В России из УК вычеркнули 121 статью. Чуть позже на авторитетно-невъебенном съезде психиатров был обнародован официальный документ, из которого следовало, что гомосексуализм – это не болезнь, не отклонение от нормы, не западная пропагандистская зараза. Почему так случилось? Вы не думайте, что здравый смысл возобладал у чинуш наших и у президента тогдашнего. Нет. Просто тогда все понимали, что не случись отмены статьи, не соберись психиатры на консилиум, то евроблагословение Россия едва ли получила бы.
Не хотела тогда, в девяностых, ни отечественная власть, ни титульная наша нация легализовывать и социализировать гомосексуалов. Просто так вышло: мы, мол, и вы, ребята, понимаем, что пидоры – это не люди, что жечь их надо каленым железом, но сейчас, увы, необходимо быть хитрыми, конъюнктурными, а то без респекта останемся.
Часть гомосексуалов, конечно, всё равно обрадовалась. Да так сильно обрадовалась, что иллюзию свою приняла за истину. Открыли ребята тематические заведения, построили магазины стильной одежды, сайты себе завели, знакомя мальчиков с мальчиками через интернет. Радость эта достигла того самого предела, когда гомосексуалы, наездившись по Европам, решили заявить о себе в полный, что называется, рост. То есть, задумали успешные, красивые, образованные, интеллигентные мальчики забабахать российский гей-прайд. А хуле бы и не забабахать? Забабахаем!
И вот подъехали гомосексуалы на машинах к учреждениям тем самым, где когда-то дяди усатые отменяли 121 статью, где на телекамеры выговаривались от души «депутатики» в пользу разгула либеральной мысли, где решали «айболитики» признать геев и лесбиянок вменяемыми людьми. Подъехали, значится, разговор вести с властями такой:
-Мы вот вам кассеты привезли, сами наснимали. Посмотрите, как у них там в Европе по улицам центральным гуляют гомосексуалы. Да не просто гуляют, а ещё песни поют, обнимаются. А людей там сотни и тысячи. И все радуются, танцуют, лобызаются. Словом, позитив и ништяк под открытым небом, понимаете? Мы вот… (краснея) тоже так хотим.
-Нет.
Вернулись гомосексуалы в свои машины в полном ахуе. Фыркнули, показали средние пальцы сквозь тонированные стёкла (чтобы никто не увидел) и уехали в гостиницу «Красные Холмы». Осадок остался жуткий. А иллюзии, что странно, никуда не делись.
В «Красных Холмах» десятки депутатов Европарламента. Флажки-радуги, пресс-секретари улыбчивые сидят и значки с этими же радугами раздают. Французская речь звучит из динамиков. Вот геи из Брюсселя сидят, газеты читают. А вот геи из Берлина обсуждают жопу Ангелы Меркель (зачем геям жопа Меркель?). Журналистов тьма тьмущая: на выступления Путина столько не приезжает телекамер. Вдруг все обсуждения заканчиваются. За стол садится главный. Николай Алексеев – тот самый, который у Соловьёва в передаче объяснял, почему в Москве необходимо провести гей-прайд. Собственно, в «Красных Холмах» господин Алексеев тоже объяснял собравшимся, почему в столице нужно провести парад. Объяснял своим же. Свои радовались, а иллюзии крепли с каждой секундой.
Казалось милым мальчикам, что за пределами этой дорогущей гостиницы, где в туалетах вода сама включается, когда к смесителям подносишь руки, живут и гуляют добрые люди. 121 статью отменили ведь, и врачи словечко замолвили – это мы все помним.
Не помним. Более того – не знаем. Я не был в Москве во время известных погромов, когда футболисты наши косвенно поставили под удар весь центр столицы. Я был в Москве сегодня.
Встречаю с оператором гомосексуалов у Александровского Сада. Сюда ребята из «Красных Холмов» с минуту на минуту должны подъехать с букетами цветов. Начать свою акцию геи решили с возложения тюльпанчиков к могиле неизвестного солдата (уже дурно запахло). Подъехал в итоге один Алексеев с несколькими улыбчивыми французиками. Несут цветы. И у самого входа, обернувшись, поняли, что ровно через одну минуту сорок секунд они умрут. Человек триста бритоголовых бежали длиннющей колонной к Александровскому Саду. Пробегая мимо здания Государственной Думы, гомофобы кинули несколько шумовых гранат и петард. Были слышны крики «Пидорасам смерть!» «Пидорасы» в этот момент и правда уже почти смирились с тем, что им смерть, и как-то нерешительно предложили милиционерам арестоваться быстренько и проследовать в отделение.
Арестовались, улыбнулись бабкам с иконами, проследовали. А мы с оператором в толпу – картинку набирать, с людьми общаться, героев ведь, блять, из себя строим.
В этот момент на Манежку съехались грузовики. Из них повыскакивали ОМОНовцы, солдатики. Дубинками машут, матерятся, гомофобов, типа встречают. Часть бегущей толпы им удалось повалить на землю, другую часть сразу запихнуть в автобусы. Остальные переулками разбежались.
В переулках подсчитали потери, покурили папиросок. Там же было решено восстание продолжить. Место сборов – памятник Юрию Долгорукому. Туда и отправились. Но уже не длинной колонной, а мелкими группками, чтобы в глаза не бросаться. Вот такими группками к Мэрии Москвы ультраправые подтягивались минут двадцать. Прохожие люди, завидев толпу человек из трёхсот пятидесяти, разбегались кто куда. У памятника чёрт знает что. Месиво какое-то. По одну сторону ОМОНвцы в касках, кое кто даже с щитами. По другую - ребята в чёрном. Примечательно, что в авангарде у ребят бабушки с иконами. Такое православное прикрытие. И вот друг на друга эти толпы наступают. А по середине журналисты – в основном иностранцы.
Журналисты записывают стендапы. Глаза выпученные, как будто на гражданской войне полевыми корреспондентами работают. Ну и мы с оператором тем же занимаемся. И вот вижу я краем глаза, как к моему амстердамскому коллеге сквозь оцепление подходит какой-то толстенный бычара с крестом и в подтяжках. А по правую и левую сторону у него ещё по такому же бычаре. И начинают они приставать к амстердамскому коллеге. Мол, пиздуй в свой Амстердам, сука ебучая, пидораз гнойный из нашего третьего Рима. Журналист уже в штаны писает, удочкой с микрофоном машет, а сам по-русски, слава Б-гу ни бе, ни ме. Ну я как переводчик к нему подхожу и грю, чтобы сматывал он свою удочку, что у нас тут не Амстердам, а третий Рим и, между делом крикнул тому, что в подтяжках, чтобы работать не мешал, а обращал, как и полагается, свой гнев не на журналистов, а на гомосексуалов, если уж на то пошло. Это было, конечно, ошибкой – начинать разговаривать с «подтяжками».
Так как на гей-параде не оказалось ни одного гея, или хотя бы лесбиянки, весь свой гнев толпа гомофобов решила выплеснуть на корреспондентов. Меня эти жирные хватают за шею, тащат в свою толпу, чтобы «разбираться не на глазах у серых». Я уже, признаться, сам в штаны ссу. Требую справедливости, привлекаю внимание ОМОНовцев. А эти всё утаскивают и утаскивают меня. Прямо мимо кордона тащат. Никто из мудаков в шлемах не отреагировал никак, хотя, суки, всё видели, всё слышали. И вижу вдруг протягивается ко мне рука в знакомой кожаной куртке. Барабанов, бля, святой человек. Айдар Бурибаев тут же подскочил. Левченко, дружище, из ГазетыРу гомофобам препятствует, Галя – моя однокурсница - грудью меня выпихивает (спасибо вам, ребята). Уж их ли силами, или Г-сподь услышал молитвы бабок с иконами, но я каким-то чудом выкрутился из объятий немытых (воняло) скинов и выбежал поближе к памятнику. Пиздец, думаю, мероприятие. Почему-то вспомнилась гостиница «Красные Холмы» и умывальники с автоматическим включением воды.
Но пизды мне всё-таки чуток дали. Подтяжки эти меня запомнили и перехватили с другой стороны. Серьги в ушах заприметили, кубик на микрофоне Эховский, рубашка приталенная… Ну все признаки, короче, гомосексуальности. И вот то, что случилось дальше, я буду долго помнить.
Тащит мудачок меня куда-то, подходит ОМОНовец молодой и щетинистый. Хлопочет о том, что тут у нас происходит. Я грю, что пиздец тут у нас происходит. Что меня сейчас бить будут, дайте хоть дубинку, раз сами ничего не можете сделать. А подтяжки меня перебивает и говорит, что он мой охранник и сейчас оттаскивает меня – молодого и слабого - от толпы. На что щетинистый ему отвечает: “Ну так забирай его скорее, сейчас начнётся война гражданская”. И мне так подмигивает гомосексуально-прегомосексуально, шёпотом добавляя:”У тебя, парень, есть две минуты, чтобы раствориться с охранником в толпе”.
Ёбнул мне пару раз в грудак жирный ублюдок и растворился в толпе, пообещав убить как-нибудь, как настроение будет. Почему-то вспомнился Николай Алексеев с букетом цветов. Весь такой харизматичный, приятный, европейский.
Гей-прайд, тем временем, продолжался...
Приехал я в редакцию. «Ну как там пидоры?», - спрашивает меня ведущий. «Нормально», - говорю.
(с) mamasoldata
