- Му-у-у-усик, - ныла я. – Ну, Му-у-у-усик, возьмите меня с собо-о-о-ой.
Муж носился по дому, как будто ему смазали задницу скипидаром.
Из кладовки в спальню, из спальни на кухню, из кухни снова в кладовку. В холле валялись какие-то удочки, болотные сапоги, спальный мешок, какие-то чемоданчики, чехлы, баночки и тому подобная поебень.
- Лелька, - ворчал он, - не мешайся.
Он отодвинул меня в сторону, не замечая моих умоляющих глаз.
- Ну, Му-у-у-усик, - канючила я. – Я буду вам костер поддерживать. Даже уху сварю, если хочешь.
- Угу, - буркнул он. – Ты дохлую-то рыбу в руки боишься брать. Лелька, там комары, холодно и жестко спать. Ты будешь ныть и проситься домой, я буду злиться и ничем хорошим это не кончится.
Я терлась возле супруга и на каждое его утверждение отрицательно махала башкой, стараясь придать себе самый беззащитный вид, на какой была способна. Судя по всему, Мусик не собирался сдаваться.
Ладно, мы пойдем другим путем.
Я схватила телефон, набрала Катькин номер и весело защебетала, не давая ей вставить ни слова:
- Катька, Мусик на рыбалку уезжает на три дня! Давай куда-нибудь сходим? Я тут видела, в М** будет дискотека восьмидесятых. Оторвемся? Можно до утра зависнуть.
- А… М… Я… - блеяла в ответ Катька, а потом замолчала совсем.
- Я еще Ленке позвоню, - не умолкала я, краем глаза замечая, как Мусик замер, прислушиваясь. – Потом можно ко мне завалиться, отоспаться и по магазинам пробежаться. О! А можно не по магазинам. В Д** открыли новый бильярдный зал, можно там позажигать! Согласна? Ну, я тогда Ленке звоню.
Через полчаса, с довольным еблетом, я запихивала в багажник свой спальный мешок и рюкзачок с мыльно-рыльными принадлежностями.
- Сейчас заедем в супермаркет, потом за Саней и Сливой.
Велев подождать его в машине, Мусик скрылся в магазине. Я отправилась следом, заглянула в винный отдел, прикупила три фляжки коньяка, лимонов, несколько плиток шоколада, запихала все это в рюкзак и со скучающим видом ждала мужа в машине.
Саня со Сливой, нагруженные всякими снастями, ждали нас на остановке.
- О! Лелька! – прогудел шкафоподобный Саня, забираясь в машину. – Будешь следить за костром.
- Слушаюсь! – пискнула я.
Слива, длинный и тощий, похожий на хорька, противно захихикал. Терпеть его не могу.
На мое предложение прихватить с собой Катьку, муж никак не отреагировал. Так же он пропустил мои очень прозрачные намеки на то, что Катька сейчас одна, а Слива больно уж довольно щерится. Я заткнулась и начала вспоминать, есть ли у нас в аптечке пурген.
Остановившись в какой-то деревне у какого-то Саниного знакомого, мы перегрузили вещи в раздолбанный уазик и поехали дальше. Через двадцать минут, устав материться на каждую кочку и яму, я достала из рюкзачка коньяк. Мусик удивленно приподняв бровь, наблюдал как я, лихо открутив пробку, сделала несколько глотков, довольно крякнула, и, игнорируя просьбу Сливы промочить горло, важно сунула бутылку обратно.
Через некоторое время мы оказались на месте.
Доверив разбор багажа мужчинам, я скрылась в кустах, переоделась в купальник.
- Ты купаться собралась? – улыбнулся Мусик. – Ну-ну. Найдешь подходящее место, свистнешь.
Побродив по берегу, я поняла, почему он так ехидно улыбался. Везде были камыши, а там, где их не было, из воды торчали коряги. Поняв, что водные процедуры накрылись женским половым органом, я присела на какое-то поваленное дерево, подставив заходящему солнцу лицо.
- Лелька! – заорал Мусик. – Мы за дровами, не теряй!
Мужики отправились в сторону леса.
Солнце садилось, с озера потянуло свежестью. Я натянула штаны. Потом футболку. А потом и джемпер. В сумерках страшно шуршал камыш. Со стороны озера слышались какие-то шлепки, всплески и бульканье.
Я сидела возле палатки, прикладываясь к коньяку, но было все равно жутко. На озере что-то шлепнуло, ухнуло, и кто-то заржал.
Я кинулась к уазику.
К моему удивлению, ключ оказался в замке зажигания. Прыгнув за руль, я завела машину, и поскакала к лесу. Машину трясло, она вся жалко дребезжала, зубы выбивали дробь. Врубив дальний свет, я без конца давила на сигнал и истошно орала Мусика.
Они неожиданно выскочили из леса.
Я ударила по тормозам, матерясь, выпала из машины и начала орать о том, что они подлые, специально ушли надолго, чтобы у меня в другой раз не возникало желания ехать на их сраную рыбалку.
Эти идиоты ржали так, что скорей всего распугали не только всю живность в округе, но и рыбу в озере.
Слива, утирая слезы, полез в уазик, поперхнулся и спросил, какого хрена из-под приборной доски валит дым. Мы открыли капот и тупо уставились на внутренности авто.
- Нет никакого дыма, придурок, - проворчала я, со всей силы захлопнула его и заорала.
В салоне весело полыхало покрывало, накинутое на заднее сиденье.
Оказалось, что аккумулятор этого рыдвана давно сдох, и хозяин, вместо того, чтобы зарядить его, просто поставил другой аккумулятор в багажник. Там же валялся и металлический тросик, который попал на клеммы, когда я весело скакала по кочкам к лесу. От тряски покрывало с заднего сиденья соскользнуло на раскаленный трос и начало тлеть. А потом и вспыхнуло.
Я стояла в сторонке, пока мужики, толкаясь, содрали покрывало с сиденья и затаптывали его. Мусик как-то хмуро посмотрел на меня.
- А чего? – распахнула я глаза. – Не фига было меня одну оставлять. Там на озере кто-то ржал.
- Чайки, - буркнул он, закидывая в багажник дрова.
До лагеря мне велели идти пешком.
С костром было уже не так страшно.
Я сидела на складном стульчике и жарила сосиску, насаженную на палку. На просьбы не совать ее в самый огонь я не реагировала, отмахиваясь. Когда третий раз палка прогорев, обломилась и очередная сосиска свалилась в огонь, Мусик, матерясь, порылся в палатке и сунул мне в руки шампур.
Они возились позади меня, что-то разглядывая в свете фар и бормоча непонятные мне слова: «подсекать», «мормыш», «садок». Слышалось урчание насоса, накачивающего лодку.
- А кому сосиску жареную? – гаркнула я.
- Мне! – тут же отозвался вечно голодный Слива.
Не оборачиваясь, я протянула за спину шампур, с насаженной на него шипящей сосиской, и чуть не упала в костер от Сливиного вопля.
Видимо, в конец оголодавший Слива думал, что я подам ему сосиску на тарелочке, бля, с голубой каемочкой, и так же, не глядя, протянул руку. По странному стечению обстоятельств горячий шампур с сосиской удачно попал ему на растопыренную длань.
Пока он орал, я тихонько перебралась на другую сторону костра, достала недопитый фуфырик, порезала лимон, развернула шоколадку и уставилась на огонь, стараясь быть незаметной.
Мусик присел рядом.
- Лелька, - как-то трагически произнес он. – Мы сейчас пойдем на озеро.
- Я с вами, - встрепенулась я.
- Мы на лодке будем всю ночь, тебе места не хватит.
И тут я поняла, что попала ногами в сало. По самые несуществующие помидоры. Я должна была провести ночь на берегу. Одна. Пиздец. Других слов не было.
- Погоди, погоди, - заныла я, хватая Мусика за руку. – Я сейчас.
Я схватила вторую бутылку коньяка и начала его дуть прямо из горла. Супруг молча пучил глаза. Осилив в несколько приемов почти половину бутылки, я, жуя лимон и плача, попросила его, чтобы он дождался, когда я засну.
- Где мой спальный мешок? – икая, я с трудом поднялась и пошла к палатке.
Запнувшись за натянутую веревку, я упала на палатку. Какая-то железка больно стукнула меня по голове. Я лежала и не шевелилась. Это меня и спасло. Мусик, собиравшийся заорать на меня, испуганно запричитал:
- Лелька? Ты живая? Ты чего молчишь?
Не выдержав, я заржала. Естественно заржали и остальные.
Оттащив меня в сторону, они начали снова ставить палатку. Я сидела на земле, и, прикладываясь к коньяку, пыталась раздеться, попутно объясняя, что спать нужно без одежды, потому что так теплее.
Мужики пыхтели, похохатывая надо мной. Раздевшись до купальника, я ждала, когда достанут мой спальный мешок.
Сверху послышался шелест, мелькнула тень, и что-то теплое полоснуло меня от плеча и до колена.
- Мусик! – завопила я, пытаясь разглядеть в потемках, светлую и прерывистую линию на теле. – Чем ты в меня плеснул?
Ебаная чайка, хохоча, полетела дальше. Ей вторил гогот трех ебланов.
- Это к деньгам, - рыдал Мусик, смывая с меня птичье гуано.
От обиды я заснула сразу же, как только меня запихали в спальный мешок.
Раннее утро. Я выбралась из мешка и прошла к озеру. Над водой стелился туман, нехотя сдавая позиции первым лучам солнца.
Над недвижимой гладью раздался гогот. Я задрала голову. Чаек не было.
- Да он охуел! – послышался голос Сливы с озера. – Мы всю ночь сидим, и хоть бы хер. А он приплыл час назад, и только успевает удочкой махать.
- А мы ща у него улов заберем, а самому бритвой по горлу и в колодец.
Они снова загоготали.
Послышался плеск воды. Из тумана выплыла небольшая надувная лодка. Какой-то мужик резво наворачивал веслами, видимо решив, что соседство с тремя ебалаями не прибавит ему здоровья.
Я схватила какую-то здоровую корягу, дождалась, пока мужик подплывет к берегу, и вкрадчиво прогудела:
- Тебе некуда дева-а-а-аться. Все равно всю рыбу забере-е-о-о-ом.
Дяденька взвизгнул, испуганно обернулся, очень быстро развернул лодку и, развивая крейсерскую скорость, опять скрылся в тумане. Шум весел стих. Скорей всего мужик притаился в камышах.
Я покурила и снова забралась в спальный мешок. Так рано я не люблю просыпаться.
ПыСы: остальные два дня я провела в хмельном угаре, обгорела, заснув на берегу, два раза заваливала палатку, потеряла одно весло от лодки, потом нашла его. Уху я так и не поела. Почему – не знаю.
©Пенка
