В конце 2019 года, ещё до пандемии, ко мне обратилась председатель месткома, просила сходить вместе с ней к одной нашей сотруднице: та в ноябре родила, нужно было отнести денежку от организации и подарок.
Поехали в выходной. В пути я узнала, что у сотрудницы есть 17-летний сын от первого брака, вот вышла замуж второй раз, появился малыш.
Дверь открыла тётка за сорок, крупная, коротко стриженная. Приняла подарки, конверт с деньгами, поздравление от руководства и сотрудников, усадила пить чай и рассматривать фотографии из серии «выписка из роддома». Всё это время в соседней комнате лупили друг друга подушками двое лопоухих пацанов. Я подумала – это старший сын с одноклассником. Периодически она их осаживала: «Мальчики, тихо там!»
Поинтересовалась, где же на фото супруг и его родители? Зардевшись, «молодая» показала на одного из пацанов и сообщила, что «муж, в общем-то, здесь», а из роддома не встречал, потому что «был в школе». Наверное, за всю жизнь у меня не было более глупого и ошарашенного вида, чем в тот момент. Признаюсь, до меня не сразу дошло, о чём она говорит.
В разговоре выяснилось, что однажды её сын привёл в гости приятеля, учившегося на класс старше. В школу парня отдали в восемь лет, так что ему как раз исполнилось 18. И вот у них с хозяйкой квартиры «получилась сначала дружба, а потом любовь».
Всё это можно было переварить с трудом. Затем я услышала, что свекровь от ужаса слегла с обширным инфарктом, а свёкор «высиживал возле своей ненаглядной и тоже не пришёл в роддом». Это дословно. Кстати, молодой матери 43 года, а болеющей свекрови – 41.
Я заблеяла, что, наверное, мальчику надо оканчивать 11-й класс и сдавать ЕГЭ, поступать в институт. Тут мамаша вскинулась возмущённо – мол, он теперь мужик, должен пахать и содержать семью, а ЕГЭ и институт – как получится. Посмотрела я на «мужика»: уши просвечивали на декабрьском солнце, худющий, тщедушный какой-то, даже нежный. Каюсь в грешных мыслях: когда представила даму 56-го размера и этого мальчика вместе в постели, меня просто передёрнуло.
Вечером рассказала мужу о посещении, он ответил твёрдо: это их личное дело. Да кто же спорит.
Через некоторое время встретила в подъезде соседку, она работает кардиологом в одном из крупных городских стационаров.
Обсуждали новости, и тут она сообщила: у неё в отделении лежит женщина, у которой случился тяжёлый инфаркт из-за того, что её сыночек связался сдуру с какой-то бабищей на 25 лет старше и та родила. У несчастной матери какое-то врождённое сердечное заболевание, еле выносила единственного сына. С мужем – отцом парня – они вместе с седьмого класса, одногодки. Супруг приходит в больницу ежедневно, поддерживает. Женщина думает, что сын готовится к ЕГЭ, но, по словам отца, его просто запрягают нянчить ребёнка.
Ох, какая знакомая история. Я назвала фамилию своей сотрудницы, оказалось, это она и есть, та «бабища». По-тихому расписавшись с юным женихом, взяла его фамилию.
Немного оправившись после инфаркта, пациентка рассказала врачу, как мальчика водили в дорогой детский сад с бассейном, возили в музыкальную школу (играл на флейте), в художественную студию, устроили в достойную гимназию. Рисовали в мыслях картинку: вот он поступит в престижный вуз, будет радовать успехами родителей, бабушек и дедушек, полюбит красивую девочку, сыграют роскошную свадьбу.
А тут сын вдруг начал оставаться ночевать у школьного друга. Только позже выяснилось – спал он в постели его мамы, которой резко вздумалось забеременеть – 42 года, последний шанс, – и другой жертвы она не нашла. Школу поставили в известность, но там ответили: парень совершеннолетний, по закону может вступить в брак. От пересудов и удивлённых глаз одноклассников его спасло только дистанционное обучение, введённое в связи с пандемией.
Измученная женщина всем – и медсёстрам, и врачам, и пациентам – рассказывала о ситуации, сложившейся в её семье. К ней пригласили больничного психолога, чтобы хоть немного облегчить страдания. Специалист попыталась поговорить с женщиной в присутствии мужа, кардиолог находилась тут же – на случай, если резко ухудшится общее состояние больной.
По словам моей соседки, психолог завела речь о сепарации, то есть отделении сына от матери, как об обязательном и необходимом условии взросления и вхождения в самостоятельную жизнь. Но тут сорвало крышу супругу, он начал кричать, что сепарация – это не гильотина, не надо рубить головы, отделяя детей от родителей, тем более в 18 лет в этом нет никакой необходимости. На сём сеанс семейной психотерапии завершился. Успокоительное капали отцу.
Выпускные экзамены молодой папаша сдал плохо. Никуда не поступил. Жена заставила бывшего школяра устроиться автослесарем: работа через день, в сутки тысяча рублей, в месяц – 15 тысяч. Это она рассказала нам, когда приходила оформлять детское пособие.
Осенью новобранца призвали в армию. Его мать снова отреагировала очень остро, попала в больницу с повторным инфарктом. И скончалась, пока сын находился в учебке. Парня отпустили на похороны. Перед этим его командир сам позвонил в отделение кардиологии – выяснить, что такое произошло с матерью новобранца, ведь она молодая женщина.
Лечащий врач честно рассказала офицеру, что у той случились два инфаркта подряд, и это на фоне затяжной депрессии, вызванной женитьбой сына на даме, разменявшей пятый десяток. Командир присвистнул в телефонную трубку и заметил – если уж приспичило совать куда ни попадя своё хозяйство, надо было засунуть в розетку: «Долбануло бы током, глядишь, мозги бы встали на место».
В армии есть военные психологи. Ничуть не сомневаюсь, что они потом работали с парнем, пытались смягчить ситуацию. Но как быть, когда твои сослуживцы спрашивают: твоей жене правда за сорок? И при этом крутят пальцем у виска. Как быть, когда отец прямым текстом обвиняет тебя в смерти матери?
Из армии юноша вернулся совершенно ошарашенный. Малышу-сыну два года, он его не узнал, назвал «дядя». Собственный батя не пустил на порог – не смог простить. Парень не остался в Питере, уехал с бывшим сослуживцем в Москву строить метро: жена очень требовала денег. Живёт там в какой-то бытовке.
На стройке покалечился, раздавил фалангу указательного пальца правой руки. Все эти подробности нам опять-таки рассказала «молодая мать», в очередной раз приходившая на работу. Мужа ей не было жалко: подумаешь, на флейте играть не сможет и почерк испортился, а на остальном это почти не сказывается.
Он к жене не приезжает, ребёнку высылает деньги. О поступлении в вуз, путешествиях, поездках, развлечениях, обо всём, чем живут 20-летние, речи не идёт. На парне, что называется, лица нет.
После декрета женщина вышла на работу. В коллективе знают эту историю и разделились на два лагеря. Если коротко, те, кто постарше, возмущаются, мол, ни стыда ни совести, должны же быть какие-то рамки. Кто помоложе – непреклонны: это её личная жизнь.
У нас в организации есть свой психолог, он проводит тестирование и помогает решать конфликты. Попробовал поговорить с этой дамой, но беседа, начавшаяся тихо-мирно, переросла в крик на весь этаж: «Да что я такого сделала, а? Попыталась устроить личную жизнь, просто родила ребёнка! Если свекровь вздумала умирать, вместо того чтобы радоваться внуку, при чём тут я? Не лезьте ко мне в трусы!»
Меня это поразило. Что у таких людей вместо сердца? Получается, они за своим счастьем готовы пройти по трупам, не оглядываясь.
Кстати, эта дама прежде сама нередко проходила лечение в неврологических клиниках, а сейчас, отправив юного мужа на заработки, нашла очередного друга «для женского здоровья» и сразу перестала ложиться в неврологию. Как выразился её непосредственный начальник, оказывается, лучшее лекарство от женских нервов – у мужика в штанах.
Недавно я встретила свою соседку-врача, та сообщила, что видела у себя в клинике мужа умершей сердечницы. Он приходил обследоваться, оказалось – онкология. Сейчас уже практически не встаёт. У этой сорокалетней семейной пары осталось четверо родителей в возрасте от 70 до 88 лет, кто теперь будет за ними ухаживать, заботиться о них? Навещать мужчину некому, старики сами еле ходят, сын в Москве, простить его отец не может: «Душа вся содрогается». Плачет, очень скучает по жене.
Итак, свекровь умерла. Свёкор при смерти. Четверо беспомощных стариков едва ползают. 20-летний парень словно после контузии. Не думаю, что скоро придёт в себя. Двухлетний мальчик растёт без отца, ни разу не видел бабушку, дедушку, прабабушек, прадедушек. Вся семья развалилась. А женщина «просто родила ребёнка». Вот захотелось ей так, и точка. Это её «личная жизнь, которая никого не касается».
Поскольку женщину «все достали», она сама начала посещать психолога – не из нашей организации. Тот заверил, что её вины ни в чём нет, как взрослая женщина она имела право строить отношения с кем заблагорассудится. А свекровь должна была принять выбор сына, тогда бы две женщины-ровесницы «подружились и воспитывали малыша вместе». Когда я услышала это от нашей престарелой Джульетты, мне показалось – мир сошёл с ума.
По-моему, в связи с новомодными психологическими тенденциями «жить здесь, сейчас и только для себя любимой» у людей исчезло понятие табу, однозначного запрета на определённые вещи. Мне думается, женское целомудрие – это в том числе умение очень жёстко сказать себе: не тронь, это не твоё! Касается ли это сожительства с парнем вдвое моложе себя, либо разрушения чужой семьи, потому что «и самой муж нужен».
Почему-то все психологи в этой ситуации, словно мантру, талдычили одно и то же: никто не виноват, что умершая женщина так близко к сердцу приняла вот такую женитьбу сына. Получается, 43-летняя дама, вздумавшая ублажать свои хотелки и фактически совратившая мальчика, – совсем не при делах. Но именно её поведение рикошетом ударило по многим людям.
Просто убивают эти современные веяния – под любую низость подвести психологическое обоснование. А ведь должен существовать однозначный, не обсуждаемый, не подвергаемый сомнению моральный запрет на некоторые поступки. Нельзя взрослой бабе совращать подростков. Точка. Нельзя соблазнять семейного мужчину. Нельзя разбивать чужую семью. Нельзя поднимать руку на родителей – вот просто нельзя, и всё. Абсолютно и бесповоротно. Я не полиция нравов, но это мои убеждения. И никакие ссылки на «исключительные жизненные обстоятельства» меня никогда не переубедят.
