Давно это было — больше 10 лет назад.
Был у меня цех, свой собственный, гипсовых фигурок, но я его закрыла. Давно.
Заработок был сезонный. К лету лили из гипса всякие садовые фигуры: аистов, садовых гномов, всяких жаб, кашпо, баб с титьками, здоровенных собак, чтобы была «как живая»...
Осенью начинали лить «не трогай — это на Новый год» — это копилки с символом года: лошадь лили, драконов, змей, мартышек, собак, кошек... Этой осенью опять бы змей лили, если б цех был живой...
Потом мелкие заработки: 23 февраля — всякие копилки и кашпо в виде пивных кружек, оружия, гаишников с большими х...ми, машинок; 14 февраля — всякие сердечки и разные звери в обнимку с этими сердечками; 8 Марта — ну понятно!
И естественно, в те дни, когда мы гоним по сезону, я возвращалась очень поздно домой. Иногда в 3 часа ночи. А машины у меня не было, и поэтому в тёплое время года я ездила на велосипеде домой, а в холодное — пешком шла.
А там расстояние от цеха до моего дома по дороге — 3 км, но вокруг лес. И обычно я, не заморачиваясь, легко проходила это расстояние за полчаса. Заодно лёгкие чистила от лака (лакировала я всегда фигурки сама, ночью, когда никого уже не было в цеху, поэтому очень поздно возвращалась домой).
И вот как-то меня накануне напугали подруги, что в нашем лесу ехал на машине какой-то мужчина и улетел в лес, а ему там голову оторвало, и там теперь ночью неспокойно идти. (Венок висел там, правда давно, кстати). Типа, вот идёшь, а сзади резко кусты шуршат и треск, прям как будто бы догоняет кто-то. Останавливаешься, оборачиваешься: тишина. Только дальше идти — и опять треск! Ну, я пожала плечами, так не бывает, и забыла.
А ещё девки рассказали, что в 10 км отсюда летом в соседнем посёлке бабы пошли за белыми и встретили медведицу с двумя медвежатами. Ну, тут я тоже не придала значения. Далеко... И вообще через две дороги.
И вот. Ночь незадолго до новогодних праздников. Иду пешком по дороге. Три часа ночи. Темно, хоть глаз коли.
И тут в лесу раздаётся хруст веток. Конкретный такой. Я думаю, старое гнилое дерево начало падать от тяжести снега и зацепилось за другие. Говорю вслух:
— Давай только не сегодня.
От звука собственного голоса спокойнее что ли.
Иду дальше. Морозец подгоняет. Опять хруст веток. И такой длинный протяжный стон.
У меня в голове всё вспомнилось: и авария, и медведица с медвежатами...
Почти перешла на бег. Крещусь на ходу: свят, свят, свят! Иисусе Христе, помилуй мя, грешную. Николай Угодник, защити! Прибавляю ходу.
Слышу, совсем как будто бы плачет. Человек вроде бы, голос человечий!
И думаю. А вдруг медведь! Скулит там, в кустах, что догнать не может!
Припустила бегом! В штанах ни сухо ни сыро! Да мороз ещё подгоняет! И вдруг слышу: ну прям мат.
— Еб**ый ты караул, куда я заперся!
Я остановилась. Думаю. Ну, полюбому не медведь. Куда ему до «еб**ого-то караула». Встала, прислушалась. Вроде бы скулит кто-то как собака, но иногда проскальзывает что-то членораздельное, но обсценное.
Стою на асфальтовой дороге, мороз уже ляжки пожИгает. Иней на воротнике куртки осел. Думаю: не. Надо вернуться немного.
И пошла назад, посмотреть, что такое там. А у самой немного поджилки трясутся. А скулёж не с дороги, а откуда-то из глубины леса. Подумала. Покурила. Спустилась в овраг.
Там впереди что-то огромное, тёмное... И оно стонет и шевелится! Но матерится. Значит, по-любому не медведь. Человек.
Я крикнула:
— Ты кто?
— Я заблудился! Устал! Сел на пенёк отдохнуть, а теперь встать не могу!
— Куда идёшь?
— На сады!
Ну, сады тут неподалёку, я подошла. Выяснила, что это не медведь, а мужик тучной комплекции, военный пенсионер, «настоящий полковник», шёл домой (на дачу) со встречи одноклассников. И решил «срезать путь» через лес. Заблудился в ста метрах от дороги. Запотел (тучный), сел на пень, видно, быстро остыл, и спину прохватило. И встать не смог. За телефон схватился, а он сел. Осталось только орать и скулить, в надежде, что кто-то услышит. Впрочем, без особой надежды.
Я ему помогла встать кое-как. Вытащились на дорогу, и вела его под руку до поворота на сады, потому что у него ноги не очень работали. Он меня всю дорогу очень сильно благодарил. И даже на военную службу хотел устроить, всё порывался куда-то звонить, забывая, что телефон сел. Ну, я думаю, бухенький мужик, да ещё и испугался. Завтра забудет меня этот полковник, как страшный сон. Если вообще вспомнит. Отвела его до дач.
И ушла домой дальше. Мне около километра осталось идти.
Ан нет. Я потом ещё много раз его видела в автобусе. И он каждый раз вспоминал меня. (Блин, память какая у них, военных, хорошая! Он видел-то моё лицо два раза, оба раза при вспышке зажигалки, когда я зае**валась его тащить в обнимку и останавливалась на перекур). И каждый раз предлагал по знакомству меня на военную службу устроить, чтобы я быстро ушла на пенсию (тогда мирно тихо было и не каждую ещё бабу брали). Но у меня цех же, люди. Им зарплату надо, я за это отвечаю. Бляяяяя. Знала бы где упасть, давно на пенсии была бы.
(Я теперь маленький раненый зайка. Ему больше не надо пытаться победить жизнь. Для зайки — если он остался живой и не скушанный хотя б сегодня — это уже победа). Поэтому больше никаких цехов, никаких побед и карьеры. Семья, скотина, рассада, котлеты — это моя победа. Ну, плюс ещё маленький серенький никчёмный блогишко на Пикабу как связь с жёстким и опасным миром, несовместимым с моей мирной жвачной жизнью.)
А потом это всё ушло само собой. Я ушла из той семьи, того ада, где мне надо было в три часа ночи идти по дороге в мороз домой три километра. И на вахту попала. А потом вернулась — его, этого медведя, больше не видела. Может быть, уже умер, может быть, живой, но не узнает, а я его не очень запомнила.
Ну, вот жизнь сложилась так, как есть. Морали нет и не будет, потому что я не знаю, как делать мораль в конце.
