Дорога была ужасной. Снег белыми штрихами мельтешил по лобовому стеклу, слепя Сергея, и он мысленно костерил себя на чем свет стоит. Не надо было ехать после вчерашней попойки, да еще в ночь, и Марина отговаривала, но он из-за похмельной мути с утра посрался с двоюродными братьями, а потому проявил злобную принципиальность и гордо уехал домой назло всем. Уехал, да не доехал, и вот теперь, тихо подвывая и обхватив разбитую голову, глядел, как мужики внизу, под дорожным откосом, пытаются отжать двери его изжеванной, страшно сплющенной машины. А до дому-то оставалось всего ничего.
Как вытащили его самого, и почему машина слетела с дороги, он не помнил, но дремлющая позади Сонечка и обиженная Марина в полупрофиль стояли перед глазами. И когда снизу, из темноты, крикнули: «Да нету там никого!» - он не поверил. Рванулся, проваливаясь в снег чуть не по пояс, почти теряя сознание сунулся в искореженное нутро… Никого не было.
- Они точно с тобой ехали? Ты хорошо помнишь? – сердитый усатый мужик тряс Сергея за плечо и подозрительно принюхивался.
- В машину садились, помню… Не высадил же я их на трассе ночью, - Сергей ошалело моргал глазами, борясь с тошнотой, и выглядел, должно быть, до того обалдевшим, что мужик сжалился:
- Звонить пробовал?
- Звонить? Куда?
- Куда-куда… Бабе своей. Тебе, щегол, видать, по башке хорошо прилетело.
Сергей нашарил телефон в боковом кармане, негнущимися от холода пальцами начал тыкать в кнопки, и после третьего гудка, не веря сам себе, услышал спокойный голос Марины:
-Алло…
-Ты где??? – заорал он, задыхаясь от внезапного счастья, - ты где?
- Дома, - слегка удивилась она, - а ты где?
- А Соня?
- И Соня…
- Я в аварию попал, слышишь? Машина всмятку!
- Ты цел? – Марина заметно встревожилась.
- Я цел, цел! Я скоро буду!
***
- Ты… Тебе в больницу надо…
- Да? – Марина, казалось, немного удивилась. Она повернулась к зеркалу, с сомнением поглядела на себя, оттянула маечку и нажала на черно-фиолетовый синяк на груди. Ребра с тихим омерзительным хрустом продавились внутрь.
- Тебе что, не больно? – Сергей весь сжался от ужаса, и даже пальцы на ногах конвульсивно скрючились.
- Нет, вроде… - Марина нерешительно покрутила кистью правой руки. Рука тоже хрустела и, как казалось Сергею, двигалась как-то неестественно, но Марина оставалась совершенно спокойной. Она осторожно потрогала языком уголок своего разбитого рта и недоуменно пожала плечами:
- Есть хочется. Купи мясо, а? Там только курица в морозилке была, но мы ее уже съели.
- Сонька тоже вся в синяках…
- Ну и что? – Марина даже засмеялась. – Смотри, играет, и ноль внимания на них. Сереж, купи мясо…
- Вареники же есть еще, - он не сводил с нее глаз, осторожно потрогал ее лоб. Прохладный, как перила в подъезде.
- Не хочу. На углу круглосуточный, сходи, а? Будь другом!
Уже в магазине он спохватился, но перезванивать не стал, и взял всего: творожных сырков, яблок, колбасы, печенья, сыра, двух бройлеров, кусок свинины и даже кило куриных печенок. Когда они вдвоем набросились на сырое мясо, он еле успел отвернуться к раковине. Его рвало до прожилок крови.
***
- Сонечка, тебе не больно? – снова не выдержал Сергей, глядя как Марина, расчесывая дочери волосы, то и дело цепляет расческой за темную, как черешня, продавленную рану на темечке.
- Не-ка! – весело мотала головой Сонька и болтала ножками.
Он не мог оторвать глаз от этой припекшейся, слабо пахнущей кровью вмятинки. Она не воспалялась, не кровила, не заживала, и, совершенно очевидно, не беспокоила ни Соню, ни Марину. Синяки и ссадины на них как-то поблекли, примелькались, и не резали Сергею глаз, но видеть голову дочери было выше его сил.
В жизни появился новый шизофренический порядок. Девочки спали с раннего утра весь день, можно было идти на работу, не дергаясь и не проверяя их. Вечером, около десяти, первой просыпалась Марина, заходила на кухню, лениво собирая волосы в пучок, и спрашивала, позевывая:
- А мясо есть?
Опытным путем Сергей определил, что покупать нужно пять килограмм и разного, чем свежее, тем лучше. Больше брать было бессмысленно – они съедали все без остатка, и к следующему вечеру снова были голодны, разве что спали чуть дольше. Покупать меньше было опасно. Когда Сергей замечал, что Марина одевает Соню (больше по привычке, холода они не ощущали), он начинал метаться и умоляющим шепотом уговаривал ее остаться, но помогало плохо, и они все равно уходили. А Сергей, если мог держаться на ногах, пытался идти следом, но, во-первых, он все равно ничего не мог сделать, а, во-вторых, они лучше видели в темноте и бегали так, что угнаться за ними было попросту невозможно.
Остатки они почему-то всегда бросали в один и тот же угол в прихожей, хотя обычный мусор всегда относили в мусорное ведро, и вообще Марина аккуратно убирала дом по ночам и даже просила его иногда лечь в другой комнате, чтобы она прибралась, пока он спит.
***
Сергей держал в руках мусорный пакет с заскорузлой от крови рыжей шкуркой и огорченно говорил дочери:
- Сонечка, тебе же всегда нравились котики…
- Папочка, я просто кушать хотела! – Соня виновато, но доверчиво смотрела на него огромными голубыми глазами.
- А если котик грязный, с помойки? У тебя же животик болеть будет!
Хорошенькое детское личико выражало только искреннее недоумение, что такое «больно» она уже не помнила. Спорить с ней дальше он не решался. Хотя Соня нисколько не росла и не прибавляла в весе, справиться с ней в одиночку он не мог. Если Марина почти всегда оставалась спокойной - было бы мясо, то малышка срывалась легко, и счастье, что не кричала при этом. Но оттащить ее могла лишь мать, а она, как казалось Сергею, иногда нарочно медлила или делала вид, что ничего не замечает.
Деньги уходили как в прорву. На работу Марина не выходила, а траты на еду только росли. Их и раньше очень выручала квартира покойной тещи, которую сдавали, теперь она стала спасением, хоть и не решала всех проблем. За работу Сергей держался изо всех сил. Вкалывал вдвое больше прежнего, никогда не опаздывал, ни с кем не спорил. Он старался следить за здоровьем и питанием, но есть нормально мог только вне дома. На мясное даже смотреть было тошно, и он хмуро постился, отговариваясь больной поджелудочной. А еще он совсем, совсем не пил и никогда не принимал снотворное. И возвращался домой не позже восьми. С мясом.
***
Как-то ночью, в конце ноября Соня загнала его в угол и с разбегу ударила головой в живот. Пришлось вызвать «скорую». До обморока Сергей успел сказать, что купал кота, подскользнулся и упал животом на бортик ванны, поэтому виду его особо никто не удивлялся. Разорвавшуюся селезенку удалили, и, как только вытащили дренажи, Сергей, умиравший в больнице не столько от потери крови, сколько от страха, сбежал домой.
Первым, что он почувствовал, был непривычный тошнотворный запах тухлятины. Обе сладко спали. В углу прихожей подгнивала и сочилась кучка шкурок, перьев и каких-то ошметков. Он нашел мешки для мусора и начал, борясь с позывами, сгребать в них всю мразоту. Среди всего прочего он углядел пару ошейников и клочья голубой курточки. Забыв про вонь, Сергей долго сидел в углу, дрожащими руками сквозь пелену слез перекладывал обрывки так и эдак, чтобы собрать целое и убедить себя, что курточка все-таки собачья…
***
Четыре живых кролика были давно заготовленным аварийным вариантом. Соня весело бегала по комнате с новой куколкой, и Сергей старался не замечать округлившийся детский животик и мелкие бурые брызги на футболке. Марина лениво улыбалась, глядя на дочь.
- Слушай, может, в деревню переедем? – Сергей старательно делал вид, что спокоен, но сердце предательски заколотилось. Марина, заметив это, сощурилась:
- В деревню?
- Ну да… Помнишь дедов дом? Он на отшибе, там тихо, воздух свежий. До райцентра всего пять километров по реке, если что. Электричество там есть, я проверял, колодец есть, дрова вам не нужны, а я как-нибудь. Зато лес рядом. Лес помнишь? Зайцы прямо на огород забегали. А эту квартиру тоже сдавать можно – на мясо деньги будут. – Он затаил дыхание.
Марина задумчиво похрустывала сломанными пальцами.
- Соню в школу никак, и от соседей… - Он задохнулся.
- Ну да…
- Мама, смотри! – Соня зажала зубками отгрызенное кроличье ухо как несуразно длинный серый шерстяной язык и корчила рожицы, заливаясь от смеха.
***
Она все еще спрашивала его про мясо, просыпаясь, но делала это машинально, без интереса. Покупное они ели через силу, предпочитали охотиться. Иногда и дневали в лесу. В первый раз, зимой, он испугался, рванул на лыжах искать их по следам и нашел. Они и не прятались вовсе, просто уснули в сугробе, недалеко от лосиной туши.
Деревня и раньше дышала на ладан, а через год вовсе обезлюдела. Большинство уехало. Как ни странно, от этого полегчало. Река стала своеобразной границей. Не то чтобы они ее боялись, нет, они, бывало, охотились на берегу, но в воду никогда не лезли и даже зимой не выходили на лед.
Сергей завел пасеку. Изредка он выбирался в райцентр на моторке или снегоходе, продавал мед, покупал себе творог, сметану и яйца. Иногда удавалось съездить в город. Чувствовал он себя при этом лешим, вылезшим на свет из чащобы, но в какой-то момент наступало счастливое забытье: люди кругом спешили по своим делам, красивые девочки ели пирожные в кофейнях, мужчины пролетали мимо в крутых авто, и витрины, и троллейбусы, и новые многоэтажки со свеженькими детскими площадками. Жаль, что длилось это недолго. Черная, удушающая тьма тащила его назад с такой силой, что кости ныли, и он возвращался. Неизбежно, неумолимо.
***
Одна из девушек весело крикнула в колодец:
- Эй!
- Эй-эй-эй… - Слабо откликнулось прохладное эхо.
Сергей уже бежал к развеселой компании с рюкзаками, зло махал руками и шипел:
- Вон, вон отсюда!
- Да ладно, дед, остынь! – один из мужчин, поигрывая грудными мышцами, встал у него на дороге и брезгливо поморщился. – Мы только водички набрать.
-Продрищитесь с той водички! – огрызнулся Сергей.
- Ах, ты…! – мужчина попытался ударить его, но он увернулся и припустил обратно к дому.
- Черт старый! – крикнула вдогонку рыженькая и все засмеялись сначала, но Сергей выскочил из дома с ружьем, и та же рыженькая завизжала первой. С руганью и угрозами все похватали брошенные вещи и пошли прочь, оглядываясь и возмущенно переговариваясь, а Сергей долго еще грозил им вслед неказистой своей ружбайкой.
Только к вечеру он успокоился и вышел перекурить, но тут же в остывающем душистом воздухе услышал далекие голоса и увидел дымок у реки. Во рту пересохло. Обе еще спали, но надолго ли? Можно все же добежать туда с ружьем, снова пугнуть этих придурков, чтоб перебрались за реку и…
- Сережа… - мягкий женский голос оборвал его яростный порыв, и липкое бессилие вкрадчиво обволокло все внутри, - а мясо есть?
