Моя жена — перфекционист. Знаете, из тех самых, кто перед установкой кухонного гарнитура красит плинтус в два слоя.
— Ну и что с того, что плинтуса не будет видно? Я-то буду знать, что он не окрашен.
Многие из вас скажут, что перфекционизм — это зло. Ну не знаю. Я стараюсь искать во всем плюсы, а за ними долго ходить не надо.
Например, я научился правильно открывать холодильник (до этого, оказывается, не умел), чтобы не оставлять на дверце жирные следы отпечатков пальцев; обрел ценные знания, как нужно складывать целлофановые пакеты (просто сжать в комок и закинуть в тумбу — не комильфо, а вот вытянуть в длинную колбасу и превратить ее в загогулину — верное решение); полотенце после душа следует вешать за петельку (да, у нас все полотенца с петельками), а не накидывать его на крючок с метрового расстояния; чистить зубы, чтобы не испачкать зеркало (у кого электрическая щетка — меня поймет); расставлять чистую посуду в определенном порядке: от больших и глубоких до маленьких и плоских и многое-многое другое.
В офисе у нее все разложено по полочкам, все распечатанные контракты помечены на нужных страницах клейкими боковыми закладками (такими, которые кислотного цвета), ее ежедневник больше напоминает конспект школьницы-отличницы (не обращал внимания, но если в нем есть следы корректора, я бы не удивился), а папки с документами катализированы и систематизированы с таким вниманием к деталям, что обзавидуется сама библиотека Ватикана. Начальство ее ценит, коллеги побаиваются, ведь она реально приходит на работу работать.
А после того, как она погостит у родителей, те еще месяц ей звонят в тщетных попытках найти те или иные вещи, спрятанные ею в процессе уборки.
И если вернуться к плюсам моей семейной жизни, то самым главным позитивным моментом совместного быта является то, что я на самом официальном уровне отстранён практически от всех домашних дел. Совсем уж рукожопом я себя не считаю, нет, но ведь она-то все равно все сделает ЛУЧШЕ. А если так, то зачем за мной исправлять косяки, когда она САМА все сделает быстрее и качественнее. Она чище подметет пол, протрет пыль с комода, вернет на него в нужном порядке статуэтки и рамки с фотографиями, отмоет душевую, почистит унитаз и т. д. Потому что я сделал бы так, чтобы было не грязно, а она, чтобы — чисто.
На каждых выходных у нас уборка (и всегда она больше похожа на генеральную, ну ту, которую делают раз в полгода-год), коя начинается и проходит совершеннейше одинаковым образом: я беру ноутбук или телефон, отправляюсь на заранее почищенный диван, разваливаюсь с ногами (чтобы не мешать) на оттоманке и занимаюсь своими делами в тишине и гармонии, в то время, как жена, мельтеша веником и тряпкой, ловит в наушниках свою, только ей понятную, гармонию. Я уже давно не чувствую угрызений совести, мол, я-то на диване, а благоверная вкалывает. Вначале супружеской жизни робко пытался предложить свою помощь, но всегда слышал один и то же ответ: «Сиди. Я сама». Правда, иногда, меня все же допускают к процессу, и я мою полы. Тогда-то я и заметил, что швабра в продольном состоянии удивительнейшим образом легко и свободно проходит между шкафом и углом, а в поперечном — между тумбой и кроватью. И нет таких мест, куда бы не прошла эта самая швабра.
Мы живем вместе уже давно. И даже вместе работаем. У нас нет друзей (не обзавелись). Все свободное и даже рабочее время (за вычетом моих командировок) проводим бок о бок. Недавно купили дом, в котором делаем ремонт (тут была бы история длиной в небольшой томик), так что у нас появилось еще одно совместное занятие. Мы рядом друг с другом всегда, нон-стоп. И поэтому я бы должен был уже привыкнуть к идеалистическим стремлениям супруги, но… нет.
Можно вывезти человека из деревни, а деревню из человека вывести невозможно. Я по-прежнему рефлекторно открываю холодильник не за ручку, а сбоку, оставляя на нем жирные следы от пальцев, не научился делать из пакетов загогулины, из-за чего при открытии тумбочки они гурьбой распускаются, будто это долина лотосов, ленюсь искать петельку на мокром полотенце, не отключаю зубную щетку в нужный момент, брызгая пастой на зеркало, и до сих пор не могу запомнить очередность расстановки чистой посуды.
Все так же жена на меня укоризненно смотрит: «Ну, пожалуйста, будь аккуратнее». Но говорит это беззлобно, скорее, инерциально, для порядка.
И я, наконец, понял. Это ей, человеку, считающему, что несовершенный результат не имеет права на существование, гораздо тяжелее было привыкнуть к моим разгильдяйским манерам, нежели мне — к ее перфекционизму. Поэтому здесь герой не я, подстраивающийся под «заскоки» супруги, а именно она — принявшая меня таким, какой я есть — раздолбаем.
