немедленно!
— Да я вообще-то и не собирался оставаться, — ухмыльнулся Шурик. — Всего хорошего честной компании! Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка! Гыыы.
Последнее он сказал, уже закрывая дверь. И в ту же минуту с другой стороны в дверь прилетела кружка, с жалобным хрустом рассыпавшись на куски. Рифма извергала ему вслед поток отборной брани, достойной своим щедрым синонимическим рядом дипломированного филолога.
5.
У двери его ждал Ванька с совершенно бледным лицом и круглыми глазами. Шурик без лишних слов приобнял его и направил в сторону выхода из университета. Таким образом они добрались прямо до джипа Тонова, припаркованного неподалеку. И только когда сели в машину, Ванька наконец спросил:
— Ты чего там натворил, Шурик? Она же орала, как резаная свинка! Да чего уж, она до сих пор визжит, прислушайся!
— Собственно, это и требовалось, — улыбнулся ему Тонов, а затем, пошарившись в нагрудном кармане, протянул кузену пачку тысячных купюр. — Держи, твоя доля.
— Тонов, ты что опя... — тут голос Ваньки дал петуха, он поперхнулся. — Ты что опять провернул!?
Шурик нацепил на глаза солнцезащитные очки и завел авто.
— Я тебе по секрету скажу, только ты никому. В этом мире есть замечательные люди: зовутся частными коллекционерами. Так вот, один из них, узнав, что в вашем вузе хранится в отличном виде знаменитый китайский кубок древней эпохи, который принадлежал до революции купцу Морозову, пришел в дикий и неописуемый восторг, предложив мне за него бешенные бабки.
— А как он про него узнал вообще? — с подозрением спросил Ванька, щупая свою долю купюр. Он хотел хотя бы пост-фактум узнать, во что на этот раз вляпался благодаря Тонову.
— От меня, — не стал скрывать Шурик. — Я как увидел его в шкафу, этот кубок, так сфотал на телефон и послал ему с вопросом, интересует ли такой товар. Потом я к нему смотался на переговоры, когда тебе сказал, что забыл химикаты для аквариума...
— Ты что, украл кубок? — с ужасом прошептал Ванька, но потом мотнул головой, поскольку это не сошлось с реальной картиной мира. — Погоди, но кубок же Рифма раздолбала в порыве бешенства. Как ты мог его загнать коллекционеру?
— Вот так и говори всем, тем более, что тому куча свидетелей. Они там вообще как ковидные мозгом — вкус к искусству пропал и не вернулся. Как и чуйка на ценные раритеты. Ну да ничего, думаю, при ближайшей инвентаризации ректор как-нибудь прикроет свою женушку. В общем, кубок разбила вдребезги бешеная училка. Такова официальная версия.
— А неофициальная версия какая?
— Ты Ваську Глебова помнишь, который гончаром работает в Русском культурном центре? Я прихватил кубок с собой, он снял с него все мерки и оперативно сваял копию. А я потом поставил подделку в шкаф. — охотно сообщил Тонов. — А далее дело психиатрии. Оставалось лишь довести вашу Рифму до истерики. Чтобы она хлобыстнула копию кубка о пол. И таким образом при куче свидетелей оформила его гибель в этом мире, дабы он возродился в мире частных коллекционеров. А там, глядишь, и где-нибудь в «Сотбис» вынырнет. Всяко разно Рифма бы его в конечном итоге раздолбала, это же форменная обезьяна с гранатой.
— Да, довести ее было несложно, — проскрипел Ванька, слегка приходя в себя от круговерти описанной Тоновым операции. — А я уже в самом деле решил, будто ты решил удариться в поэзию.
— Писать стихи? — ужаснулся Шурик. — Бесплатно!?
Зазвенел мобильник Шурика. Тот взял трубку, после отрывистого «Але» долго слушал. Потом сказал, что ему надо все обдумать и потом назвать цену.
— Кто это? — нервно спросил Ванька.
— Да все тот же коллекционер, — ответил Шурик. — Поступил заказ от одного его сумасшедшего дружка. Хочет у себя в гардеробе скелет Ельцина в полный рост. Чтоб на него пальто вешать с шапками, а зубами пиво открывать. Платит хорошо и в евро. Я обещал подумать. Ты, кстати, вроде как на археолога учишься? Вы уже вскрывали могилы?
— Скелет Ельцина, — хохотнул Ванька. — Ну ты и приколист!
Шурик выруливал на оживленный перекресток, поэтому не среагировал на его замечание, занятый дорогой.
Ванька, похолодев от внезапной догадки, переспросил:
— Шурик, ты же пошутил, да?
Шурик Тонов холодно улыбнулся и неопределенно мотнул головой.
© Чезахуй
