Как известно, в военных академиях, как и в гражданских вузах, были отделения очное и заочное. Заочники приезжали с места службы на сессию дважды в год, а очники грызли «гранит науки» постоянно. Но всегда находился предмет, встречи с которым с ужасом ожидали и те, и другие. В нашей академии был это предмет вовсе не заумно-специальный, а самый что ни на есть обычный – немецкий язык. Именно у нас преподавала его и принимала экзамены такая несгибаемая женщина, что перед ней равно тряслись и «воин, в битвах поседелый», и мальчишка-лейтенант.
Чего только не предпринимали слушатели в погонах, привыкшие командовать совсем не двумя новобранцами и принимать весьма ответственные решения! Но напрасны были все усилия как-то обойти ненавистный предмет, который большинству из них нужен был, как рыбке зонтик. Ничего и ни у кого не получалось, хотя применялись познания и в тактике, и в стратегии, и даже школьные умения писать шпаргалки…
На втором курсе Академии надо было сдавать экзамен по немецкому языку. Когда первая группа «отстрелялась», начальник курса на следующий день собрал всех слушателей и устроил им разнос за отвратительные результаты экзамена. Всего пара четвёрок, несколько двоек, остальные – тройки! Начальник курса возмущался не только плохими знаниями, но и низкой сообразительностью слушателей. Мол, перевод текстов про маршалов и военачальников всяко похож один на другой. А грамматика после школы и военного училища хоть как-то должна уместиться в голове, носящей офицерскую фуражку. В общем, слушатели услышали много нелестных слов в свой адрес и пожелание, чтобы такого позорного провала по такому простому предмету больше не было.
Хорошо было начальнику высказывать такие пожелания! Если на самых сложных спецпредметах слушатели чувствовали себя вполне уверенно – ведь задавались вопросы по их реальной армейской жизни, то иностранный язык, далёкий от неё, как Крабовидная туманность от Земли, вызывал у них только головную боль.
«Да что за проблемы! – скажет кто-то. – Столько бравых мужчин не могли найти подход к одной молодой женщине!». Представьте себе – не могли. Конечно, женщина была с весьма твёрдым характером. Но даже не это было главным. Внешность её в общем не была противной – наоборот, Ольга Борисовна (назовём её так) имела ладную фигурку, красивые длинные светлые волосы, да и одевалась модно. Но вот роста была почти гренадёрского, и лицо её портила постоянная угревая сыпь. Согласитесь, сложно делать даме комплименты, глядя в такое лицо, да ещё снизу вверх.
После начальственного разноса собралась группа, которой назавтра предстояло идти на эту казнь египетскую. Неохота было так же «вызывать огонь на себя», да и намёки на плохую сообразительность не прибавляли энтузиазма. Решили во что бы то ни стало придумать беспроигрышный способ, как хорошо сдать экзамен по немецкому. В конце концов, по словам Суворова, « Русские прусских всегда бивали». Сидели, вспоминали разные случаи, просеивали сквозь сито все слова и поступки Ольги Борисовны. И вдруг кто-то припомнил, как она ещё на первом курсе при знакомстве сказала, что всеми силами постарается научить их языку Шиллера и Гёте, а так как она не замужем, то времени у неё на это вполне достаточно. Согласна проконсультировать отстающих как после занятий, так и в своё личное время, даже у себя дома.
Тогда на это никто не обратил внимания – очень нужны дополнительные занятия по предмету, который абсолютно все считали совершенно лишним. А вот теперь группа радостно загудела. Кажется, слабое место Ольги Борисовны было найдено, и им следовало воспользоваться немедленно! И головы, как по команде, повернулись в сторону Толика.
Теперь надо немного объяснить, почему товарищи, не сговариваясь, подумали именно о нём.
Во-первых, Толик был самый высокий в группе – даже на Ольгу Борисовну он без труда мог смотреть свысока. Во-вторых, он был холост, и, значит, ничто не могло обременить его совесть. В-третьих, Толик служил в такой далёкой Тмутаракани, что к ним на точку могли добраться только катер летом и вертолёт зимой. Деньги на этом острове не имели цены. Все мужчины поголовно занимались охотой и рыбалкой. Продукты завозились раз в год по большой воде. И если кто-то имел счастье приехать на остров с женой, то его «половинка» при необходимости шла на склад, брала там нужное, а когда муж по весне ехал за всей годовой зарплатой, то за взятое у него просто высчитывали из неё энную сумму. Поэтому Толик, в отличие от остальных, когда приезжал на сессию, мог вести себя, как король на отдыхе. Жил в самой лучшей гостинице города, в хорошем номере, спокойно мог позволить себе обедать в ресторане, ссужал приятелей деньгами. А в отношении женского пола был не избалован.
Тем не менее, Толик стал поначалу отказываться от предложенной ему чести. Но товарищи по несчастью быстро и доходчиво объяснили ему как несложность порученной ему миссии, так и то, какие последствия для всех и для него лично будет иметь его отказ. Толик замолчал. И пока он находился в стадии принятия решения, по кругу была пущена фуражка, собраны необходимые средства на представительство, выделены два ответственных и исполнительных офицера, которые быстренько закупили в окрестных магазинах необходимый джентльменский набор: конфеты, шампанское, коньяк, фрукты и прочее. Они также были откомандированы сопроводить Толика прямо до дверей квартиры Ольги Борисовны (кто бы сомневался, что её адрес незамедлительно узнали!), купить по дороге букет цветов и подождать на лестнице минут двадцать, чтобы быть уверенными, что консультация развивается в нужном русле.
Всё прошло по намеченному плану. Посланцы вернулись с заверениями, что операция, кажется, удалась, поскольку даже через полчаса Толик не вышел из квартиры преподавательницы.
На следующее утро группа ровно в девять стояла у дверей аудитории, где должен был проходить экзамен. Толик не пришёл, и все гадали, что же будет дальше. Ольга Борисовна, всегда отличавшаяся пунктуальностью, на этот раз появилась минут через двадцать. По её лицу никто ничего не смог прочесть. Поэтому группа стала тянуть жребий – кому первому идти на экзамен. Вот, наконец, вошли первые пять человек, и группа затаила дыхание. К сожалению, в кабинете немецкого языка стояли звуконепроницаемые кабинки, так что даже те, кто уже там находился, не могли слышать того, что происходило у стола преподавателя. А толстые, плотно закрытые двери не оставляли находившимся в коридоре никаких шансов. Приходилось только ждать. При этом Толик не появлялся. Никакой информации, прояснявшей ситуацию, так и не поступило. Повисла грозная тишина, как в ночь перед Куликовской битвой. Или, точнее, учитывая ситуацию, как перед Ледовым побоищем с Тевтонским орденом.
У нас с вами, однако, есть возможность побывать на месте сражения и увидеть всё своими глазами. Вернее, глазами тех первых храбрецов, что вышли в неравный поединок с языком Шиллера и Гёте.
Обычно на подготовку к ответу давалось двадцать-тридцать минут. Но тут уже через пятнадцать Ольга Борисовна пригласила к своему столу первого взявшего билет – майора Витю. Он не стал возражать и пошёл, сжимая в руках свой билет и кидая прощальные взгляды на товарищей. Сел к столу, стал что-то рассказывать Ольге Борисовне. Замолчал. Протянул ей зачётку. «Тройку выпрашивает!» - пронеслось в голове наблюдателей. Но Ольга Борисовна отодвинула зачётку и о чём-то спросила. «Не прокатило!» - возник следующий комментарий. Где уж тут было готовиться по своему билету, переводить какой-то текст, вспоминать дурацкую грамматику… Глаза всех майоров и капитанов были прикованы к происходящему у стола. Витя, запинаясь и останавливаясь, стал отвечать.
«Ну, надо же! Ещё что-то знает!»- уважительно подумали зрители. Витя опять подвинул зачётку к преподавательнице.
«Ну!!»- было написано на лицах остальных.
И через минуту – «Эх!!». Зачётка снова была отодвинута, и несчастный Витя из последних сил старался выдавить из недр памяти ещё хотя бы пару фраз. Наконец, он обречённо замолчал и отчаянным жестом двинул проклятую зачётку прямо к руке Ольги Борисовны.
Сейчас таких уже не делают...
На этот раз она не отказалась её взять, открыла и что-то там написала.
«Тройку выпросил!» - облегчённо сделали вывод остальные, нерадостно думая, каких же трудов будет стоить им самим эта тройка. Витя схватил зачётку и пошёл к двери, на ходу заглядывая в неё, словно ещё сомневался, что вожделенная тройка надёжно вписана туда. И вдруг все увидели, как на его лице проступает какая-то странная эмоция – может, это и была радость, но смешанная с чем-то ещё. Впрочем, оставшимся было совсем не до чужих эмоций. Каждого ожидало своё Ватерлоо…
К столу Ольги Борисовны уже шёл второй – тоже майор и тоже Витя. Сев на стул и положив на стол зачётку, Витя номер два сразу предложил Ольге Борисовне начать с третьего вопроса, ибо текст о маршале Рокоссовском он худо-бедно перевёл. А вот по двум первым вопросам, касающимся грамматики, как говорится, плавал. Ольга Борисовна охотно согласилась послушать чтение и перевод о маршале, похвалила Витю за «баварское произношение» (бедный майор впервые за всё время изучения немецкого услышал, что у него вообще есть какое-то произношение) и предложила ответить на другие вопросы билета.
Витя, вспомнив о стойкости своего предшественника, к собственному удивлению что-то промямлил. Потом замолчал и с робкой надеждой посмотрел в глаза преподавателю. В его собственных глазах было только одно, но ярко сиявшее слово « Трояк!!».
Однако, Ольга Борисовна не спешила выполнить эту безмолвную просьбу. Она развила то, что промямлил майор, в стройную систему, что-то сложное, чего он вовсе не понял, проговорила по-немецки, ещё раз похвалила его – за что, он даже не сообразил. И, наконец, вписала в его зачётку вожделенную оценку. Майор вскочил, гаркнул «Спасибо!» и опрометью выскочил из аудитории. Только закрыв дверь, он рискнул посмотреть в зачётку – и вот тогда понял, что же за эмоция была написана на лице другого майора. Это было изумление. Потому что в его зачётке красовалась совсем не тройка, а самая настоящая оценка «хорошо», скреплённая размашистой подписью «немки».
Как выяснилось, и первому майору Ольга Борисовна благосклонно поставила «четыре», несмотря на то, что в своей группе он считался по немецкому языку одним из самых малознающих. Ну, за исключением Бориса, который вообще когда-то учил французский.
В общем, группа даже в отсутствие Толика, показала на экзамене немецкого потрясающие результаты. Ни одной двойки, четвёрки и пятёрки. И только бедный Борис (впрочем, нисколько не огорчённый) получил тройку. На следующий день руководитель курса не уставал их хвалить и ставить всем в пример. Толика, однако, не было…
Назавтра группа сдавала спецпредмет. Толик к началу экзамена не пришёл, но староста об этом преподавателю-полковнику не сказал, надеясь, что пропавший товарищ всё же объявится.
Товарищ не объявился, но когда полковник зачитывал оценки всей группе, его фамилия волшебным образом появилась в списке, мало того, против неё стояло «отлично».
Смущённые такими событиями товарищи поспешили к Толику в гостиницу, однако, им там сказали, что хозяин номера-люкс уже двое суток не ночует у себя.
И вот на следующий день запропастившийся майор явил, наконец, товарищам свой лик. На шквал вопросов, обрушившийся на него, Толик ответил так коротко и весомо, что больше с вопросами к нему никто не приставал:
- Вы послали меня сделать дело? Вы хотели сдать экзамен? Вы его сдали? Ну, значит, больше говорить не о чем...
В качестве послесловия к этому рассказу добавим, что когда на следующей сессии товарищи встретили Толика, то на руке у него появилось обручальное кольцо, надетое, как вы понимаете, Ольгой Борисовной. А на лице у поклонницы языка Шиллера и Гёте никто не увидел никакой сыпи. Оно поражало гладкой кожей с румянцем, а на губах сияла еле заметная улыбка. И все вдруг увидели, какая Ольга Борисовна красавица.
