В раннем детстве мой старший сын очень плохо ел. Не потому, что его не кормили. Наоборот. Еды было много. Вкусной и разной, но каждый прием пищи походил на допрос в фашистских застенках, чем на обед. Гестаповская мама пытает сына-советского разведчика едой. Он отказывается говорить, только презрительно плюется кашей супом или творогом в лицо палача.
Так продолжалось практически каждый день, пока жена не включила гуся. Потом объясняла, что это был жест отчаяния.
Гуся подарила мать жены. Она же бабушка. До сих пор не могу понять, что ей двигало при выборе подарка. Пластиковый белый гусь на колесиках при включении начинал ездить по кругу, размахивать крыльями, мигать красными лампочками глаз, громко крякать, и громко петь песню про то как жили у бабуси два веселых гуся.
Когда его включили первый раз, собака спряталась в шкаф в прихожей, жена залезла с ногами на диван, а мне захотелось уйти из дома. При ребенке его не включали никогда. До того дня.
Услышав истошное пение, сын от страха открыл рот, в который жена немедленно запихнула ложку с кашей. Он проглотил кашу, не отводя взгляда от механической птицы, и перестав сопротивляться.
С тех пор этот гусь крякал и пел свою ужасную песню ежедневно. Соседи смотрели на нас косо и угрожали участковым, собака жаловалась на постоянные мигрени, а мне снились тревожные сны.
Для жены все это не имело никакого значения. Главное, что ребенок начал есть все, что дают.
Правда теперь в свои девятнадцать лет он побаивается белых птиц, резких звуков и не любит народные песни.
Зато кушает хорошо.
