— Чёрт! Аккуратнее, пожалуйста! — Катницкий едва удержал равновесие, разминувшись на скользком тротуаре с каким-то стариком. Пройдя мимо Катницкого, тот вдруг замер на полушаге, как будто вспомнил о невыключенном дома утюге. Резко развернулся и глянул Катницкому в глаза. Мокрые стариковские губы при этом непрерывно шевелились, словно молились сами по себе.
— Что? Что вы сказали? Да-да, вы? — по-птичьи наклонив голову, поинтересовался старик. Его выцветшие глаза обшаривали лицо Катницкого с какой-то надеждой.
Катницкий помолчал, его злость улетучилась так же быстро, как и пришла.
— Я говорю — аккуратнее, пожалуйста. На улице гололед. Скользко — раздельно произнес Катницкий, невольно поморщившись — от старика вдруг пахнуло смесью лекарств и тяжелого запаха старого больного человека.
— А. Да-да. Скользко. На душе скользко, конечно. — Старик пожевал губами. Внезапно протянул старческую руку в пигментных пятнах и ухватил Катницкого за рукав. — А вы песочком душу посыпьте, да-да, песочком! И что? И всё, да-да! — старик выпустил рукав и меленько захихикал, обнажив крупные желтоватые зубы. Попятился, коснулся длинным ногтем древней фетровой шляпы, развернулся и пошагал дальше.
Катницкий недоуменно смотрел ему вслед. Больной какой-то, вот и несет чушь. Старость, она такая. На Катницкого опять нахлынуло, вспомнились вчерашние похороны и глаза бабы Глаши, по-деревенски закрытые двумя пятаками. Когда гроб поднимали, один пятак свалился и на Катницкого укоризненно уставился открытый белесый глаз покойницы. Он чуть не обмочил брюки.
Дело в том, что Вадим Катницкий, начальник IT-отдела в крупной компании, с детства боялся покойников. Боялся до дрожи в коленках, до мокрых штанов. В детстве он, поспорив с пацанами на слабо, залез в морг. Пацаны подсадили щуплого Вадима на высокий подоконник к темному провалу окна и проследив, чтобы он спрыгнул внутрь, тут же дали деру, издевательски хохоча.
Скрючившегося под каталкой без сознания Вадима утром нашел рано пришедший сторож. Что произошло тогда в морге, Вадим не рассказывал никому. До сих пор он тщетно старался забыть ту ночь, как страшный сон.
Даже сейчас, в возрасте, купив квартиру в новом высотном доме, Катницкий не выключал ночью свет. Тем более, что дом стоял почти пустой, раскупать в нем квартиры никто не торопился.
Катницкий завернул в магазин. Вообще он не пил, даже вчера на поминках, но после похорон самого близкого человека первый раз в жизни захотелось надрызгаться вусмерть.
Вадим подошел к полкам с алкоголем и поймал себя на мысли, что он ни разу за свои тридцать два года не покупал алкоголь. Пожав плечами, выбрал бутылку водки с каким-то осетром на этикетке, расплатился, мимоходом удивившись цене, и вышел в промозглые сумерки. Сунул водку в рюкзак, вздохнул полной грудью и зашагал домой.
Войдя в свой подъезд, Катницкий вдруг увидел того самого старика в фетровой шляпе, стоявшего спиной у лифта. Замер, соображая, не выйти ли обратно на мороз. Катницкий вообще не любил людей, а этот сумасшедший старик чем-то нервировал его. И еще этот запах. Немного поразмыслив, Катницкий все же начал подниматься к лифту, лелея надежду, что старик выйдет через пару этажей. Самому Вадиму предстояло подняться до последнего, тридцать шестого.
Старик медленно раскачивался с пятки на носок и беззвучно шевелил губами. Катницкий стал подальше, стараясь не вдыхать полной грудью. Открылся грузовой лифт, лязгнув дверями. Старик заходить не торопился. Катницкий, пробормотав “Извините”, скинул рюкзак с плеч и протиснулся внутрь. Повернулся к старику, собираясь его поторопить и проглотил то, что хотел сказать. Старик, не мигая, смотрел прямо на него своими водянистыми глазами. Усмехнулся, качнув головой на тонкой старческой шее — Не-ет, вы от меня не отделаетесь так просто. Я с вами, да-да, с вами теперь до конца! — Приподняв шляпу, старик вошел внутрь и ткнул желтым пальцем в кнопку 36. Двери закрылись. Лифт поехал.
Катницкий врос лопатками в стену, стараясь не шевелиться. Его странный попутчик не отрываясь смотрел Катницкому в глаза. Вадим нервно сглотнул и отвел взгляд в сторону. Не удержался и снова глянул на старика. Тот осклабился и наклонил голову набок, продолжая смотреть на Вадима. Катницкий замер и перестал дышать — гнилостный запах стал невыносимым, опять напомнив вчерашние похороны. Из глубин памяти тут же всплыл открытый глаз покойницы. Катницкий подумал, что сейчас, наверно, умрет.
Неожиданно лифт дернулся и остановился. Пару раз качнулся и встал окончательно. Вадим мельком глянул на табло, там горело сразу два этажа, 12 и 13.
Старик вздрогнул, и тоже посмотрел на табло. Тут же скривился и прижал правую руку к груди. Плямкнув губами, что-то прошептал и повернулся к Катницкому — Больно. Вот оно как бывает, значит. Пора.
— Ч-что пора? — Катницкий сморгнул.
— Мне пора. Умер я.
Старик слабо улыбнулся Катницкому и мешком свалился на пол. Подтянул ноги, слабо дернулся и затих.
Катницкий судорожно сглотнул. — Эй! Уважаемый! — Старик молчал. Катницкий преодолел страх и, стараясь не дышать, наклонился над его лицом. Открытые глаза старика смотрели в потолок. Катницкий склонился ближе. Потряс старика за плечо. — Эй, вы что? Вставайте, ну!
От тряски рот старика открылся и оттуда вырвался воздух, обдав Катницкого густым запахом тлена. Вадим резко отпрыгнул, его сердце бешено колотилось. Катницкий попятился и уперся в стенку. Не сознавая, что делает, забарабанил по дверям застрявшего лифта — Эй, кто-нибудь! Откройте!
Тишина. Скрип тросов.
С ужасом глядя на застывшее тело, Вадим ясно осознал, что застрял в лифте. А рядом с ним труп. Труп-труп. Мертвец. Покойник..
У Катницкого ослабели ноги. Он осел на пол. Не отрывая глаз от тела, завозил ботинками по кабине, бессознательно пытаясь оставить между собой и трупом как можно больше места. Безуспешно.
Лифт дернулся, как гальванизированный труп в руках фокусника. От содрогания кабины голова покойника повернулась набок и мертвые зрачки уставились на Катницкого. Вадим беззвучно заскулил, пытаясь удержаться на грани здравого смысла. Он не мог отвести взгляд от лица мертвеца, оскалившегося в ехидной ухмылке.
Плафон лампы мигнул пару раз и погас. Катницкого бросило в холодный пот. Свет загорелся снова. Катницкий перевел дух. Лампочка мигнула. Катницкий забормотал — Не-ет, не надо! Гори-гори ясно, только не погасни!
Свет погас окончательно.
Катницкий зажмурил глаза. Открыл. Свет не появился. Зато появился какой-то шуршащий звук. У Катницкого волосы встали дыбом. Он понял, что покойник только и ждал, когда погаснет свет, чтобы в темноте добраться до Вадима. До его мягкой, вкусной плоти. Подсознание услужливо подсунуло картинку — покойник, прищурив мертвые бельма, урчит, обгладывая его собственную ногу. Катницкому нестерпимо захотелось освободить мочевой пузырь.
“Стоп, не сходи с ума. Покойники не могут ждать, не могут двигаться. Это просто кусок мяса.” Катницкий уцепился за эту мысль, как за спасительную соломинку. Зловещее шуршание повторилось. Катницкий заткнул уши, чтобы ничего не слышать. Стало еще хуже. Катницкий резко убрал руки. В темноте ему показалось, как что-то коснулось его ноги. Катницкий икнул и пнул ботинком. Задел свой рюкзак. Его осенило. Бутылка! Тяжелая, удобная, ей можно защититься! А если разбить, получится еще лучше, будут острые края!
Катницкий наощупь запустил руку в рюкзак и достал бутылку. Внезапно ощутив жажду, машинально свернул пробку и сделал пару глотков…
***
Когда через несколько часов спасатели раздвинули двери лифта, Катницкий сидел, обняв труп за плечи и вливал ему остатки водки в раскрытый рот. Заслонившись от света фонаря рукой, Вадим икнул и пьяно заулыбался. — Р-ребята, как вы вовремя! А м-мой друг не пьет! Он умер. Да-да, умер. Это грустно…
Покачнувшись, Катницкий начал подниматься, перелезая через тело. Не удержав равновесия, споткнулся и бухнулся на труп. — Упс! Пардон, дружище! — Катницкий смачно чмокнул покойника в лоб, — П-покойся с миром, мой молчаливый друг! А мне пора спать. Да-да, спать.
Катницкий скатился с трупа и завозился на полу лифта, подтягивая под голову рюкзак и устраиваясь поудобнее. Вдруг поднял голову и выдал — Не надо бояться п-покойников, ребята. Они т-такие же, как и мы, только молча… молча молчат. И всё! Живые куда неприятнее, да-да! — Уронил голову обратно, почмокал губами и мирно захрапел.
Спасатели понимающе переглянулись и, вздохнув, полезли вытаскивать обоих. С катающейся по полу пустой бутылки на них стеклянно посматривал осетр.