Я логопед для неговорящих детей. Пару лет назад я увлекалась созданием пособий из фетра. Фетр приятно трогать, им можно играть и заодно проговаривать какие-то вещи, нужные ребенку. У меня были самодельные комнаты (как в книжках с окошками), там можно было открывать шкафы, переставлять фетровую посуду, вешать в шкаф одежду, кормить зайца морковкой и т. д. Детям все это очень нравилось, у меня было вдохновение шить (вручную!), и поэтому все работало.
Так вот, как раз в этот период ко мне пришел Виталик (имя изменено) трех с половиной лет. Анамнез Виталика был без особенностей. А в его бумагах было написано — мутизм. Виталик не хотел ни с кем разговаривать. Он бубнил себе под нос разные заученные предложения про технику (самосвал везет песок, экскаватор копает яму и т. д.) и совершенно не планировал со мной взаимодействовать (и не только со мной). И вот тут настал звездный час моего фетра. Я просто положила одну из своих «комнат» перед собой и начала в нее самозабвенно играть.
Виталик обратил на меня внимание. Я подвинула ему одну из фигурок и продолжила играть. Он ее взял, рассмотрел и положил в «комнатку». Так мы провели диагностическое занятие. Я меняла «декорации» и согласно им задавала ему вопросы, просила дополнить предложения или что-то повторить. У Виталика было почти идеальное звукопроизношение, было даже Р. У него не было проблем со слоговой структурой. Были проблемы с пониманием речи. Такие темы как одежда, посуда, мебель были ему неинтересны, он просто отказывался их учить. То есть он мог показать вилочный погрузчик, но не мог показать штаны. А так как он их не учил, то и глаголы, связанные с этими предметами были ему не понятны. Было много эхолалий — заученных одинаковых фраз, которые он произносил по поводу и без. Не было монологической и диалогической речи. Он мог ответить на какие-то простые вопросы про строительную технику или животных, но на этом познания заканчивались. Так мы начали заниматься.
Сфера интересов ребенка — это важная часть его жизни, ее нельзя игнорировать. К ребенку можно присоединиться и расширять эту сферу изнутри.
Экскаваторщик выкопал яму, а потом захотел есть, давай его кормить. Что он будет есть? — Кашу! Суп! Котлеты! Водитель автобуса запачкал штаны, их надо... постирать! А потом... повесить на веревку. А потом... погладить. Как видите, с учетом развития ребенка вопросы изменяли свою форму, становились сложнее.
В какой-то момент он согласился разговаривать со мной про одежду и посуду (и все остальное) без дополнительных танцев с бубном и мы стали заниматься дальше без каких-то особенностей.
Сейчас он разговаривает сложноподчинёнными предложениями. Задает вопросы. Отвечает на вопросы, которые начинаются со слова «почему», «зачем», «когда» и т. д. На слух определяет «четвертый лишний» и объясняет почему. В пять лет он сдал тест Векслера и получил хорошие результаты (интеллектуальная норма, правда лишь немного выше нижней границы).
Сейчас он учится читать и писать буквы (ему это нравится, он спрашивает меня, как пишется та или иная буква и повторяет ее написание на бумаге), продолжает развивать монологическую речь. Ему бывает сложно общаться со сверстниками, но он старается. Отвечает детям на площадке как его зовут, пытается совместно во что-то играть. С учетом всех его особенностей и сложностей коммуникации психиатр поставил ему РАС. Но если вы встретите этого ребенка в толпе детей, вы никогда не подумаете, что с ним может быть что-то не так.
