Еще ранней весной дело было. Между делом, перебирал в гараже старые вещи и нашел косуху. Заношенная до дыр, потрепанная, из шкуры молодого дермантина. Расшитая горстью заклепок, ржавых булавок и молний. Но все такая же родная. Втянул живот, вдохнул и застегнул. Все еще достоин! Посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Все такой же патлатый. Только седой. Да морщин чуть больше стало. Тут же в телефоне нашелся плейлист из панковских песен молодости. Загрузив старый советский рюкзак картохой, вспоминая беззаботную молодость, двинулся домой. А на улице красота! Солнце ласкает уже истлевающие сугробы, щебет птиц и, словно бескрайние моря, лужи по всей ширине улицы. Я в берцах, шлепаю прямо по середине, разгребая мутную воду. На встречу молодежь такого же неформального вида. Новенькие косухи, патлатые головы. Осторожно идет по снежным берегам и громко что то обсуждает. Поравнявшись с ними, достаю наушники.
- Не мы ли не панки? Не нам ли не по*уй?
Секундное замешательство. И с криком «ХОЙ» они прыгают, ко мне, поднимая тучу брызг. Начинаем добродушно слэмить. Конечно, пару раз падали, помогали подняться и снова падали в холодную весеннюю воду. Потом, отдышавшись, сели на скамейку. Достал последнюю мятую сигарету и научил курить «по-солдатски». Прихожу домой. Жена смотрит на меня с порога также, как двадцать лет назад на меня смотрела мама. Вот как они могут так смотреть? Жалость и, одновременно, осуждение. «Панки не умирают…» как и раньше, виновато оправдываюсь я. Мне снова семнадцать.
