Прогулы
Будем смотреть правде в лицо – существо я довольно бесполезное и к созидательному труду абсолютно неприспособленное. Но тяга к деньгам у меня при этом с детства повышенная. Именно поэтому заработать лишний рубль меня подмывало с малых лет. Други детства моего также как и я мучительно переживали свое малолетство в тот момент, когда все поголовно, кто был старше нас хотя бы на пять лет, открывали коммерческие палатки и прочую поебень с целью взять хотя бы немного того, что плохо лежит. Эта мука и привела нас – троих школьников – в книготорговую фирму. Если мама моя когда-нибудь прочтет эти строки, она, наверное, обидится, но, в общем, я с товарищами прогуливал школу по четвергам и пятницам, вместо обучения торгуя газетами на улице возле книжной ярмарки. Торговля шла хорошо аж пять дней, пока нам из сочувствия (дело было зимой, в собачий холод) отдавали всю небогатую выручку. Потом руководство решило все-таки немного зарабатывать на своей газетенке, и половину выручки у нас стали забирать. Очень мы на это обиделись и снова стали ходить в школу по четвергам и пятницам.
Дума
Политическую свою карьеру я начал, можно сказать, в средней школе. Было самое начало девяностых. На дворе стояли морозы и какие-то выборы. Нежданно-негаданно нам с моим другом предложили заработать. Дело обстояло просто – нужно было собирать предвыборные листовки для социологического исследования какого-то американского ученого. Американский ученый, вообще, предполагал, что все эти листовки мы собираем непосредственно в предвыборных штабах, легально приходя туда от его имени. Хуй там, конечно же. Два вандала семиклассника по вечерам взламывали почтовые ящики во всех окрестных подъездах с жадным блеском в глазах. Сейчас поймал бы таких – сам бы уши надрал. Но мы не попались. И заработали аж по семь, кажется, долларов. Это сейчас смешно, а тогда ебануться можно было с такой суммы. В двенадцать-то лет.
Фирма
Как выглядела стандартное коммерческое предприятие в России после всех этих псевдореволюций конца прошлого века, в принципе, все давно знают – коммуналка или пара комнат в каком-нибудь НИИ, плотно заставленные столами. Плюс немного компьютеров, чаще для солидности, а не для сложных вычислений. С одним таким предприятием судьба свела нас дважды. Во-первых, мы пытались по лоткам продавать выпущенный ими какой-то там деловой русско-английский словарь. (Один раз даже тупо продавали его в метро с рук, но нас чуть не забрали в милицию). Во-вторых, мы... сдавали за полцены пустые бутылки, накопленные в результате неумеренных возлияний сотрудников за не особо долгое время существования фирмы. Следует заметить, что второе наше совместное «дело» было куда более коммерчески успешным.
Чунга-чанга
Ягоды, фрукты и овощи – очень ходовой товар. Особенно летом. Потребитель остервенело рубит салаты, варит компоты и поглощает персики. Прибыльное, словом, дело. Во времена безумия девяностых в нашем районе стояло около двадцати палаток, торговавших различной флорой. Девять из них принадлежали компании, которая базировалась у нас во дворе и была укомплектована работниками проживавшими здесь же. Там поработали и мой папа (грузчиком) и мы с мамой (продавцами). Дело, надо заметить, неблагодарное. Покупатель постоянно норовит тебе нахамить, помять вполне пристойный фрукт до состояния уценки, а то и вовсе спиздить чего-нибудь. Однажды мы стояли с мамой на нашей обычной точке, изнывали от жары и мучительно ждали конца рабочего дня. Появление трех, как теперь принято говорить, лиц кавказской национальности застало нас врасплох. Нас не намеревались грабить. У нас стали покупать. Гости столицы судорожно хватали фрукты, кидали на весы, стрелка которых не успевала остановиться, когда они уже забирали товар в пакет. После пяти минут этого ужаса один из них спросил: «Сколько?» «Сто шестьдесят», - выпалил я наобум, беспомощно пялясь в калькулятор. Мне дали двести. Сдачу брать не стали. Остаток рабочего дня мы с мамой пытались вычислить, насколько же нас наебали. Однако при вечернем взвешивании всего товара выяснилось, что наебали-то как раз мы их. Втрое, если считать чаевые.
Спам
Кто из нас, скажите, не орет матом на весь подъезд, выгребая из ящика тонну рекламных листовок и газет с объявлениями типа «Студентки. Выезд. Дорого» или «Продам пианино. Самовывоз из Иркутска»? Не знаю я, рентабельно ли вообще для коммерсантов раскладывать эти рекламки, по-моему, никто на них не ведется, всех они только злят. Да и разносчиков, кстати, найти трудно. Работа трудная – таскать тяжелую сумку с объявлениями, проникать в подъезд, минуя кодовый замок. А главное, когда тебя застукают за раскладыванием объявлений по ящикам, могут и пиздюлей навешать, так всех эти листочки достали. Это я не от балды говорю, я сам таким разносчиком работал. Вместе с тремя приятелями. После школы. Работали мы целую неделю, но, в конце концов, всех, кроме меня уволили, подозревая в недобросовестности. Потому что с адресов, представленных в отчетах моих друзей, никто по рекламе так и не позвонил. А с адреса из моего отчета позвонили. Что удивительно, потому что именно до этого дома я ничего не донес, а выкинул все объявления в помойку рядом. Какой бомж им звонил, я не знаю – я тоже уволился из солидарности с товарищами.
Брак
Ах, какое это было золотое время, когда я ходил разнорабочим в швейном цеху по производству туристического оборудования. Задорные швеи, постоянные перекуры, беспредельное пьянство. Как мы умудрялись еще и работать, я вообще не понимаю. Но как-то умудрялись. Не без проколов, естественно. Однажды мне кровь из носу нужно было пропустить рабочий день, а сменщик подменить не мог – заболел. Тогда я вспомнил о Гарике – за год до того, он тоже работал здесь же и, вроде, знал специфику. Вечером я приехал в цех, намереваясь как обычно выпить, но был встречен гневным ревом мастера. Гарик запорол товара на полторы тысячи долларов – партию курток и трое штанов. Проделал дырочки для кнопок не там, где надо. Товар напоминал решето. Пнув товарища под зад, я начал декоративно драпировать дырки. И, что удивительно, все куртки потом продали, каким-то неразборчивым идиотам. Они в них до сих пор, наверное, ходят и радуются.
