Пассажиры брезгливо сторонятся, когда старуха заходит в вагон трамвая. Серое пальто, тряпка на голове вместо косынки. На ногах ботинки, обвязанные полиэтиленовыми пакетами и веревками. На поручнях после ее ладоней остаются влажные смердящие следы. Одно ее появление оставляет чувство отвращения на целый день. Пять остановок страха и тишины семидесяти человек. Люди стараются делать маленькие неглубокие вдохи, будто что-то в воздухе может осесть в глубине легких и остаться там. Старушечий запах остается привкусом во рту, который сложно перебить сигаретой, кофе или жевательной резинкой. Наконец, она выходит, весь вагон выдыхает с облегчением и начинает бурно обсуждать ее появление.
Она спешит через сквер, шагая по раскисшей осенней траве. Видя ее появление, продавщица столовой собирает остатки макарон и каши в полиэтиленовый пакет и выносит на улицу.
На руках остатки садовых перчаток. Замерзшими пальцами старуха выгребает из пакета раскисшие холодные макароны, смешанные с манной кашей и заталкивает эту массу в беззубый рот. Под ней растекается лужа мочи, согревая на несколько минут озябшие ноги.
Несколько глотков воды из протекающей трубы полива и снова в путь. Автобус до окраины, троллейбус в центр, трамвай по кругу. Только не оставаться на месте. Иногда она пробирается на электрички и едет в ней, пока какой-нибудь не слишком брезгливый контролер не вышвыривает ее. Тогда она ползет с перрона, словно кошка, что упала с крыши пятиэтажки отползает с места падения. Только не оставаться на месте.
В воздухе запах солярки, дешевых сигарет и мужских ног. В другой день она бы испуганно убежала от стоянки маршрутных такси — водители ее ненавидят и часто бьют, но сегодня ей надо уехать отсюда и вот она уже шипит и скалит пустые щербатые черные десны, обдавая зловонием матерящихся водителей. Те тычут в нее палками, стараясь отогнать от автобусов. Она срывает перчатку и бросает в одного из тех, что стоит перед дверями. Тот испуганно отскакивает и освобождает путь.
Кто она? Она не помнит.Иногда старуха спит, завернувшись в полиэтиленовую пленку среди крысиного помета в каком-то подвале. Иногда это чердак с голубями, иногда стая собак с теплыми боками, лежащими на растаявшем пятачке газона над теплоцентралью. В снах она видит то ли свое прошлое, то ли это просто обрывки каких-то знаний, что стерлись безумием.
Однажды кто-то привез ее в больницу. Ее раздели, обтерли мокрой губкой. Человек в белом халате задает вопросы, но с ней так долго никто не говорил, что слова никак не складываются в осмысленную форму. На каком языке он говорит? «Я доктор» - говорит он ей. Где же тогда его кожаный фартук и птичий клюв? Или доктор так и должен выглядеть? Может, он слуга той, от которой она бежит? От этой мысли ее бросает в дрожь. Она визжит, пугая подошедшую с шприцем медсестру и бросается в одном исподнем на улицу, скрываясь от преследования в метели.
Теплый трамвай приближается к перекрестку, где водителю придется открыть переднюю дверь и выйти, чтобы перевести стрелку. Она бежит к нему наискосок, через проезжую часть. Сзади раздается визг тормозов, под коленями растекается боль. Старуха падает лицом на асфальт, машина с визгом выворачивает и скрывается с места происшествия.
«Вы как?» - к ней подбегает молодой парень в военной форме, подхватывает под руку и поднимает на ноги. Она отмахивается и парень в замешательстве предлагает ей помочь перейти улицу к остановке.
Старуха сидит на скамейке. Солдатик покупает в соседнем киоске хлеб, какие-то продукты, бутылку воды. Сейчас самое время бежать, авария выдала ее, но со вчерашнего дня во рту не было ничего и помощь парнишки в самый раз. Она пристально смотрит на него. Сколько таких же, как и он протягивали ей хлеб и фляги с водой, маршируя прямиком в руки к той, что столько лет преследует ее? Те же слезы жалости, при виде ее, те же нежные, почти детские руки, только покрой формы меняется из раза в раз.
«Бабуль, тебе жить-то есть где?» - спрашивает солдатик.
Она отрицательно качает головой, от чего у парнишки наворачиваются слезы.
«Зато умирать негде!» - вдруг хихикает она, хватает пакет с едой и бежит к подошедшему трамваю.
Парень сидит на остановке. Его ладонь, липкая от старушечьего пальто, пахнет псиной, ушной серой и застарелым потом. «Да и кому ты такая нужна?» - думает он, брезгливо обтирая ладонь об шелушащиеся краской доски скамейки.
Пассажиры в вагоне задерживают дыхание. Старуха в сером липком пальто жует пустыми деснами хлеб, радуясь, что опять обхитрила ту, что так давно преследует ее.
