Когда срок моей службы перевалил за год, попал ко мне в отделение парень годов двадцати шести.
Обстоятельства так сложились - учился - отсрочка, болел - отсрочка, женился, родил ребенка - опять отсрочка. А второго - то ли не успели, то ли не захотели. Парень был спокойный, неглупый, но держался особняком из-за разницы в возрасте, проблем особых с ним не было. До того момента, пока меня не вызвал замполит.
- Из военкомата по месту жительства рядового Егорова пришел запрос. Не пишет рядовой Егоров домой. Жена с мамой волнуются. Поставили военкома на уши. Куда мол, лихоимец, подевал любимого сына и мужа.
Получив чисто формальный пиZдюль за работу с личным составом, я пошел выполнять приказ. Приобрести в солдатском магазине пачку конвертов, несколько тетрадей, и не реже раза в неделю контролировать отправку рядовым Егоровым письма домой.
Вины своей рядовой Егоров не отрицал. Но писать письма упорно не хотел:
- Ну не знаю я, чего писать! Глупость это. Красоты уральской природы описывать?
Пора было употребить власть.
- Паша! - сказал я. - Не @би мне мозги! Раз в неделю подходишь ко мне без напоминаний с надписанным конвертом и докладываешь: «Товарищ сержант! Рядовой Егоров к отправке письма на Родину готов! Разрешите отправить?» и бегишь на почту. За каждое «ой, я забыл» наряд вне очереди.
С этого момента добросовестный Паша четко выполнял приказ. Раз в неделю подходил, показывал запечатанный и надписанный конверт и отдавал его почтальону. Я успокоился. И зря.
Не секрет, что исходящая почта в режимных частях хоть выборочно, но проверяется.
Начальник ОСО обнаруживает, что рядовой Егоров отправляет домой чистый лист бумаги в клеточку. Оба-на!
Тщательная проверка установила, что никаких тайных символов или скрытого текста чистые листы не содержат. Так где же засада? И какой смысл, кроме злого умысла, в этих письмах без содержания? Я как мог объяснил происхождение странных писем. Особисту это объяснение не больно понравилось, потому что в нем напрочь отсутствовали шпионы, предатели и злостные нарушители режима секретности. Однако, подумав, он обвинил рядового Егорова в пособничестве вражеской пропаганде. В том смысле, что письмо солдата не должно быть пустым, как бланк анонимки. Куда каждый желающий может вписать все, что угодно. «А потом про этот случай раструбят по БиБиСи» - процитировал он без всякого копирайта, продемонстрировав свои широкие взгляды.
ПиZдюль на этот раз получил не только я. Командир группы капитан Езепчук на вечерней поверке после традиционного вступления «Товарищи солдаты! Вы опустились ниже канализации!», долго и с глубоким чувством рассказывал, что он думает по поводу меня, рядового Егорова, его мамы, жены, бабушки, особиста Лысенко, и того военкома, которому пришло в башку призвать рядового Егорова на его капитанскую голову. Этот жуткий винегрет он закончил фразой «Письмо солдата - это лицо армии! А у нас что получается? Открывает мама письмо Егорова, а там - ж0па!»
Капитан Езепчук не подозревал, насколько он прав. Рядовой Егоров получил очередную вZъ#бку. Теперь перед отправкой письма я проверял конверт на просвет на наличие там рукописного текста. Все вроде успокоилось… Пока командир части не получил письмо от мамы рядового Егорова. Где та слезно просила объяснить, что происходит с ее сыном и что творится в нашей доблестной армии. Почему два месяца вместо писем от любимого сына она получала пустые листы, а потом вообще стал приходить какой-то бред? И в качестве примера прилагала одно из полученных писем.
Именно по этому письму, красный как рак, командир части, молотил со всей дури кулаком и орал: «Это что? Что это, я вас спрашиваю?»
На тетрадном листе в клетку в уголке мелко-мелко было написано: «** мая 1985г. Здравствуй мама. У меня все хорошо», a дальше крупным каллиграфическим почерком шло: «Тема: Работа В. И. Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» Диктатура пролетариата есть самая свирепая, самая острая, самая беспощадная война нового класса…»
Было от чего обалдеть маме. Что делал этот гад? Он вырывал листы из своей тетради конспектов по политзанятиям и посылал домой. Лишь бы не писать.
Получили по полной программе все. Мне был обещан дембель в новогоднюю ночь и звание ефрейтора вместо старшего сержанта. Ситуация становилась угрожающей. Надо было принимать кардинальные меры. Теперь каждое воскресенье, когда вся казарма таращилась на самую популярную солдатскую передачу того времени под названием «Аэробика», из ленинской комнаты можно было услышать примерно следующее.
- Так! Ну что, солдат Егоров, готов? Поехали! «Здравствуйте, дорогие мои мама, жена Лена и сыночек Рома.
- Слышь, сержант! Может не надо вот этого… «дорогие» Они тогда точно не поверят, что я сам писал.
- Ладно. Значит так. «Здравствуйте мама, Лена и Рома!» Написал? «Пишет вам…командир отделения сержант Иванов»
- Щас получишь! Умник! «Пишет вам ваш сын, муж и оте…» - ладно, ладно. «Пишет вам Павел. У меня все хорошо» Написал? «Вчера я получил новое обмундирование…»
- Ну это-то зачем писать?
- Давай-давай! Значит пишешь на полстраницы про обмундирование. Как получал, как погоны пришивал. Потом про погоду наври чего нибудь. Чего я тебя учить должен, а? У кого из нас высшее образование? А я пока пойду аэробику посмотрю - мне уже вместо баб скоро будет сниться твоя мама с капитаном Езепчуком. Через полчаса приду, проверю. И что б не меньше трех страниц! Понял?
Теперь раз в неделю рядовой Егоров под мою диктовку писал письмо домой. Писать письма домой стало его не только законным правом, но и святой обязанностью.
