Адлер. Сборы. Гондон позвал меня в бар. Для безопасности я беру Маугли с собой. Натахи тоже намазали с нами лыжи. Гондон в печали, но это уже никого не ебет, мы можем пойти и без него.
Маугли рада до жопы и мечется по номеру, как обосранный олень. Глаза блестят, щеки полыхают, и вся она какая-то подергивающаяся. Она стягивает со свежевымытой башки полотенце, и просит у меня фен. Включает его, нагибается вперед, и начинает на полной мощности обдувать нечесаные волосы. Стоит она ко мне жопой, в коротком махровом халатике, цвета свежей весенней зелени, и как всегда, без трусов. Мне больше ничего не остается, как рассматривать ее круп.
- Маугли, а ты знаешь, что у тебя на жопе прыщи? – спрашиваю я ее.
- Че говоришь? – кричит она не разгибаясь, но поворачиваясь ко мне передом.
Теперь моему взору предстают две сиськи, выпадающие из выреза. Как будто и не поворачивалась. Та же жопа, только волосы теперь сверху.
- Да и на сиськах тоже, - прибавляю я, присмотревшись.
Она не слышит, с упоением обдувая башку горячим воздухом. Наконец, решив, что с нее достаточно, она пытается продраться расческой сквозь просохшие волосья. Потом, не дочесавшись, она вспоминает, что еще не нанесла макияж.
Чтобы не быть растоптанной ею, я переместилась на подоконник и закурила. Она достала из своей сумки еще одну, чуть меньше. Это оказалась косметичка. Вывалив все на кровать, она судорожно что-то выискивает в куче непонятных мне предметов. Издав победный клич, она выуживает тюбик тонального крема «Балет», хватает зеркальце, и мчится к окну. Отодвинув меня, чтобы я не загораживала свет, она, лихо отвинтив крышку, щедро выдавливает себе на лицо довольно приличную порцию крема. Разглядывая в маленькое зеркало части лица, она яростно втирает его в кожу. Вбив в кожу тональник, она хватает тени, и наносит боевой раскрас, не хуже какого-нибудь Гойко Митича.
- А ты че не собираешься? – спрашивает она, начесывая челку, а-ля я_бежал_в_меня_стреляли, бетонируя ее за неимением лака, водой с сахаром.
Я молча выхожу из номера. Наблюдать за ее сборами – выше моих сил.
Сидя на ступеньках у входа я курю, ожидая свой зоопарк. Идея пиздовать со всеми в бар мне уже не нравится. Я не подумала о том, что пьяные спортсмены неуправляемы. Итак, нас идет 5 человек. Вычеркивая меня, остальная группа, в среднем, весит порядка 400 килограмм. Мне с ними не справится. Бляхер нахер, сколько же придется пить? Держитесь, туземцы.
Первым появляется Гондон. На нем серые, в тонкую полоску брюки, кроссовки, рубашка, в такую же тонкую, но поперечную полоску, с коротким рукавом, и галстук. Шелковый.
- Цвет бедра испуганной нимфы? – интересуюсь я, дергая за удавку.
- Ро-о-о-озо-овы-ы-ый, - довольный тянет он.
- Гондон, розовый, это когда… - слова застревают у меня в горле. В дверях появляется Маугли.
На ней юбка в широкую складку и белая блузка с плохо подрубленным низом. Она надета навыпуск, видимо для того, чтобы скрыть область талии. Маугли закатала юбку, чтобы она канала под мини, оголив свои столбы, облепленные незаживающими болячками. Нестриженные когти хищно выглядывают из резиновых сланцев. Под блузкой надет черный лифчик. Все это венчает голова в стиле Чингачгук – дергроссершланге. Театр кабуки отдыхает. Цвет лица существенно отличается цветом от шеи (граница четко просматривается), от кровавых губищ невозможно оторвать взгляд, меленькие глаза совсем вдавились внутрь благодаря теням какого-то какашечного цвета. На челке застыли капли сахарного сиропа, из-за челки стыдливо выглядывают черные очки, одна дужка которых перемотана синей изолентой.
У меня отваливается челюсть, но прежде, чем я успеваю что-то сказать, Маугли замирает. Мозг обрабатывает неведомую мне информацию.
- Я ща, - булькает она и скрывается в здании.
- Маугли, бля! – успеваю крикнуть я. - Лифчик одень белый, еблунья!
Выходят остальные, и я в полной мере ощущаю на себе вес ответственности, которая ложится на меня. Смотрелись мы донельзя страшно. Две Натахи (рост на двоих – 4 метра, вес - центнера два). Гондон со своим галстуком и хитрым прищуром. Я (тощая, мелкая, красивая до усрачки, в шортиках, открывающих почти всю жопу и топике, больше похожем на лифчик).
Слышится топот, и на крыльце показывается Маугли в завершенном варианте. Особый шарм ей придает переодетый лифчик – перекрученные бретельки бугрятся на плечах. Композицию дополняют клипсы самоварного золота и красные бусы, в виде шаров. В два ряда.
- Блядь! – охуеваю я. - Хоть сейчас замуж, королевишна ебаная.
Нестройной кучей мы тащимся в город. Бар оставляет желать лучшего. Прокуренное помещение, окна занавешены малиновыми портьерами, придающими залу вид дома под красным фонарем. Публика соответствующая. Туристов мало. В основном сидят аборигены. Некоторые лениво трясут окороками под Апину. Маугли в восторге. Мы шумно рассаживаемся, заказываем до хуищща водки. Гондон в панике.
- Не ссы, - хлопаю я его по плечу, - платить будешь только за меня. Ведь ты меня пригласил, а дамы пусть гуляют лесом.
Он щерится и кладет потную лапу мне на колено.
- Уебок, - рычу я. – Насмотрелся дешевой порнухи? Руки прочь от солнечного Узбекистана.
Мы по быстрому разливаем, по быстрому выпиваем и разливаем снова. Через некоторое время, к столу подкатывают кокосы три туземца. Один приглашает меня потанцевать, двое спрашивают разрешения присоединиться к празднику жизни. Меня утанцевали к бару, где мы с этим гамадрилом провели около 40 минут, беспрестанно выпивая на брудершафт. Когда мы пританцевали к столу, веселье было в самом разгаре. Гондон почти рыдает, сидя в гордом одиночестве. Сощурив глаза (он становится похожим на китайца, выращенного на специальной ферме, потому что китайцев ростом 2,01 м, не бывает), высматривает среди этих туш меня. Я игнорирую его оскал, настороженно наблюдая за Маугли. Она ржет, как кавалерийская лошадь, тушь осыпалась, помада размазалась, но она явно радуется жизни.
- Лелька, - трубит она. – Курить будешь?
Она кидает мне через стол черно-зеленую пачку «Ленинград» со вкусом вишни.
- Блядь, лошадь страшная, сколько ты выкурила? – спрашиваю я ее, открыв пачку. Там три сигаретки.
- А я не считала, - залупается она, тихо повизгивая. Она пьяная в жопу (ей был дан приказ выпить не больше трех стопок, но мне думается, что она выпила пять-шесть) Рядом с ней сидит тощий кавказец, и я сильно подозреваю, что он шурует дохлой ручонкой у нее под юбкой. Иначе с чего бы ей так повизгивать, а ему так щериться?
Я сползаю с колен моего новоиспеченного кавалера и вклиниваюсь между ними.
- Эй, товарищ с гор, - обращаюсь я к нему, - она целка, так что держи себя в руках.
Он таращит глаза и сразу же переключает внимание на одну из Натах. У Маугли перепой, что сказывается почти мгновенно. И перекур (вы когда-нибудь пробовали за два часа искурить пачку ебанистических сигарет со вкусом вишни?).
Она закрывает лицо широкими ладонями и громко охает. Так громко, что ее слышат все. Понимая, что вечер перестает быть томным, я пытаюсь оторвать ее лапы от хари, и вывести ее на улицу. Сил мне не хватает.
- О-о-о-х-х-х-х! - выдыхает Маугли, пепел и бычки из пепельницы разлетаются по всему столу. – О-о-о-ох-х-х-х-х-х! – повторяет она, отрывает руки от морды, берет тарелку Гондона с недоеденными пельменями и смачно туда харкает.
- Гондон, - командую я, - помоги мне ее вывести на улицу.
Мы подхватываем ее под руки и выводим на воздух. Ее мотыляет. Я тащу ее за угол, наклоняю раком. Гондон громко охает. Вот ведь сука, слепой-слепой, а то, что Маугли без трусов, разглядел сразу. Я загоняю ей в пасть два пальца, думая, что лучше бы я еще раз ей тампон поставила. Она мычит, вздрагивает, икает, и ее вырывает. Непонятно чем. Она почти не закусывала.
- Блядина драная, - ворчу я, вытирая руки о траву. – Гондон, веди ее домой.
Он отказывается. Я не настаиваю. Маугли отдышалась и мы ведем ее обратно.
- Лелька! – орет одна из Натах. – Нас приглашают в Дом рыбака в бассейн. Идем?
- Попиздили, - решила я. – Мне эта тошниловка уже надоела.
Дом рыбака был братом-близнецом нашего Дома колхозника, только с бассейном. Рыбу, что ли там ловят, приезжие рыбаки? Мы напрыгались с вышки, наплавались до синих губ, и сели пить. Маугли все это время спит в раздевалке. Девки дефилируют топлесс, вызывая слюноотделение у туземцев. Прыгают с бортика тряся ведерными сиськами. Одна из Натах уже готова к спариванию. Забыв про Маугли, они уперлись в раздевалку. Остальные пьют, Гондон опять тоскует, щурясь на сиськи второй Натахи, неумело прикрывая вздувшиеся трусняки. Мне становится скучно.
- Гандон, зови Натаху, ща домой пойдем, а то Шеф завтра заебет меня нотациями, что я вас морально разлагаю.
Гондон послушно поднимается и идет в раздевалку. Стояк явно мешает ему идти нормально. Как только он скрывается из вида, мой кавалер прытко опускает бретельки моего лифчика, и делает нечто массажа молочных желез. Я почти не возражаю, сидя на его коленях и закуривая.
- Эй, да, - тянет он, - фригидная что ли?
- Лесбиянка, - меланхолично отвечаю я ему.
- Кто? – не понимает он.
- Девочек люблю, блядь, что непонятного?
Он охуевает, и я чувствую, что он растерян, а может и напуган. Иначе почему мне больше ничего не упирается в ляжку? По его лицу, я понимаю, что сейчас меня будут материть, и готовлюсь к обороне, но нам мешает Маугли.
В раздевалке сначала раздается визг, потом вой, громкие метания, и в проход вываливается полураздетая Маугли. Она в блузке, но без юбки. На ходу, теряя сланцы, натыкаясь на все, что встречается на пути, она орет:
- Лелька-а-а-а-а! Они там ебу-у-у-утся-я-я-я!!
Сланцы разлетаются в разные стороны, она поскальзывается, распластывается на мокром кафеле и скользит ко мне на пузе. Доехав до нас, забыв, что без трусов, она поднимается, у моего кавалера опять начинается эрекция.
- Я сплю, а потом слышу шлепки какие-то, глаза открываю, а там Натаха!! Она ебется!! Он ее ебет!! – она аж захлебывается от волнения. – Они ебутся!!
Я молча жду, когда она просклоняет по всем правилам глагол «ебаться».
- Я охуела и отвернулась! – продолжает Маугли. – А они так и ебутся! А потом! А потом!! – она задыхается. – А потом, чую, что с меня юбку стягивают! И жопу гладят! Поворачиваюсь – а это Гондон!!!
Она замирает, мозг дозагружает информацию. Еще пара секунд. Загрузка завершена.
- Су-у-у-у-ука-а-а-а!!! – голосит она. – Он меня выебать хотел????
- Да нет, милая, - успокаиваю я ее. – Думаю, он хотел только подрочить.
- Ни хуя-я-я-я!! – орет она. – Лелька! Он меня выебать хотел!!!
И я читаю в ее глазах гордость за то, что она женщина и ее кто-то захотел ВЫЕБАТЬ. Пусть это был и Гондон.
Занавес, йоооптыть))
© Пенка
