Девяносто третий год, отец без работы, редко на шабашках, мама в мелкой коммиссионке работала, сейчас это ломбард называют. И тут маму увольняют, магазин перекупили/отжали, денег у хозяйки уже почти нет, долг она маме разрешает забрать товаром. А я долго просил микроскоп, что был на витрине, с чемоданом, где и сменные окуляры и образцы были. Его мама и взяла... Я хвастался одноклассникам, в гости приводил, показывал: тут нос комара, тут инфузория. А на лето уехал к бабушке.
Осенью МОЕГО микроскопа не было. На все мои истерики и рыдания родители просто сказали — так нужно. А в школе моя одноклассница показывала, сначала своим «приближенным», а потом и другим, свой микроскоп, на нижней части которого были накарябаны мои инициалы.
Зато в тот год у нас появилась дача.
Мама только несколько лет рассказала, что папа одноклассницы, один из богатейших людей у нас, на тот момент, просто задолбался от дочкиных стенаний и предложил поменять микроскоп на одну из сотен его дач в зажопинске. Позже эта нас дача и спасла.
Одноклассницы, как и ее папы уже нет, микроскоп она разбила... Ну а с дачи помидоры и баклажаны я вчера снял.
Блин, как тяжело ребенком понять, что твою мечту и гордость променяли. А как взрослому стыдно, что родители думали не только о текущей жопе, но и о будущем.
