Расскажу я вам одну весёлую историю из далёкого детства.
Жили мы в то время в коммуналке и было мне восемь лет.
И вот представьте себе, в один прекрасный день, откуда не возьмись, залетает к нам на общую кухню огромная такая муха. Ну прямо муха ЦЦ только ещё огромней. И летает такая как у себя дома и при этом нагло так жужжит, я бы даже сказала с издёвкой. Типа, срать я на вас всех хотела.
И конкретно так прямо на банку медовую уселась и зашевелила там своими лапками.
А банка с медом на верхней полке антресолей кухонных стояла. Встала я, значит, на табуретку и тянусь до банки медовой а сама пальцами за полку эту держусь чтоб не свалиться. Росточку то во мне нет совсем. Чувствую — табуретка подо мной качнулась и плавно так на бок заваливаться стала. Тут я со всей дури об бетонный пол и шмякнулась, головой в основном... Лежу на полу, искры из глаз считаю, и не подозреваю что это еще не конец трагедии.
Как–бы сомневаясь, совершать акт вандализма или нет, прямо на моих глазах от стены с треском стала отрываться антресоль. Дрогнула, подмигнула мне оранжевым глазом 4–х литровой банки с медом которая первая соскользнула вниз прямо в мой лобешник, а дальше из открытых дверок чертовой мебели один за другим стали валиться и остальные лакомства тогдашнего нехитрого быта: пакеты с крупами, консервные банки и прочие вафли.
А тем временем антресоль продолжала отрываться от стены и даже в один момент мне показалось, что в зловещем ее скрипе я услышала что–то вроде: "Ну ёлки–палки, извини, а?..." В общем накрыла она меня, и с сильными ушибами и сотрясением мозга я попала в самую удивительную палату местной травматологии...
Кстати сказать, я больше чем уверена что эта сучище, муха ЦЦ, выжила при крушении и полетела дальше совершать свои коварные дела.
В нашем маленьком городишке тогда ещё не было детской травматологии и поэтому всех с сотрясением мозга, и детей и взрослых, ложили в одну палату. Там то я и познакомилась с Софьей Андреевной, красочной личностью, благодаря которой три недели стационара стали незабываемыми.
Софья Андреевна обожала мужчин и метафизику. По вечерам она читала нам метафизические лекции и доказывала что у каждого свой путь. Непонятно откуда у неё было столько энергии, ведь после сотрясения страшно болит голова.
Вообще больница была странная. Чего только стоили плакаты с цитатами Омара Хайяма на стенах.
Я до сих пор наизусть помню многие из них: «Будь проще к людям. Хочешь быть мудрей — не делай больно мудростью своей. О. Хайям.» или «Меняем реки, страны, города. Иные двери. Новые года. А никуда нам от себя не деться. А если деться — только в никуда. О. Хайям» И так далее...
Мы лежали в палате № 4.
Дело было как раз перед праздником 8 марта. Ну и решила Софья Андреевна нашему лечащему травматологу Алибеку Станиславовичу сюрприз сделать. Что–то вроде концертика небольшого... И не важно что праздник то женский, Софью Андреевну это волновало меньше всего.
Софья Андреевна была четырежды вдовой и очень веселой женщиной, не смотря на то что злой рок свистел во все ее дыры, забирая на тот свет мужей, одного за другим. Сама Андреевна объясняла это своим махровым душегубством, которым, как мне казалось, очень гордилась.
Свое сотрясение она получила на кладбище, куда в обязательном порядке раз в месяц ходила проведывать бывших супругов. А могилка–то не братская, все по разным сторонам кладбища захоронены, вот она и замаялась туда–сюда бегая, и на последней могиле чувств лишилась да прямо темечком об серую гранитную плиту.
На Алибека Станиславовича Андреевна положила свой глаз после безобидного комплимента, по–неосторожности сделанного им однажды. Неунывающая эротоманка увидела в этом знак свыше, и теперь с огромным энтузиазмом, готовила для любимого праздничный сюрприз.
— Ну чистый Миядзаки! — вздыхала о нем Андреевна. Я в то время понятия не имела кто такой Миядзаки, и вообще из японского хорошо помнила только «Легенду О Нараяме». Там где бабульку со скалы кидали. Фильм был для взрослых но мы с девчонками всё равно посмотрели его и даже несколько раз.
От японского у Алибека Станиславовича были только узкие, раскосые глаза, да и то потому что он был наполовину казах.
Ночью Андреевна ходила на разведку в кабинет Алибека дабы разведать что он любит и чем бы таким его удивить. Вернулась она опечаленная. В кабинете врача ничего такого не обнаружилось. Зато на следующий день она узнала от медсестры, что ему нравится группа A–ha и срочно принялась искать информацию по теме.
Весь следующий день она провела в поисках знатоков творчества A–ha и вот уже мы всей палатой заучиваем знаменитую песню легендарного коллектива, которую я помню до сих пор.
Восьмого марта с раннего утра, чтобы успеть до обхода, Андреевна вооружившись косметичкой и парикмахерскими принадлежностями работала над нами не покладая рук. Сама она проспала с проломленной головой всю ночь на бигудях, и теперь мелкими кудряшками старалась прикрыть огромную шишку на лбу. Для меня, она выбрала стиль «Вамп» — прямые, напомаженные волосы и донельзя обильный макияж тёмными тонами. Остервенело наплевав в коробочку туши, Андреевна довела мои ресницы до состояния седого вороньего крыла в полете и принялась за брови.
Следующей в очереди на макияж была баба Люба.
Бабушка Люба единственная в палате заработала свое сотрясение по–человечески — монтировкой по голове. Проходя проезжую часть и изящно лавируя между автотранспортом, бабушка была сбита грузовиком марки ЗИЛ.
Серый лицом, ошалелый водила склонился над бабушкиной тушкой и трясущимися руками пытался собрать в одну кучу распластанное по тротуару тело. Когда вдруг Люба открыла глаза, и убедившись что нигде не болит с ужасом наблюдала как наглый мужик беззастенчиво лапал ее неприкосновенные прелести с, как ей показалось, животной похотью в глазах.
— Ах ты пакость вонючая! Идьёт! Кабель проклятущий! Средь бела дня при всем честном народе мацает женщину, шалопень паганая! — открыла варежку баба Люба,и еще долго сыпала проклятиями пока изумленный водила в состоянии аффекта не настукал ей по голове монтировкой.
У Бабы Любы на голове был чепец–повязка, и поэтому Андреевна не делала ей прическу а просто украсила блестящей серой люрексовой косынкой голову в виде спиральной башни нацепив набок янтарную брошь и серьезно налегла на макияж.
По всей палате витал запах духов "Быть может", карнавала и термоядерного лака для волос "Прелесть", которым Андреевна закрепляла замысловатые хитросплетения Анжелкиного начёса в стиле "Наивный шик".
Анжелу привезли в палату накануне ночью. Накурившись марихуаны она носилась со своим парнем на мотоцикле по ночному городу заглушая хохотом рев мотора без глушителя. Хитрожопый Анжелин парень почему–то не дал ей каску безопасности, хотя сам был при полном параде: тёмно–серый шлем меньше его головы на два размера, от чего щеки его на высокой скорости развевались парусами, т потёртая кожанка типа "Я страшный рокер, я погряз в пороке", мохеровый серый полосатый шарф и донельзя засранные сапоги «Аляски».
Не понятно что нашло на хитрожопого байкера когда он внезапно нажал на тормоза залипнув, видимо, в наркотической заточке, от чего сзади сидящая Анжела со всего маху ударилась об его каску лицевой областью, и как результат — сотрясение, выбитые передние зубы, прикус языка и сильный ушиб переносицы.
— Ничё, ничё. Запудрим... — шептала Андреевна с трудом выискивая на Анжелкином лице нетронутые каской хитрожопого места. Еще не отошедшая от наркотиков и пережитого шока, девушка с ничего не выражающим лицом, доверчиво улыбалась беззубым ртом, который впрочем и не закрывался из–за распухшего языка. Серые металлического оттенка тени и оранжевые румяна слегка оттеняли синяки под ее глазами. Перламутровая губная помада стала финальным штрихом и Андреевна занялась последней пациенткой в палате — девчонкой одиннадцатилеткой. "Дурной пизды ребенок", как с первой минуты, называла ее Андреевна.
Девчонку только недавно перевели из реанимации где та пролежала с месяц после дтп. По прибытии в палату она долго капризничала и пыталась отвоевать у бабы Любы койку у окна пока та не приказала ей закрыть пасть. Это подействовало и девочка улеглась спать на свое место, перед сном удивив нас всех внятным: "На новом месте, приснись жених невесте".
— Шизофренические шубы, — поставила диагноз Андреевна, сделав круглые глаза.
На макияж девчонки уже не было времени, поэтому её главным украшением стала оставшаяся бижутерия, которой у Андреевны было в огромном количестве.
К восьми часам все было готово, когда сюрприз чуть не испортила санитарка не вовремя зашедшая в палату.
— Да що тут такэ робиця?... — только и пролепетала та. — Батюшки святы, рятуйте, люди добрыя!
— Чё злякалась, дура? — лязгнула зубами Андреевна, — Испортишь нам праздник — удавлю!
Было решено санитарку из палаты уже не выпускать, и дожидаться обхода вместе с ней.
Алибек Станиславович зашел в палату в 8 часов 4 минуты. По сигналу Андреевны мы дружно запели по бумажке:
Токин эˈуэй
ай дoунт нoу уат айм ту сей
айл сей ит ˈениˌуэй
тэˈдейз эˈназэр дей ту файнд ю
ˈшайин эˈуэй
айл би ˈкамин фор юэр лав, ˈoуˈкей?
Повидавший немало за свою врачебную практику Алибек Станиславович застыл в дверях и по тому как у него подкосились ноги, мне показалось что он пустил реального шептуна и мало того — из его кишки бьет струя первобытного страха. Схватившись за сердце, Миятзаки сполз по стене и деятельная Андреевна, не растерявшись, уже хлопотала оказывала ему первую медицинскую помощь.
С тех пор мы его не видели. Поговаривали что он взял отпуск и уехал с семьёй в Крым.
А я вот думаю, ну ведь как лучше хотели.
Женщина старалась, а он в штаны наложил.
Слабые существа, мужики эти...
© tarantina