Вы когда-нибудь успокаивали мать, случайно утопившую своего ребёнка в ванне? А разговаривали с попавшим под трамвай парнем на протяжении получаса, пока он пытается не умереть от кровотечения? А с застрявшей в горящем здании женщиной, которая может сказать лишь “Я горю”? А ведь это случилось только за прошлую неделю.
Меня предупреждали сразу, работать в службе спасения непросто. Я же отвечал, что жить в принципе непросто. Ответственность и куча бумажной работы даже в офисе подстерегает. Ну и ещё тут график работы удобный.
Второй день подряд стояла жара за тридцать градусов, даже кондиционер не спасал. В офисе всегда кому-то жарко, а кому-то, зараза, холодно. Лично мне первое. В гарнитуре уши потеют за пару часов. Чёрт, а ведь сегодня денёк однозначно обещает быть непростым. Из-за жары количество пожаров увеличится в несколько раз. Но нечего гадать, пора за дело.
Как только напарник хлопнул меня по плечу и вышел собираться домой с ночной, сразу же посыпались звонки:
— Оператор 112, что у вас произошло?
Я услышал приглушённый писклявый голосок школьника.
“Ну началось с утра пораньше. Каникулы — игрушка дьявола”.
— Алло, это пожарная?
— Да, это пожарная.
Юморист едва сдерживал порывы хохота, чётко произнести фразу он смог только раза с четвёртого
— А пожа… пож… пожарьте мне картошечки.
Судя по грохоту, малолетний шутник начал кататься от смеха по полу.
Я дважды глубоко кашлянул, нагнав серьёзности. Ведь лёгким движением руки я уже включил отслеживание номера.
— Мы не жарим. Мы тушим, пацан.
Хохот на другой стороне кое-как стих, школьник снова был у аппарата и пытался произнести второй избитый панчлайн.
— Ну тогда… тогда поту… потушите
Уголки губ чуть уползли вверх. Две секунды — и на дисплее высветился адрес малолетнего комика.
— Итак, 7-я Рабочая, 54, квартира 45. Немедленно положите трубку или на данный адрес будет выписан штраф за ложный вызов и препя…
В наушнике зазвучали короткие гудки. Пацан бросил трубку на полуслове.
“Каждый раз работает безотказно, хоть и адрес чаще всего неверный”, — пронеслось в голове. — “Ладно, побаловались и хватит, надо людей спасать”.
Снова звонок. В бригаде только я на данный момент свободен.
— Оператор 112, что у вас случилось?
Из гарнитуры доносился тихий треск. Либо звонивший любил помолчать, либо ответить уже некому.
— Алло? Вас не слышно.
Я не имею права сбросить трубку, только человек пьян, под веществами, внаглую бросается оскорблениями или как-то ещё буянит. К счастью, спустя тридцать секунд молчания послышался хрипловатый голос:
— Алло?
— Оператор 112, слушаю вас
Мужчина снова помедлил несколько секунд, будто собирал мысли в кучу перед долгим монологом.
— Ну как там с деньгами?
Короткий раздражённый выдох вырвался из груди.
“Сегодня что, день КВН? Хотя нет, в КВН шутки хуже”
— С какими деньгами?
— Ну с моими.
— Вы понимаете, куда звоните? — спросил я. Мужик явно нёс околесицу, поэтому если он не одумается, я сброшу.
— Ну тебе звоню.
Тут же обрываю звонок. Даже если ему и вправду нужна была помощь, то по намёкам понять это было едва ли возможно. Да и следующий вызов последовал едва ли не сразу же
— Опера…
— Алло, здравствуйте, машину скорой на Тимирязевскую, 17, сильное кровотечение и возможно открытый перелом ног. Падение со строительных лесов. Остановили как смогли, но долго он не протянет.
Наконец-то рабочий вызов. Суставы пальцев хрустнули, готовясь к смертельной гонке на выживание
— С какой высоты упал пострадавший?
— Пять-шесть метров.
После этих слов внутри словно что-то щёлкнуло. Пальцы застыли на клавишах. Точно. Звонивший звучал слишком спокойно для человека, увидевшего истекавшего кровью товарища. Но это уже не моя забота.
— Он всё ещё в сознании?
— Да, в сознании.
— Сколько времени прошло с момента падения?
— Четыре минуты.
На этом я закончил заполнение карточек для медиков и на всякий случай для полицейских.
— Бригада скорой будет на месте примерно через девять минут, постарайтесь держать пострадавшего в сознании и ни за что не позволяйте ему сомкнуть глаза.
В ответ послышались короткие гудки. Хоть бы спасибо сказал. Это хоть и моя работа, но всё равно приятно слышать благодарность.
Следующие четыре часа из двадцати четырёх часовой смены ничего особенного не происходило, если не считать звонки с сердечными приступами и ДТП особенными.
До определённого момента.
— Оператор 112, что у вас произошло?
С той стороны зазвучал ровный спокойный голос, настолько холодный, что слова обжигали перепонки.
— Здравствуйте.
Молчание. Ни единого звука, даже на фоне ничего не шумело.
— Алло? Вас не слышно.
Молчание нарушено тем же обжигающим женским голосом.
— Рокоссовского, 17, квартира 68. Женщина, двадцать восемь лет, огнестрельное ранение в голову. Дверь будет открыта, ломать не нужно. Просто заберите тело. Паспорт и прочие документы для опознания будут на тумбочке в спальне.
Я уже было переводил звонок на психолога, как в наушниках прогремел выстрел. Лицо невольно сморщилось от громкого звука.
— Алло? Вы всё ещё там? Алло?
Теперь вместо молчания где-то в отдалении свистел ветер. Обрывками звучали проезжающие по какой-то дороге машины и что-то медленно капало очень близко к трубке с той стороны.
— Алло? Алло?
Начальник группы подошел справа. Мозолистые пальцы нажали на кнопку сброса. Я кинул недоумённый взгляд, как бы спрашивая, зачем.
— Всё в порядке, Акакий. Просто заполни карточки по форме и продолжай работать.
Ещё два часа прошло относительно спокойно. Стало даже немного клонить в сон. Лёгкий удар по щекам и доза кофе помогли прогнать усталость.
Но вот после этого звонка даже начальник был не против дать мне отгул:
—Оператор 112, что произошло?
Всхлип. Ответом на вопрос стал всхлип. Затем ещё один. И ещё.
— Оператор 112, говорите.
Всхлипывания переросли в протяжный плач. Судя по всему, это был мужчина.
— Пожалуйста, пришлите кого-нибудь.
— Что у вас случилось, говорите, прошу.
Пальцы в тонусе, готовятся к очередному заезду по клавишам. В голове отчётливо стучала мысль: “Нужно тщательно подбирать слова”. Сказал не то — и жизнь человека может оборваться.
— Меня накрыли воспоминания об Афганистане... и я... боюсь, что у-у-у… ударю себя.
Я невольно прикусил язык от неожиданности. Конечно, нас к подобному готовят, но встречаться непосредственно “в поле” с настолько серьёзными вещами нелегко, даже немного жутко.
— Вы боитесь, что нанесёте себе увечья?
— Да.
Всхлипывания усилились. Чёрт, кажется дело становится только хуже.
— Ладно. Ладно. Успокойтесь. Сделайте глубокий вдох. Как вас зовут?
— О-о-ох, ты не видишь того, что вижу я, приятель.
Ветеран громко втянул воздух через нос. Кажется, я пока не пробился к его сознанию.
“Давай, Акакий, ты уже полгода как тут работаешь. Ты справишься и спасёшь старого солдата”
— Ну же, поговорите со мной. Нет таких вещей, ради которых стоит увечить себя.
— Приятель, я… я… просто хочу, чтобы это кончилось, — из-за частых всхлипываний приходилось тщательно вслушиваться в слова, дабы ничего пропустить. — Я хочу, чтоб мои друзья вернулись.
— Хорошо. Да. Только вы не хотите себя ранить. Я пришлю помощь. Только скажите, куда.
— Прошу…
В мозгу смешались паника, страх и напряжение. Стучало в висках. Я просигналил товарищам, дабы кто-нибудь позвал ушедшего на пятнадцатиминутный перерыв психолога.
— Вы принимаете какие-нибудь лекарства?
— Я… я не могу нигде найти свои транквилизаторы.
По ушам ударил приступ плача. Я чуял, что ещё немного и сам пущу слезу. Но я должен оставаться спокойным. Если дрогну, то больше будет некому предотвратить смерть ветерана.
— Мы кого-нибудь пришлём, обязательно. Держитесь, всё будет в порядке. Я буду на связи до тех пор, пока они не прибудут, хорошо?
— Хорошо…
— Я остаюсь на связи, ладно?
— Л-ладно.
— Назовите адрес, пожалуйста. И о вас позаботятся как нужно. У вас есть ножи, клинки, что-то режущее?
— Есть. Коллекция ох.. охотничьих ножей. Но я никого не уд-д… арю.
— И себя тоже не хотите, верно?
— Я не знаю.
Тем не менее, плач малость стих. Похоже, нужные слова найдены.
— Все ножи на своих местах, да? — дрожь в голосе пыталась пробиться всё сильнее.
— Да. Кроме одного.
— Где этот нож сейчас?
— У меня в руке.
— Так, вот что мы сейчас сделаем. Мы возьмём этот нож и бросим его в раковину. В раковину, слышите?
— Да, слышу. Если бы только вместе с этим я не слышал крики душманов.
Я сжал зубы от боли, с которой эти слова были сказаны. Пропускать события через себя — грубая ошибка, способная в худшем случае обеспечить ПТСР.
— Возьмите меня с собой. Вы же с мобильного звоните?
— Да.
— Хорошо, вы… ты. Вы не против, если буду на “ты”?
— Нет.
— Ты отдал долг Родине и теперь Родина отдаст долг тебе, товарищ. Давай, нужно выбросить нож в раковину.
— Господи…
После в наушниках отчётливо зазвучал стук шагов по ламинату и несколько секунд спустя — грохот упавшего на керамику металла.
— Ты правильно сделал, что позвонил мне, товарищ. Всё? Он в раковине?
— Ч-что?
— Нож сейчас лежит в раковине?
— Да.
— Очень хорошо. Спасибо, что помог мне, товарищ.
— Нет. Только не казнь. Не опять. С-с… Сержант!
Солдат снова разразился плачем. Кажется, он медленно сполз по стене, пока не плюхнулся с грохотом во что-то, по звуку похожее на пустой тазик.
— Ты в порядке? Всё ещё на связи?
— Да.
К моему счастью, в этот момент в офис вбежал вспотевший психолог. Тридцать минут спустя на кое-как выуженный совместными усилиями адрес приехала бригада скорой. Что было дальше, меня уже не волновало. Гарнитура лежала на столе. Я сидел, откинувшись на спинку кресла, и растирал ладонями голову, словно стянутую обручем. Три напарника подошли по очереди похлопать меня по плечу. Даже начальник, проработав здесь девять лет жизни из пятидесяти восьми, разрешил взять отгул, одобрительно кивнув.
Пока я шёл до автобусной остановки с сигаретой в зубах, в памяти всплыло воспоминание из детства. Как я хотел стать супергероем. Как буду спасать людей. Годы прошли. Людей я спасаю. Только вот чем больше времени проходит, тем чаще задаюсь вопросом: а кто меня-то спасёт?
Но это слишком философский вопрос и раздумывать над ним можно долго. А сейчас Акакий хочет только двух вещей. Хорошенько поесть и выспаться.
© Ярослав Кулындин
