...Когда мне лет 9-10 было, с югов, с Крыма, возникла нужда отправить меня одного в Москву. Ну, так получилось, нестыковка какая-то у родителей вышла. Типа, бабушка меня в Крыму на поезд содит, а родители в Москве - снимают. Между этими двумя событиями - суть больше суток недеццкой поездошной свободы...
...Ну, совсем-то одного отпустить - это никто бы не решился. Старший брат местного мужика, у которого мы несколько лет подряд комнатею в доме на море снимали, как раз в Москву засобирался, согласился в дороге за мной приглядеть. Все ж - не совсем чужой человек, несколько лет знакомый. Дядя Юра - Хохол. Он так всем и представлялся - Хохол. Веселый, шибутной, балагур и выпить не дурак. Мне он был очень симпатичен, в попутчики, хе-хе.
...Долго мудрили с билетами, меняли их как-то, кому-то бабла накидывали, чтоб в итоге оказаться с ним в одном поезде-одном купе. Дальше уже проще: взволнованная бабушка провожает на перроне раздувшегося от важности "взрослого" мероприятия и посуровевшего от свалившейся свободы внука, дядя Юра грузит багаж, даются последние напутствия - чтоб из купе - не ногой, и так далее. Наконец, поезд, содрогнувшись всеми суставами - тронулся...
...Едва поехали, дядя Юра решил меня накормить, достав нехитрый дорожный хавчик: курицу, огурчики-помидорчики, хлеб, сало, вареные яйца каких-то чудовищных размеров (позже выяснилось, что это толи утиные, толи гусиные), домашний паштет с оригинальным названием "третьего дня кабанчика кололи", в банке, столь же чудовищно неаппетитный на вид, сколь же - офигительно вкусный, домашние же котлеты, с того же кабанчика наверченные, соль, лук и прочее, что полагается в таких случаях.
Поели. Познакомились с попутчиками: нашими соседями по купе оказался военный, с танками в петлицах, толстый и неприятный, с багровой ряшкой лица человека, знающего толк в выпивке, и - женщина лет тридцати-тридцати двух, веселая белозубая балаболка, с первой же минуты ставшая строить глазки военному (почему-то дядя Юра, хоть и был, на мой взгляд, намного привлекательнее - поджарый, загорелый, сухощавый, ее не заинтересовал совершенно - может, решила, что я его сын, мож, ещё почему).
После непродолжительной но сытной трапезы дядя Юра, вежливо попросив даму привстать, достал из-под нижней шконки две здоровенные канистры с домашним вином, и сделал обществу недвусмысленное предложение. Общество не нашло повода отказать дяде Юре. Ряшка танкиста прям-таки заалела маковым цветом от предвкушения щедрой выпивки, да ещё и - халявной, женщина тоже начала щебетать веселей. Мне, в силу возраста, не наливали, да я и без того был уже почти счастлив, а после того, как на каком-то полустанке, где стояли минут пять, дядя Юра, рискуя, умудрился сбегать через пути и купить мне плетку спелой черешни (так торгашки обвивали палку черешинами, как косу. Не знаю, как называется, но сто лет такого не видел уже), и - петушка на палочке, на обратном пути проскочив в опасной близости двух идущих навстречу друг другу длиннющих составов - купольное ощущение полного детского счастья окончательно сомкнулось надо мной! )))
Они пили, а я гулял по вагону. Всем окрестным детишкам я рассказал, что еду - один, потому что - взрослый. Дети моего возраста, которых родители боялись отпускать дальше туалета, впадали в депрессуху от моего высокомерного рассказа...
Сходил в вагон-ресторан (он был соседним), и, подражая взрослым парням, пришедшим передо мной, поразил буфетчика фразой, произнесенной басом: "Пожрать-то у вас чо-нить есть??" - ну и так далее.
От периодических заглядываний в купе у меня в памяти остались будто фотографии, запечатлевшие самые непринужденные моменты жизни: вот дядя Юра и военный, обнявшись, поют какую-то заунывную украинскую песню, точнее - поет дядя Юра, военный же подрыкивает на басах, а дама, наоборот, повизгивает сопрано.
...А вот они уже, заголив до локтя руки и очистив стол, сцепились, кто кого положит - арм-рестлинг, кажется, щас называется. Тогда говорили проще - на локотках биться. Военный сопит, он толстый, но - рыхлый, а дядя Юра худой, но - жилистый. Дама болеет за военного, и дядя Юра выигрывает всего два раза из трех, чтобы вояке не было обидно...
...А вот военный стоит перед дамой на одном колене, в кителе, с фуражкой на локте, целует ей, хохочущей, руки и говорит какой-то вздор. Дядя Юра с усмешкой смотрит на все это дело.
...А вот дядя Юра со смеющимися глазами выходит из купе, а вояка бросается на женщину в танковой атаке, и они начинают слюняво целоваться - дверь купе закрывается перед моим носом...
На исходе первой канистры компания потеряла одного собутыльника: дама напилась, и банально - уснула. Прям где сидела, на нижней полке. Ее уложили, и - отряд не заметил потери бойца: лишь к стеночке поближе придвинули, и мужчины продолжили возлияния.
Когда почали вторую канистру, вояка, безуспешно пытаясь собрать разбегающиеся по безбрежной роже глаза в одну точку, и в эту же точку поймать дядю Юру, вдруг плохо слушающимся языком спросил у него:
- А... ты... не воз...возражайешь... если я... ее... того... ТРАХНУ! - и показал себе за спину, где покоилась безмятежно наша попутчица.
- Да мне похеру! - спокойно ответил дядя Юра. - Коли она не против - плодитесь и размножайтесь!
...Танкист хмуро осушил стакан, прислушался к себе, потупив ещё с минуту, и, вставши, решительно принялся стягивать с себя штаны.
- Э, э! Ты чо, ёп! Подожди хоть заголяться-то, пока мы не вышли. Пойдем, Павел Егорович! - обратился дядя Юра ко мне. Заалев ушами от такого уважительного к себе отношения, я солидно кивнул и - солидно же вышел из купе. Хоть и совершенно не понял, о чем там шла речь, и почему это военный, в предверии большой остановки, в семь часов вечера решил штаны снять? - спать, видимо, ложиться собрался!
...Потом мы стояли в коридоре с дядей Юрой, и он что-то объяснял мне про сопки, про то, как что-то там добывают открытым методом, потом - считали вагоны в проходящих составах, потом, в самом деле, была большая остановка, и мы (я) ел пирожки и мороженное, запивая все это чертовски теплым лимонадом - вообщем, было очень здорово и весело!
...Примерно через час мы вернулись в купе, застав там картину маслом: наш воин, голый от пяток до мамона, но при этом - в кителе, возлежал на не менее голой попутчице, оба обнимали друг друга, и, трогательно, спали. Мучно-белые бугры прямо-таки неприличного размера задницы танкиста, щедро обмётанной прыщами, слегка покачивались в такт неровному дыханию...
- Ёп! Что ж ты форму-то позоришь, танкист ёпарный, дуло тебе между булок! - дядя Юра принялся его расталкивать.
- Э-у-у-уэ-э-э!! - нечленораздельно, но агрессивно выразил свою мысль танкист, не открывая глаз, и махнул рукой. Со стола что-то упало. Тут дядя Юра вспомнил обо мне, заметив, что куда более внимательно я стараюсь рассмотреть открытые подробности дамы под танкистом.
- Пашка! А ну - геть отседа! В коридоре постой, пока я этого борова наверх закину! - нацепив себе на морду лица целомудренное достоинство - не очень-то и хотелось! - я вышел в коридор...
...За окном поезда совсем стемнело. Через короткое время слегка запыхавшийся дядя Юра позвал меня в купе. Войдя, увидел те же бугры жопы танкиста, но уже - на верхней полке, и заботливо укрытую дядей Юрой даму - на нижней.
- Все, Пашка, давай спать. Поздно уже. Ты внизу, я - вверху! - скомандовал дядя Юра, и, раздевшись до пояса (я успел увидеть солидную коллекцию татуировок на загорелом торсе, что в те времена однозначно давало понять - жизнь у человека была о-очень не простой и интересной!), проворной обезьяной вскарабкался наверх.
Спать - так спать. Мы люди солдатские, дисциплинированные. Да и пора уже, что говорить. Свернулся калачиком на нижней полке, и, не успел ещё даже подумать о чем-либо, только в окно успел заметить небо звездное, и - огромные миры со всеми вселенными рухнули на меня невесомой, радостной, безшумной сонной громадой. Я - уснул...
...Проснулся я среди ночи - от невыносимой просто вони! Воняло говном. Человеческим. Но воняло так, что резало глаза в наглухо закрытом купе. Мне показалось, что воздух загустел и стал осязаем. На мгновение я даже испугался, что мы щас все задохнемся. Закашлялся, и почувствовал приступ подступающей тошноты...
- Дядя Юра! - захрипел я снизу, пытаясь побороть подступивший спазм. Сверху заворочались: дядя Юра, даром, что спал крепко (сам-то тоже немало выпил) - проснулся, и заматерился шепотом. Волна невыносимого зловония накрыла и его. Он свесил кудлатую голову в проход, спросил спросонья: - Ты, чтоль, обделался, поросенок?! - я даже обидеться не успел на такое предположение, только головой в темноте усиленно замотал.
- Бляха-муха, в рот тебя и ... - виртуозно заматерился, уже не считаясь с моим присутствием, дядя Юра. В проходе возникли две ноги. Зажегся свет.
- Бля-а!! Танкист!!! Да ну ёп-твою-в-буденовку-душу-мать! Ты что ж, сука, срёшь, как динозавр, ёперный твой театр?!?! Ну, бля-а... пиздец... Эй! Вставай давай, ёбарь обосратый! - дядя Юра некоторое время тряс его за плечо, пытаясь разбудить, но быстро понял, что это невозможно, и, оставив открытой дверь, не выдержав запаха, убежал куда-то.
...Пара кубов относительно свежего воздуха, ворвавшегося через дверь, сделала жизнь немного легче, тошнота отступила. Женщина на соседней полке спала, как мертвая, никакой запах ее не брал, и если бы не периодические всхрапывания - опасения за ее жизнь надо было бы проявлять всерьез. Все-таки, под танкистом была, не шутка...
Вернулся дядя Юра с проводником. Вместе, оба - злющие, как черти, оба - заспанные, стали вытаскивать из-под танкиста все засратое, а тот только радостно улыбался во сне, все больше впадая в детство. При виде того, во что превратилась простынь, проводник завернул такую матерную руладу в голос, что даже не особо сдерживавший себя в моем присутствии матершинник дядя Юра (он матом не ругался, он им разговаривал) - сделал ему замечание.
Продолжая сопровождать все свои действия обильной матерной руганью полушепотом (я старательно расширял лексикон!) - все выкинули куда-то, и даже подсунули под вояку какое-то подобие новой простыни. Потом проводник своим хитрым ключом приоткрыл нам доселе герметично захлопнутое окно - стало совсем хорошо! Свежий ночной воздух центральной полосы России ворвался в купе, сменив кошмарную вонь запахами августовских трав и ночной полыни...
- Все, бляха, спать! - снова скомандовал уже сам себе дядя Юра, выключил свет и полез наверх.
На сей раз уснуть так быстро не получилось: я был возбужден происшествием, представляя, как я буду в лицах рассказывать своим корешам дворовым про эту поездку - начиная с того, что она вся такая самостоятельная, и заканчивая ночным происшествием. Декламируя про себя, я как-то незаметно сводил к нулю роль дяди Юры, и получалось уже так, что, вроде как, я, а не он, принимал самое активное участие во всех событиях - и проводника звал, и простыню из под засранца выдергивал, и - я успел минут за двадцать придумать себе стока приключений, что Жюль Верн удавился бы от зависти! Уже, вроде бы, и дрался я с танкистом, и на локотках его побеждал, и чо тока не прокатилось за это время в детской фантазии! ))
Наконец, утомленный этими радостными мыслями, я снова уснул.
Не тут-то было! Безумная ночь не собиралась кончаться! Теперь, неожиданно, проснулась дама сердца танкиста. Некоторое время она с трудом осознавала себя: где она есть, почему темно, почему - голая, и что это стучит за окном так ритмично? А когда просевшей памяти был сделан глубокий ресет - дама обнаружила себя обсчещенной, о чем и завопила на весь вагон, почему-то накинувшись именно на дядю Юру! Тот, проснувшись в очередной раз, отреагировал забавно:
- Шо?! Опять - УСРАЛСЯ?!?! Ну, я его, сцуку, щас в противотанкового ежа деноминирую, блядь! - и стал слезать с полки. Дама набросилась на него, мало что понимающего, с кулаками... Однако ситуации не дали развиться: соседи и справа, и слева, уже просто охуев от такой пиздадельности нашего купе, забарабанили в стены, кто-то сбегал за проводником, и проводник (угадайте, с какой фразой он пришел? Правильно: "Шо, ОПЯТЬ УСРАЛСЯ?!?!")), как тот лесник, придя - раздал люлей всем, без разбору, и очень матерно. А кроме того, напоследок, он заявил, что ежели ещё хоть один писк из нашего купе до утра он услышит, то - немедля вызывает линейный наряд, и - сгружает нас всех вместе с засранцем под Курском! И "ебитесь вы все - конями!" закончил свою угрозу речистый проводник. Кстати, на этой его фразе наш озорник танковых войск вдруг громогласно пустил злые ветры, и радостно давя лыбу во сне, зачмокал губами, видимо, дивясь потрясающей акустике современных купейных вагонов. Мужчины внизу замолчали и напряглись, в ожидании продолжения, которого, слава Будде, в этот раз не последовало...
...Доругивались уже шепотом. Шепотом же дядя Юра объяснил даме, что все претензии - вон тому, пованивающему, в петлицах, с соседней полки. А заодно пояснил традиционное, про "сучка не захочет - кобелек не вскочет", и ваще, все, что он думает о дамах, которые сначала вовсю глазки строют и целуются взасос, а потом возмущаются, что их, де, королев таких - выебать изволили...
Наконец, наступило утро. Поезд подползал к Москве. Вояка проснулся раньше, и дядя Юра успел ему тоже поведать о событиях ночи, а равно как и о том, что он думает о нашей армии ваще и ее танковых войсках - в частности, когда представитель оных способен усраться с канистры вина. Вояка, сконфузившись, прямо с верхней полки сиганул в туалет, оттуда - в тамбур, где и продислоцировался до самого того момента, когда поезд, натужно лязгая, подтащил свое дряхлое тело, наконец, к перрону одного из вокзалов столицы нашей Родины. В купе он вошел, когда люди уже выходили из вагона, за вещами. Но тут его ждали:
БАЦ!!!!!! - ...Охуенной звонкости оплеуха ожидала нашего героя от разъяренной фурии - люди в коридоре заоборачивались на звук!
- НЕКРОФИЛ!! НЕКРОФИЛ В ПОГОНАХ!!!! - а сквозь толпу выходящих к купе нашему уже, нарушая свою должностные обязанности (должен провожать пассажиров на выходе, раздавая билетики командированным для отчетов) и пыхтя, как паровой каток, - несся на всех парах проводник, требовать сатисфакции за поруганную простынь.
- Паш, пойдем отсюда, там мама с папой тебя заждались уже! - взял меня за руку дядя Юра...
* * *
Родители не видели меня почти месяц - с бабушкой жил. После традиционных восторгов (Ой, подрос-то как! Ой, вытянулся! Ой, совсем взрослый стал, сынок!) и ответных телячьих нежностей, сына в нетерпении задал первый вопрос:
- Мам, а кто такой - некрофил?!
- О, Боже! - сказала мама, взявшись за сердце и посмотрев на папу. Отец, в свою очередь, выразительно посмотрел на дядю Юру, стоявшего рядом. Дядя Юра заёрзал: - Та-а... дама одна, в купе, с отпуска ехала, все с мужиком ругалась... Вот таким вот его называла, да... - поскольку сказанное было, в общем, правдой (не считая пропущенных подробностей), я покивал головой. Вопрос сочли исчерпанным, а тему решили замять. ))
Значение этого слова я узнал много позже... И тока тогда - посмеялся над своими этими воспоминаниями по-настоящему.
