Был в конторе, неважно какой. Там надо писать заявление, рукой. Присел у стенда с образцами, начал.
Это же мука, граждане. Утро стрелецкой казни. Вот эта наша славянская вязь, эти прописные и строчные, эти Ж, эти Щ, эти двойные Н, навязчивые как Добчинский с Бобчинским. И мы же всё это в школе писали безропотно, тонким перышком в тетрадь. И даже, страшно произнести, в институте. Почему не бунтовали, почему мы это терпели? Еще слова у нас невыносимо длинные, типа «зарегистрированный» или «садоводческое некоммерческое товарищество».... Рука бойцов водить устала.
Нет, вы сядьте прямо сейчас и напишите это слово – «зарегистрированный» – быстро, без помарок, без лишних палочек с кружочками, и отчетливо, чтобы его можно было прочитать. Клянусь, не получится.
Примерно к шестому предложению моя рука утомилась. Рука, которой я каждое утро тягаю гантель 12 кг. Она устала, эта рука. Размял кисть, сделал зарядку, продолжил. Снова утомился.
Вы мерзко хихикаете? Ну-ну. Я на вас погляжу в такой ситуации.
Или еще одно слово, подобное казни – «в соответствии». Блин, на одних этих Т можно стать неврастеником, как мы вообще это терпим всю жизнь? Тстстстстст…. Степь с кочками-ухабами, а не язык. Танец Петрушки Стравинского. Чтоб вас там черти заставляли диктант на сковородках писать, Кирилл и Мефодий, Ломоносов и Розенталь. Ну и, конечно, я вывел три И в финале, или даже четыре – «соответствииииии….» Потому что выть хочется в этой степи.
Я высунул язык, я стал тяжело дышать, мне было дурно, хотелось водки пополам с валокордином. Но все-таки дотащился я, изнуренный Петрушка, по злой белой степи до заставы, до финала, до точки.
Число, подпись, упал.
Отдохнул, рукой поболтал в воздухе, плечи расправил. Отлегло. Дошел до окошка: «Девушка, вот заявление, берите скорей!». Девушка-лапушка улыбается: «Не очень разборчиво… Ну ладно. Только заявление надо в двух экземплярах».
Нет, кричу, нет! Я погибну. Пристрелите меня лучше здесь, сразу.
«Вот еще листочек, пишите!»
