У меня есть абсолютно проклятое подростковое порновоспоминание, связанное с таким ковром.
На старорусских улицах стояла слякотная зима 1988-89 годов. Мне тогда было лет 16–17, и я походя, по дороге с работы, подцепил вечером какую–то подвыпившую шмакодявку. И повёл её к своему приятелю по кличке Пэпс (полученной за обширную курчавую шевелюру, как у Ангелы Дэвис).
По дороге мы зашли ко мне домой, где я вынул 0.7 водки из дивана и прихватил какой–то закуси.
Родители Пэпса были людями зажиточными, постоянно пропадавшими в командировках, так что дома у них был истинный рай советского изобилия. Мы посидели на кухне, распивая, затем я увлёк окончательно захмелевшую девку в спальню, где мы скинули с себя утлые одежды и предались разврату.
Тёлочка оказалась весьма заинтересована в процессе, так что когда я подустал и запыхался (то есть минуты через полторы, ну вы понимаете) намекнула, что мой друг ей тоже очень нравится.
А Мутабор сидел и судорожно ждал
Он давно уже одежды все с себя сорвал
Так что я проследовал на кухню, а довольный Пэпс с хуем наперевес — к приветливой распаренной пизде.
Не прошло и десяти минут, как в спальне всё внезапно стихло, а после небольшой паузы раздался лютый рык моего дружбана — БЛЯА–А–А–А–А–А–А! СУКА–А–А–А–А! ЁБА–А–АНЫЙ В РО–О–ОТ!!! ТЫ ЧО–О–О!!! БЛЯ–А–А–А!!! И звуки пощёчин, а так же тихий скулящий женский визг.
Уронив табурет, снеся со стола кота, пепельницу и стакан с запивкой, я ринулся к ложу греховной любви, дабы вмешаться в намечающиеся мордобои и кровопролития, не допустить их перерастания в уголовно–процессуальные или, тем паче, пацанско–разборочные проблемы.
Картина, открывшаяся моим глазам достойна была пера какого-нибудь контркультурного писателя семидесятых:
Тусклый свет гэдээровского круглого ночника. На измятой кровати на коленях стоит голая сисястая девка лет шестнадцати, перед ней, так же абсолютно голый, стоит мой приятель, держит её левой рукой за волосы, с выпученными глазами орёт и лупит по лицу. Слава Господу Нашему, лупит не кулаком, а ладонью. В комнате дичайше воняет говном. На простынях, приятеле, кудрявых волосах приятеля и, главное, НА РОСКОШНОМ ЗОЛОТИСТО–СИНЕМ КОВРЕ С ОЛЕНЯМИ наличествуют бурые, лоснящиеся, кометообразные, медленно стекающие кляксы.
Я оторвал приятеля от девки. Я кое–как успокоил приятеля и девку. Я запихал приятеля в ванную, чтобы он отмылся. Пока он полоскался под контрастным (покупайте проточные газовые водонагреватели производства завода «Нева») душем, я налил девке и принялся выяснять, что же, блядь, случилось.
Похотливая школьница, ещё немного порыдав, раскололась: она недавно начиталась маркиза де Сада и захотела попробовать, как это, когда тебе хочется срать, а тебя ебут в жопу. Но чуть–чуть не рассчитала и обделалась во время оргазма. Да не просто обделалась, а по-комсомольски, ударно, с перевыполнением пятилетнего плана.
Душ примирил моего дружка с миром, он искренне попросил у девки прощения за свою чрезмерно эмоциональную реакцию. Выпили примирительную. Я сгонял домой за ещё одной бутылкой, благо жил в том же доме.
Остаток вечера барышня под нашим чутким руководством драила стену и ковёр. Утром она нас покинула и мы никогда больше её не встречали (я, во всяком случае). Простыни мы выбросили. Родители Пэпса по возвращении ничего не заметили.
Но струйно-обосраные золотистые олени навсегда остались в моей памяти.
