В восьмом классе Сереже Газорулько наконец-то смогли прилепить кликуху. До этого как-то ничего не приклеивалось, а тут получилось с первого клика. И погоняло-то какое мерзкое нашлось: "Газа". Злило оно Сережу со страшной силой, а больше всего выводило из себя, что девицы- одноклассницы с радостью его подхватили. "Газа, блять, Газа!" Вот ведь блядство.
Газа и до этого не был избалован женским вниманием. Лицо его было с правильными чертами, если взять каждую такую черту в отдельности. А вместе они выглядели как-то криво и отталкивающе. Глядя на его рожу, на ум приходили неприятные слова: "Подлец, мудак и долбоеб". Учился он, к тому же не блестяще, пить на вечеринках отказывался, а если и соглашался, то с полстакана "Солнцедара" блевал дальше, чем видел. Рост у Сережи был вполне подходящим, но худоба и кривая осанка поднасрали ему и здесь. Он не был очень уж отталкивающим, но и не привлекал к себе девиц.
От продолжительного девичьего игнора незаметно и постепенно стали развиваться комплексы. Выработалась невероятная застенчивость, которая переходила в заикание, когда в компании Газе приходилось что либо говорить. На него смотрели девочки. Он бормотал невнятные фразы, обильно вставлял слова-паразиты, краснел и с шумом втягивал воздух. Глядеть на него было стыдно, таким он был в тот момент уебищем. Позорил мужской коллектив класса. Подростки-жестокий народ, не знающий тактичной жалости, поэтому презрение к Сереже мало кто скрывал. Однажды даже спиздили его портфель и насрали туда. Хулиганы, в рот их не хотеть!
Совсем ничего не выходило у него и после школы. В институт поступить не удалось, не добрал какой-то несчастный один бал из-за сочинения. Нависла угроза красной армии, а ее Газа боялся как чумы. Делать было нечего и пришлось ему поступить в ТУ. Нет, это не самолет, блять, Туполева. Это Техническое Училище. Озабоченный Газа окрестил его «ебстилищем». Это звучало так: «Хули ты в ебстилище не был вчера?». И ответ Газиного друга Муни Жозла: «Да проспал я нахуй».
В Ебстилище Газа познакомился с деревенским подвидом гомосапиенсов. Это были девицы. На выбранной Газой специальности- радиомонтажник, парней было двое: Газа и Муня Жозёл.
Остальные были существа с матками, придатками и овуляцией. Бабы. Они приехали из окрестных деревень с целью устроиться в городе. Ждала их работа на сборочном конвейере местного радиозавода. Вид этих существ убил остатки Газиного либидо.
Бабы были инопланетянками. Они даже говорили на другом диалекте, а будучи вызваны к доске, просто переставали говорить по-русски, неправильно склоняли и спрягали, терялись в падежах, суффиксах и приставках. Это происходило потому, что отвечая у доски, нельзя было использовать катализатор речи, т.е. мат. А без него слова не связывались в предложения, разрушались ДНК речи. И рты девиц несли жуткую хуйню. Не лучше дело обстаяло и на переменах, говорить с дерёвней было просто стремно.
Газа и помыслить не мог выебать такое существо, это все равно, что поиметь бродячую собаку какую.
Да и сами девицы, сочтя Газу высокомерным снобом (так они истолковали Газин страх перед ними), предпочитали давать Муне Жозлу, который поил их портвейном и ебал на своем садово-огородном участке, гордо именуемый дачей.
И вдруг случилось. Это была какая-то флуктуация в однородной Газиной половой невезухе. Наклюнулась ебля!
Сережин дружок Синий Ливер был принципиальным человеком. И задроченная банальность «не еби где живешь» была для него догмой. В ту пору работал Ливер в доме отдыха, то ли железнодорожников, то ли шахтеров, поваром. И подружился с медсестрой Катей. Катя была замужем, но как не странно хотела Ливера, а этот принципиальный долбоеб довел бедную женщину до того, что она требовала ебли прямым текстом. Но хуй там! Не на того напала, Ливер обладал невероятным упрямством.
В один из весенних дней Ливер пришел к Газе распить Газину водку. Одолев половину и расчувствовавшись Ливер поделился с другом информацией.
-Заебала сука нахуй, -жаловался он.
-А она стрёмная?-заинтересовался в жопу бухой со 150 г. водки Газа.
-Да нет, можно разок.
-Дык какого хуя ты ее не ебешь?!- замученный бессонными, со стоячим хуем в кулаке ночами Газа не мог понять как можно отказаться от Кати.
-Ебал я нахуй,- аргументировал Ливер.-Не хуй блять! Сам ее еби!
Глаза у Газы внезапно загорелись, зрачки расширились, а потом сузились. В ушах звенело. Спазм сдавил низ живота. Газа с трудом выдохнул: «А как?»
-Да хоть раком, хоть через жопу,- отозвался Ливер и с хрустом зажевал огурец, выловленный пальцами из трехлитровой банки.
-А она мне даст, как ты думаешь?-Газу потряхивало от напряжения.
-А хули!- выдал Ливер и вылил остатки водки в свой стакан. –Куда, блять, она на хуй денется.
-Слушай меня нахуй, -план Ливера был незамысловат и безотказен, как лом дворника Иннокентия, долбившего в Газином дворе весенний лед.
Шампанского в те годы в магазинах захолустного Газиного города найти было невозможно, не водилось оно там. Но пронырливый Синий Ливер нашел выход. В два часа дня Газа занырнул в вагон-ресторан поезда Одесса-Хуеплетинск, стоящего на станции 15 минут и вскоре показался оттуда с двумя противотанковыми бутылками, пачкой сигарет «Дойна» и шоколадкой фабрики «Рот-фронт». Не разбирая дороги несся Газа к дому и стремглав влетев на кухню, сунул шампанское в морозилку.
В три часа в дверь раздался звонок. Запустив в квартиру Ливера и Катю, Сережа ощутил возбуждение, которое специалисты называют психомоторным. Катя была неприметной, невысокого роста 24 летней женщиной с симпатичным лицом и легкой полнотой. У нее была замечательная улыбка. Голова Газы шла кругом, руки дрожали. Легкой трусцой он понесся в зал, выдернул из шкафа три бокала и вприпрыжку, как школьник-дурачок поскакал обратно. На пороге в комнату Газа споткнулся, один из дорогих хрустальных бокалов вылетел из его рук и разбился. И тут Газу будто окатили холодной водой. Он увидел себя, неуклюжего и нескладного, с искривленной осанкой и горящими глазами придурка, бегущего по корридору с бокалами в руке. И тут он успокоился. Извинившись Газа собрал осколки, спокойно принес новый бокал, открыл первую бутылку и разлил всем, не пролив ни капли. И впервые в жизни выпивка на него не подействовала.
Допив бокал Газа спокойным и размеренным голосом принялся рассказывать анекдот: "Глухонемой заходит в аптеку - купить презеватив. Шарится по прилавкам, чтобы показать продавцу, чего хочет приобрести. Не находит. Подходит к прилавку, становится напротив продавца.Думает. Расстегивает ширинку, достает член, кладет его на прилавок, достает деньги, кладет на прилавок. Продавец смотрит на глухонемого, на его член, на деньги, расстегивает ширинку, достает член, кладет на прилавок, забирает деньги, убирает член, застегивает ширинку и говорит: - Не уверен - не играй! "
Ливер с охуевшим видом неотрываясь смотрел на своего друга. Таким он Газу не видел никогда. Как только закончился анекдот и слегка опьяневшая Катя смущенно захихикала, Ливер вскочил на ноги.
-В рот мента по голове! -заверещал он. –Убьют меня нахуй! Опаздал, блять! Убегаю!
Улыбнувшись, Ливер стремительно исчез.
Была открыта вторая бутылка и незаметно рука Кати оказалась в Сережиной руке. И тут шампанское подействовало на Катю. Не забирая руку она поведала Газе, что вышла замуж в 17 лет, прибывая на четвертом месяце. Вытащила из кошелька и показала ему фотографию шестилетнего сынишки. Симпатичный мальчишка улыбался с глянцевого листа и строил Газе глазки. И продолжал глядеть со стола лежа рядом с фольгой от шоколадки на маму и дядю Газу, которые начали целоваться. Рука Газы нерешительно коснулась Катиной груди и тут Катя заговорила о своем муже.
-Какая же я была дура,- с надрывом произнесла она.- Молодая безмозглая дура. Он меня постарше, он был спортсмен-любитель с прекрасной фигурой и я запала на могучий бицепс. Я моментально забеременела и вместо того, чтобы сделать аборт и посадить этого козла за совращение несовершеннолетней, вынудила его на мне жениться. А он оказался тупым и мелочным, он бухает и не хочет работать, он....я...ребенок....»...
Газа перестал вслушиваться и голос Кати превратился в звуковой фон. «Какого же хуя ты с ним живешь тогда, если он такой гандон»,-звучало в голове Газы. «Врет она мне, блядь эта», -думал он, -«Так же как потом будет врать дома мужу, что задержалась на работе, заменяя подругу. Она себя оправдывает передо мной, как будто мне не похуй, кто она. Я же не собираюсь ее судить, мне она похуй, дешевка эта». Газа ужасно обиделся за поруганного за глаза мужа, может быть он ассоциировал его с собой.
Горячая волна,возникшая с началом поцелуев и поднявшая Сережину диафрагму чуть ли не к носу, стремительно опадала. То же самое происходило и с его хуем, разрывавшим до этого брюки. Он съежился до микроскопических размеров и норовил втянуться и изчезнуть в глубинах тонкого кишечника.
Вот же сука, вот же сука, вот же...-бесконечно стучало в Газиных ушах в такт магнитофону, оравшему: “One step beyond!”
Не помогло ничего...ни ее руки, ни губы, впрочем это Газа присек сразу, он был закомплексован и боялся минета как огня. Хуй Газы впал в анабиоз.
Прошло без малого 20 лет. Хуй Газы так и не пробудился. И случайно услышав в радиопостановке фразу: «Когда проснется спящий?» Газа заплакал навзрыд.
(C) Повелитель Мух
