Папы у нас нет. По официальной версии он «космонавт». А глубже я не копала. Мама воспитывала меня одна. Мама старшая из двух сестер. Не то, чтобы родители её не очень любили. Но «Ты работаешь, дитё прижила, а Марина сама еще дитё». Поэтому мама особой помощи ни от кого не ждала, да и не получала.
Жильём обеспечила себя, пойдя в дворники. Я только родилась, она и пошла работать. Сначала жили в комнатушке, потом в каком-то цоколе непонятном, потом в коммуналке, потом в рабочем общежитии. Мама ждала «ордер». Квартиру она должна была получить в строящемся доме. А сдача дома всё затягивалась. Вот ей и выделяли жильё то здесь, то там.
Но выделили. Однокомнатная квартира в панельной «улучшенке». Хорошая, светлая. Мне тогда уже пять дет было. Мама мне в этой квартире организовала свой уголок, отгородив часть большой комнаты шкафом.
К тому моменту и мамина сестра родила. Мальчик был хилый, болезненный и нуждающийся в походах в «логопедический садик». Маму особо никто не спрашивал. Когда ему было два или три года поставили перед фактом. «Мы семья. Ты родня. Приписывай у себя сестру с племянником, иначе садик нам не дают!».
Ну она и прописала. Для сестры что не сделаешь, правда?
Никакого проживания у нас никто не оговаривал. Нужна была только прописка. Но потом началось «Не успеваем. Заберите Сёмочку из садика!», «Ой, утром так рано вставать, далеко ехать. Давайте Сёмочка у вас переночует!», «Ой, не можем забрать. Не успеваем. Не получается!».
Мама работала и не могла забирать племянника из сада. Эту почетную обязанность делегировали мне. После школы я шла за ним в сад. Потом кормила его обедом. Присматривала за ним до приезда тёти Марины. Или до прихода мамы.
Сначала Сёму забирали по вечерам. Но забирать стали всё реже. Так как мама уходила на работу очень рано. Снег грести приходилось и с четырех часов утра порой. То будить капризничающего Сёму, варить ему кашу, кормить, тащить в сад (а он ревел и упирался) так же стало моей задачей.
Мой уголок за шкафом постепенно стал Сёминым. Я спала на топчане на кухне.
Потом вместе с Сёмой в нашем доме поселилась и тётя Марина. Но она его только отводила по утрам. Забрать из сада и кормить обедом всё равно мне.
Присматривать до её прихода с работы — мне.
Весь наш быт, весь наш гармоничный тихий мир перевернулся с ног на голову. Когда не приезжала тётя Марина, приезжала бабушка. Иногда за ними приезжал муж тёти Марины. Квартира превратилась в проходной двор.
И однажды мама не выдержала. Я не знаю, с чего начался разговор. Я пришла домой с Семой в охапке уже в разгар скандала. Бабушка и тётя Марина орали на маму, которая «родную кровь из дома на мороз выставляет». Её ругали, стыдили, совестили. А потом просто поставили перед фактом «Мы прописаны. И х#$ ты что-то сделаешь! Пока Сёме нет восемнадцати лет, имеем право жить!».
Нормальные отношения с сестрой на этом закончились.
Они оккупировали моё пространство в комнате. На требования мамы хотя бы переместиться на кухню, тётя Марина заявила, что меня вообще можно отправить к бабушке. «Девка большая. В школу может и на автобусе ездить!».
Её муж иногда приезжал к нам в гости и мне казалось, что он единственный вменяемый человек в этой ситуации. Было заметно, насколько ему неловко. Он привозил мне на праздники подарки и отдавал втихаря. Просил не рассказывать его жене. Он просил жену не творить херню и вернуться уже домой. Но её просто переклинило на Сёмочке, его картавости, логопедическом садике и математическом лицее, куда непременно Сёмочка должен пойти.
Неудивительно, что они развелись.
А нас впереди ждали почти десять лет ада. Сёмочка рос. Тётя Марина пыталась устраивать свою личную жизнь. Скандалы, скандалы, скандалы. Мне было восемнадцать лет, когда я осмелела и сказала бабушке, что если она не повлияет на младшую дочь и они не съедут, прекратив доводить мою маму до отчаяния, она мне больше не бабушка. Я не буду с ней разговаривать. Никогда. Потому что я устала видеть маму с пузырьком корвалола и в слезах. Я ей много всего наговорила. И грубостей, и гадостей. По моему, даже чем-то угрожала. И Сёму начать колотить. И Марине плевать в суп. И перед очередным её мужиком начать без трусов ходить.
В общем, это была настоящая истерика.
Бабушка обменяла свою квартиру. И тётя переехала к ней. До вожделенного математического лицея дорога стала еще ближе.
Но я стала врагом народа. И для тёти, и для бабушки, и для некоторых других родственников. Которых вполне устраивало решение семейных проблем за счет моей мамы. Которую, судя по всему, с детства воспитывали быть удобненькой и всем приятненькой. А как там складывалась её жизнь всем было по боку. На отсутствие личной жизни. На тяготы. На её здоровье.
Через пять лет маму разбил инсульт. И НИКТО из родственников не изъявил желания помочь ей. Я вывозила эту ситуация сама. Иногда позванивали, конечно. Спрашивали «как дела». Да и только.
Знаете, кто помог? Бывший муж Марины. Сам связался. Спросил, нужно ли что-то. Помогал перевезти маму из больницы. Несколько раз приезжал и привозил разные лекарства. Хотя он уже был второй раз женат. У нас с ним и его новой женой отношения лучше, чем с бабушкой и тётей.
Бабушка держала на меня обиду. И всего раз позвонила. И среди причитаний и жалоб о том, какая же мама несчастная, умудрилась ввернуть фразу «Вот, а жила бы Марина у вас. Было бы подспорье тебе».
Я пишу это сейчас и у меня снова подгорает. Я тогда не сдержалась. Высказала все, что думаю о произошедшем. Кричала в трубку. Бабушка, наверное, и половины не услышала. Я кричала и кричала. Плакала. Обвиняла. А там были уже гудки.
Вот так прописала сестру и племянника, чтобы они в садик смогли устроиться.
Мама прожила еще три года.
После её смерти бабушка подала на свою долю наследства. Мамину однушку делили ровно пополам. Хотя тётя настаивала, что они должны получить две доли. А я одну.
