Одна Иванова была профессионалом тихой охоты, этаким грибным Джоном Александром Хантером. Когда приближалась к лесу, грибы с ужасом осознавали — грядёт апокалипсис, косить под Amanita phalloides бесполезно, не поможет, Иванова чуяла добычу за сотню метров, вмиг определяла её съедобность и влёт разоблачала мимикрантов. А ещё не понимала, как можно заблудиться, говорила, чем мы хуже почтовых голубей, в каждого встроен внутренний компас, всего-то делов к нему прислушаться.
Как-то в неурожайный год одна добрая женщина поделилась с Ивановой координатами заповедных мест, мол, поблизости и сопливый опёнок за счастье, а там хоть косой коси.
Иванова выехала в четыре утра, к шести прибыла на позицию, оставила машину на обочине и углубилась в чащу. Довольно скоро выяснилось, что добрая женщина — трепло несусветное, косить нечего, всего улова горстка сыроежек да парочка пожилых подосиновиков.
Иванова нехорошо подумала про добрую женщину и пошла к машине.
Машины не было. И обочины не было, и самой дороги. Даже смешно. Через час смех сошёл на нет. Через два Иванова прокляла добрую женщину. Через три позвонила почти-жениху Сидорову:
— Люсик, — сказал сонный Сидоров, — что-то я неважно себя чувствую, ты соберись, не паникуй. И неубедительно покашлял, заглушая чьё-то хихиканье.
Видно, души всех погубленных Ивановой грибов восстали из небытия и искривили пространство. Ветер злорадно свистел в деревьях, издевательски голосила какая-то птица, над головой зловеще сгущались свинцовые тучи. На пятом часу блужданий и метаний так и не собравшаяся заплаканная Иванова выбрела на лесную дорогу с полузаросшей колеёй.
И тут господь наш вседержитель сжалился и послал ей дядьку, коня и телегу.
Дядька выслушал печальную повесть, прерываемую всхлипами, почесал затылок и сказал, ишь куда зашла, тебе на развилку надо, прямиком километров пять, болото будет, так ты в болото не суйся, слева обходи, а там рукой подать. От одной мысли о возвращении в чащобу Ивановой стало дурно. Дядька поскрёб небритый подбородок, оглядел Иванову и хмыкнул, не, не дойдёшь, до села подвезу, автобусом доедешь.
Дядькина жена сказала «Ты кого привёз? заблукала? с утра? ой, бедная, голодная! иди хоть накормлю!». Дядька сказал «И рюмку ей дай, от нервов помогает, а то глянь — руки трясутся, и мне плесни, что значит крепкого не пьёшь? не для пьянки, для успокоения!»
Трезвенница Иванова хлопнула полстакана самогонки, отдышалась и навернула миску тушёной картошки с мясом и, что интересно, с грибами.
Пришла соседка, спросила «Кто это у вас? так автобус когда ещё будет, Иваныч на район собирается, до развилки подбросит, пошли отведу».
Жена Иваныча сказала «От неразумная, разве ж можно одной в лес? Садись блинов поешь, сметанка своя, в городе такую сметанку не найдёшь, и стопочку тебе налью, никакой химии, своя, хлебная».
Иванова попрощалась с талией и со здоровым образом жизни.
Поехали.
На краю деревни какая-то тётка замахала руками, остановила «Иваныч, ты куда? на район? через Замошье? заскочи к Марье, я Марье луку собрала, у Марьи весь лук погнил. Марья сказала, что мы при заборе, хоть в хату зайдите, а то не по-людски, драники горячие ещё».
Марьин муж сказал «О! Иваныч! с зимы не виделись! Марья налей-ка нам по грамульке! на машине? ну хоть девчине налей, я что — один за встречу пить буду, как алкаш?! ты, девчина, не бойся, всё своё, натуральное! закусывай, закусывай, драник бери, палендвичка, ешь! от жалко, Иваныч, Мишку не увидишь, на рыбу Мишка пошёл. Марья сказала, как утром отправился, так и нету, кошки на душе скребут, может, заплутал где».
А Марьин муж сказал «Что ты лямантуешь? лётчик да заплутает?! от бабы, лишь бы на пустом месте страшиться! не, Иваныч, не женился, всё выбирает.
А Марья сказала «Всё выбирает — выбрать не может, ой, боюсь — довыбирается!»
Тут к Ивановой наконец-то пробилась тревожная мысль, как это после своего и натурального сесть за руль. Ну что за глупости в голову лезут, подумала Иванова и потянулась неверной рукой за маринованным огурчиком.
Проснулась утром. Много позже узнала, что явившемуся с рыбалки Мишке Марья сказала «Ты когда обещал вернуться? а сейчас сколько? лишь бы матери сердце рвать!». А Марьин муж, он же Мишкин отец, сказал «Не шуми, тридцатник мужику, что ты с ним как с дитятей?»
А Мишка сказал «Мам, извини, увлёкся, про всё забыл, у нас гости?»
А Марья сердито сказала «Невестку сами себе нашли! от тебя ж не дождёшься!»
Как в воду глядела.
Как в воду.
