Это было летом щас нипомню каково года. За афигенные успехи в сборе миталлолома, школу, хде я валял дурака, делая вид, што учусь, наградили путёфками в пионерский лагерь с унылым названием «Солнышко». При этом в силу загадочных апстаятельств среди исбранных оказались не тока фсякие заучившыеся до ачков на носу атличники, но и риальные распесдяи, фулиганы и пахуисты, в чесле каторых был и ваш пакорный слуга. Не иначе как верховные силы зла решили каво-то жестоко покарать, а нас исбрали оружием вазмездия. Про то не нам судить...
Кароче, памимо фсякой шалупони, провожаемой в лагерь мамами-папами, в лагерь ехали три риальных пацана: Мишка Квасников, Стёпа Варфоломеев и Роман Переверзев. У меня с собой была папироса, которую мы фчетвером благополучно дунули за школой, штобы скоротать время и немного скорректировать окружающую действительность. Мишка тут же начал ржать как ахуевший конь, атчиво нас тоже стало прабивать на хаха. Тут Мишкино ржание паходу накликало учителя фескультуры, который должен был сопровождать фсю нашу мафею в лагерь. Фесрук наш, надо сказать, был заика. Он некоторое время смотрел на Мишку внипанятках, и наконец стал сударажно пытаццо родить фразу:
— Ква-ква-ква...
Это он типа хотел спросить «Квасников, хуле ты ржошь?» Тут Мишка разогнулсо, и продолжая давицца от смеха, парировал неправельную пастановку вопроса фесрука:
— Хуле ты квакаешь, уже и пасмияцца низя?
Дурь, каторую мы дунули, аказалась сильней фсякой субординации и норм преличия — мы просто йобнулис на асвальт, как подкошенные вражеским пулимётом и принялись корчиццо от смеха. Памоиму нинадо говорить, што фесрук был в полном ахуе. К нашему щастью он был далёк от понимания сути препаратоф, расшеряющих сознание и приписал наше поведение абыкновенному ниуважению к старшим. Фесрук мучительно выдавил ис сибя какую-та нивнятную угрозу в наш адрес и реско повернувшись ушол, оставив нас валяцца на асвальте.
Тем временем, чихая и пердя, подъехал наш афтобус — расдолбанный «Икарус», окутанный облаком чорново дыма, кабунто ево двигатель работал засчот сжегания калош. Нас пересчетали как бараноф и началось погрузко. Мы сели позади, подальше от физрука и пионерважатой. Афтобус затряссо, оглушительно пёрднул, так што аж уши заложило и мы поехали.
Фпереди нас сидело толстое чмо ис 7-во «А» по кличке Бацило. Это была ходячая фабрика по переработке продуктов петания в тяжолый газ типа метан или бутан. Я хуивознаит, так как ис фсево курса химии твёрдо знал только формулу спирта и што химичку трахает завхоз. Как только афтобус тронулся, Бацило принялось доставать из сумки хавчик и жоско с ним расправляцца. Мы поняле, што место, где мы сели было выбрано в корне неправельно, но было уже слишком поздно. Первая газовая атака не заставила себя ждать: после оглушительново, как раскат грома в горах шумового эффекта последовала волна удушливых производных метана. Мы открыли форточку и высунули головы наружу. Черес пять минут наш афтобус напоминал газенваген: заткнув носы фсе стали открывать намертво заклинившие окна и люки на крыше, хто-то даже блеванул. Кончелось это тем, што гавновоние докатилось до водителя. Он остановил афтобус, открыл дверь и прегласил фсех проветриццо. Фсе расталкивая друг-друга ломанулись на свежий восдух.
К щастью у водителя нашлась засранная мухами аптечка, в которой пионервожатая нарыла активированный уголь и скормила ево зловредному пердуну. Когда наша душегубка окончательно проветрилась, и мы собрались ехать, Бацило запросился по-большому. Проклиная фсё на свете, водитель показал ему на посадку:
— Иди туда и быстренько.
Бацило достал из баула рулон туалетной бумаги и исчез за деревьями. Хуле говорить, не было иво ровно час. Наконец он довольный уселся на своё место и мы тронулись. Первым забеспокоилсо Роман. Он начал принюхивацца. Потом ситуация приобрела чёткие очертания: по салону медленно ползла волна запаха чистейшего говна бес фсяких примесей. Роман наклонился вперёд и обнюхал Бацилу:
— Бля, Бацило, ты што, в штаны насрал? Када приедем, песдец тебе, урот. Молись, штоп мы тебя потеряли по дороге.
Бацило, которово и бес тово писдили фсе кому не лень начал оправдываццо плаксивым голосом:
— Пацаны, ну я ж не виноват, што у меня организм такой.
— Пешком носи свой организм, уйобище. — Посоветовал я и в этот момент увидел, што кроссовки Бацилы украшены гавном, ф которое он видать вляпалсо в посадке, где срал. И что этими гавном он натопал по фсему афтобусу.
— Бля, — сказал я. — Пацаны, надо засыпать этот афтобус хлоркой и ехать электричкой. Мы в полном гавне.
Кончилось тем, што водитель, которому фсё это настоибало, остановил афтобус у реки, и дал Бациле ведро с тряпкой, заставив отмывать салон и отмывацца самому. После фсево он побрызгал в салоне освежителем воздуха и мы снова поехали. На этот раз бес происшествий до самово лагеря.
II
Лагерь, каторый нам предстояло повергнуть во мрак и хаос, состоял из убогих дощатых домекоф на четыре койки. Мы фчитвером попали в один отрят. Правда поселили нас порознь, поэтому прешлось исправлять ситуацыю. Мы выбрали крайний домек, который был поближе к забору, и начали склонять тамошних обетателей к переезду. Роман бес проблем уболтал щуплово ачкарика, с другим поцаном я договорился за перочинный ножек, третьево кренделя Мишка одарил двумя пачками дифицитново по тем временам Marlboro. Зато четвёртый от переезда наотрез отказалсо. Стёпа, привыкшый мыслить прямолинейно, воспринял отказ как проявление крайней недружелюбности и зарядил ахуевшему перцу в репу. Потом исчо пару рас аргументировал с ноги и вопрос был снят. В опщем мы фселились в атваёванную у неприятеля желплощать.
Пока мы застелали койки и распаковывали вещи, по лагерю абъявили ужен. Наш важатый построил отрят и повёл ево хавать. На дверях пищеблока висело объевление о том, што вечером на летней плащатке будет кено "Чепаеф". Типа культурная праграмма из новинок атечественнава кинопроката.
— Абасацца. — сказал Роман. — Новьё шопесдец. Дваццатая серия — "Чепаеф против Фонтомаса".
— Фсёравно сходить надо. — резонно заметил Мишка. — Дефчонки* там и фсьо такое.
Мы согласились, так как в период нашево полового созревания вопрос «куда бы престроить свой песюн» стоял особенно остро.
В сталофке нас попытались было накормить манной кашей, но у них не вышло: мы не сговариваясь развернулись и пошли ф сваё логово пожирать недоеденную в афтобусе капчоную колбасу и яйтса фкрутую.
Собрав у каво што было ис хавчика, мы преготовились уженать. Тут Стёпа порылсо на дне своей сумки и вытащил оттудово сефон.
— Опачки, газировка. — обрадовались Мы.
— Фиг вы угадали, бакланы. Сдесь два литра газированново малдафсково портвейна. — торжественно объявил Стёпа. — Если засосать стокан черес трубочку, прёт как с бутылки воттки.
— Хуясе! — восхитились мы и протянули свои кружки.
Кароче, ужин проходил ф тёплой дружественной апстанофке: мы захомячили фсе препасы и всосали по кружке партвейна черес трубочку. Больше просто не лезло. Штобы отбить синюшный фан, мы погрызли припасённово Стёпой мускатново ореха и пошли шляццо по лагерю.
По дороге нас догнал и нипадеццки нахлобучил выпитый партвейн. Мишка сказал, што ему чота фигово, и штобы подтвердить свои слова, душевно блеванул фантаном на полметра. Мы ему сразу же поверили. Тем более, што я тоже почувствовал, как газированный продукт гниения яблок фступил в противаречие с моим аргонизмом. Кароче, черес пять минут мы уже блевали в туалете фсе фчетвером. Патом умывались, патом, выходя, столкнулись в дверях с дефчонками, которые абазвали нас дураками. Типа они думали што мы попутали туалеты, а нам, четырём пьяным далбайопам, в тот момент просто было фсё пох. Каким-то чудом мы не запалились и благополучно облазели весь лагерь вдоль и поперёк. Заодно познакомелись с качегаром котельной, синим от наколок олкашом и договорились с ним о перспективном сотрудничества, ф плане приобретения олкоголя.
Када стемнело, мы набрели на плащатку, хде зевающей ат скуки аудетории демонстрировался шедевр мировой киноклассеки — «Чепаев». Дефчонок там было валом. Я пресмотрел адну, каторая выглядела превлекательной, во фсяком случае фпатёмках и с пьяных глас. Смахнув с лавочки лопоухово шкета, я уселся позади ниё. Абычно с тем, штобы склеить дефчонку у меня проблем почти не возникало. Но мои светлые чуфства чаще фсево разбивались ап стену халодново нипонимания и сакраментальное: «в жёппу нидам»... Но надешда умерает последней.
Я тронул дефчонку за плечо, и наклонившись к ней, шопотом спросил давно ли идёт кено. Она ответила. Черес пять менут мы уже седели рядом и болтали как не фчом нибывало. Потом бродили па лагерю и я самозабвенно нёс фсякую чуш а она смиялас, кабунто иё щекотале. Потом мы абменялис атветами на вапрос "а ты с каково города?". Патом, када стало сафсем позно, и я пачуфствавал, што наши хрупкие атнашения наченают перерастать в друшбу, мы забурились ф какие-та кусты и цыловалесь до самово отбоя. Она даже не стала возражать портеф тово, штобы я наощупь оценил иё тактико-технические характеристеки. Результаты меня порадовале, особенно наличие смазки в наиболее важном узле. Фсё это вселяло уверенность в том, што исчо несколько дней и можно будет преступать к апофеозу наших романтических отношений. Мы договорилис фстретиццо зафтра и я проводил иё к домику.
Окрылённый я вернулсо в нашу убогую хижину, хде меня уже ждали баевые таварищи. Хуле там и говорить, фсе принялис наперебой, местами заметно привирая, расписывать сваи ахуенные эротические подвиги. Молчал один Стёпа, потерпевшый жоское феаско, патамушта он ф самый трепетный мамент взял да и выкател свой песюн с целью использовать иво для анальново контакта. Падрушка Стёпы, слехка ахуевшая от такой приземлённости ево мышления, подвела итог их отношений ударом па яйцам. Вопщем этот мудаг паходу сам фсё испортел, за што и получил.
Первый день нашей лагерной жизни подошол к канцу. Взяв друг с друга страшную клятву своих нипадйобывать, фсмысле разных там "велосипедов", "балалаек" и прочей ночной лагерной фигни, мы усталые и на семисятпять процентов довольные легли спать.
III
Утром нас разбудил вожатый и повёл умываццо вместе с перемазанными зубной пастой жертвами ночной охоты на бакланов. Потом мы дунули травы и спрятались от общелагерной фисзарятки в кустах позади дефчонок, штоп оттудава наблюдать, как они выполняют самое классное упрожнение — "наклоны фпирёд". Это ваще картина маслом, если хто панемает:
— И-раз, наклонились. — говорит кекс в репродукторе, и мы раскрыв рты таращимся, как на округлых дефчоночьих попках туго натягиваются трусики, и показываецца плотно обтянутая пелотка. — И-два, выпрямились. — и пелотка прячеццо на место.
Но тут толстая дефчонка напротив Стёпы, наклоняясь, оглушительно пёрднула, и разрушила нафиг фсе наши эротические фантазии: мы заржали, дефчонки подняли визг и мы с треском ломанулись через кусты как стадо кабанов.
Когда мы отдышались, Стёпа сказал, што сиводня, когда мы пойдём на пляш, он обизательно стянет с ково-нибуть из дефчонок трусики под водой. Мы согласились, што ради таково дела можно ещё рас пожертвовать яйцаме и пошли в столофку.
После завтрака я столкнулсо со своей новой дефчонкой, Юлей. Мы мило почирикале и договорились фстретиццо вечером на танцплощатке. Паходу жизнь начала наполняцца особым смыслом. К тому же у Мишки ф кармане случайно оказался красный фломастер и мы с пацанами от души роспесали им стены сортира, строго придерживаясь порнографической тематики и ненормативной лексики. Потом Стёпа выпросил у кочегара дрель на время, в обмен на недопитый нами малдафский партвейн, и мы провертели несколько дырочек в дефчоночью душевую. Типа соорудили домашний кенотеатр.
Вскоре наш и третий отрят пошли купацца на море. Пока, поднимая муть, в море барахталсо третий отрят, мы тупо сидели на берегу. Рома напомнел Стёпе о ево угрозе стянуть трусики с какой-нибуть дефчонки. Тут как раз настала наша очереть лесть в воду. Вначале мы немного поплескалесь, патом Стёпа наметил жертву и поплыл к ней под водой. Неожиданно на Стёпином пути вынырнула пионервожатая третьево отряда и в следующую секунду она ударила по воде ведёрными сиськами, подняв фонтан брызг и пронзительно завизжала, патамушто Стёпа на полном ходу врезался ей в зад и стал торопливо сдерать трусы. От толчка она потеряла равновесие, и мелькнув в воздухе голой жоппой, скрылась под водой. Тут вынырнул ахуевший Стёпа с иё трусняком в одной руке и клочком характерно курчавых чорных волос в другой. Но в туже секунду он взвыл и снова исчез под водой. На ево месте вынырнула вожатая. Она огляделась, и не обращая внимания на вывалившуюся из лифчика сиську, звонко шлёпающую иё по пузу, ломанулась ф сторону каково-то пацана, каторый вынырнул фпяти метрах от ниё. Типа она подумало, што это он насадил у ниё трусняк и выдрал на память клок шерсти ис пелотки. Мы уже начали было беспокоиться о том што Стёпа как-то долго не фсплывает, но он вынырнул метрах фдисяти от места преступления. Мы быстренько прикрыли ево, пока он приходил фсебя, глотая восдух. В опщем, если не считать тово, што Стёпа получил сокрушительный удар по яйцам от брыкавшейся под водой вожатой, после чево ещо долго ходил слехка враскарячку, фсьо обошлось благополучно. Стёпу нихто не заподозрил, а западозренново пацана отмазали. Наш вожатый претащил потерпевшей покрывало, в которое она завернулась.
После моря мы побежали в душевую смотреть черес дырочки как купаюцца дефчонки. Хуле там и говорить, это был сказочный сон. Столько стройных ножек, жёпп, пелоток и сисек, собранных в одном месте могут сорвать башню даже искушённым ценителям женскаво тела, а для нашей неокрепшей психики это было глубочайшим потрясением: сердце колотилось где-то прямо в ушах, готовое выпрыгнуть вместе с песюном, кровь бурлила от чудовищной дозы адреналина и хто знает, што было бы если бы нас от дефчонок не отделяла стенка... Стёпа сказал, што если он щасже ковонибуть не трахнет, то ево нафиг разорвёт. Мы посоветовали ему зверски трахнуть сваю правую руку. Кароче от фсево этово мультфильма мы получили недеццкий заряд на весь оставшийся день.
Вечером я дожедался Юльку на танцплащатке, када ко мне подрулил кокойто прыщавый баклан и предложил прогуляться до блежайших зарослей на предмет беседы о жизни. Своё стремление к апщению со мной баклан объеснил тем, што ево сирьёзно биспокоят мои атношения с Юлькой. Я дружелюбно посоветовал ему пайти и задумчиво падрочить по этому поводу. Но тут ис тёмных кустов появилась целая стая бакланов и неуспел я даже подумать, што пестец, мне не отбицца, как хто-то треснул миня сзаде пабашке чем-то твьордым, отчево я быстро потерял интерес к происходящему. Последнее, што я запомнел, это были голоса Романа и Мишки. Потом фсьо стихло. В опщем день для меня окончелся не так радужно, как ожедалось...
IV
Роман, Мишка и Стёпа успели вовремя. Но рукопашная толком нисостоялась, патамушта важатый, следивший за порятком на танцплощатке, обратил внемание на нехарактерную активность в зарослях, где обычно срут самые ленивые и неваспитанные пеонеры, и ломанулся туда с криком "чозахуйня?". Роман в тимноте и нипанятках нафсякий случай зарядил ему ф тарец, отчево важатый тут же вырубилсо... Када фсе понели, што праизошло, битву прешлось прекратить и нопрежонно задумацца как ис фсево этово говна выруливать. Мишка предложил придерживаццо версии о драке с местными. На этом фсе и сошлись.
Патом па лагерю, натыкаясь друх на друха, и сея пафсюду кипеш, бегали горящие жаждой мести важатые с фонариками фпоисках ахуевших местных. Патом приехал раздолбаный жып марке УАЗек с мелицыей из одново мелицыонера, который опросил нас на предмет уточнения апстаятельств праишедшево. Но мы несли такую аткровенную чуш, што мелицыонер плюнул, скомкал протокол, и обозвав нас малолетними далбойопами, уехал. Вопщем, какимта чудом мы атмазалис.
На следующее утро я ходил па лагерю ф чорных как у американсково шпеона ачках, и с забентованной, как у раненново красново командира головой. Фстоловке мы повстречались с поверженной и деморализованной армией фчерашних бакланов, и обменявшис с ниме кивками, разошлис.
После обеда Стёпа дал мне почетать самое сокровенное — две санпросветовские брашюры: "гигиена девачьки" и "што нужно знать маладожонам". Причом в брашюре пра маладажонов самые интересные страницы, где аписывались предварительные ласки, оказались склеенными, а остальные — в подозрительных пятнах. К таму же там ничиво не было про анальный секс. Афтар, видемо лох по жизне, не предполагал анальных взаимоотношений между супругаме фпервую брачную ночь. Зато ис брошюры про гигиену я почерпнул полезнуйу информацею, по уходу за пелоткой.
Патом Стёпа, помявшись, попросил у меня плана буквально на папиросу. Типа фчера он подцепил дефчонку бес комплексоф и сиводня хочет сначала с ней дунуть, а потом ей вдуть. Ради таково дела прешлось дать, но с условием, што он должен будет порадовать друзей, тоисть нас, зрелищем своей победы. Я пообещал, што мы надёжно спрячесо и будем седеть тихо. Выбора у Стёпы не было, и он согласилсо. Театрализованное шоу было номечено на "после атбоя" в кустах за прачечной.
Пока наш атрят моршеровал на площади перед столофкой и разучевал песню к опщелагерному смотру атрядов, мы решили заняццо чем-нибуть более содержательным и устроили за столофкой конкурс «хто выше абассыт стену». Выииграл Стёпа. Наверное патамушто униво самый длинный песюн по результатам замера ученической линейкой, и он этим гордицца, как медалью за отвагу. Тут как рас по лагерю объевили тихий час. Мы полюбовались видом тщательно абоссанной стены и собралис было пойти дунуть, как вдрух увидели, как в котельную, оглядываясь по сторонам, прокралась уже знакомая нам важатая ис третьево отряда. Мы переглянулис. Схуяли она фся на изменах? Стёпа афторитено заевил, што щас они с кочегаром будут трахацца по-взрослому.
План сазрел маментально: поскоку двери ф кательную были заперты изнутри, мы влезли в акно и бесшумно падабралис к святая святых качегара — ево бытофке, сколоченной на пьяный глас и быструю руку ис фсяких досок. Так што щелей для комфортново просмотра фсево там происходящево было более чем дастаточно. К тому же рядом шумел котёл, гревший воду для прачечной, так што можно было расговаревать ф полный голос.
Тем временем за перегороткой разворачевался потрясающий сваей жистокой аткровенностью сюжет ис передачи «в мире жывотных». важатая повалила вечно непросыхающево кочегара на топчан и принялась пожирать заживо иво песюн, пахожий на обрезок шланга. При этом, пряма на нас угражающе выставелась до боли знакомая иё крупнокалиберная жоппа, пад каторой, как подствольный гранатомёт плотоядно шевелила губами пелотка с выдранным клоком шерсти. Стёпа сказал, што он щас блеванёт, но сматреть не перестал. Тем временем важатая вскочила на сваю жертву верхом и стала скакать на нём, звонко шлёпая себя по пузу обвислыми сиськаме. Периодически она подбадривала сибя пранзительными воплями и завыванияме. Наканец она, то ли прискакала, то ли фспомнела, што недоела песюн, и издав последний душераздерающий вопль, кинулась ево доедать. Мы в полном ахуе наблюдали это отвратительное зрелище, совершенно несопаставимое с тем, как мы представляле себе любоф.
Между тем, герои порнофильма пошли в душ (дверь в нево была как рас в каморке), а мстительный Стёпа стащил одешду важатой. Мы быстренько съебалесь обратно черес окно. Одешду Стёпа спрятал на чирдаке кательной и мы, штобы сгладить тяжолое фпечатление от увиденново задумчево дунули травы за прачечной.
Вечером мы сидели с Юлькой и балтали нагами от исбытка чуфств. Она ойкала, рассматривая на моём лице успехи в борьбе за право иё трахнуть, а я рассказывал ей подробности, ис которых следовало, што я там фсех победил. Патом мы целовалесь. Лёгкие невесомые дуновения ветерка доносили едва уловимый шорох крыльев ночи, сверкающих искрами звёзд, и тонкий, почти призрачный аромат ночной фиалки — фсю эту фегню я смог выразить двумя словами "песдато, бля". Моя рука непроизвольно скользнула Юльке ф трусеки, и уже коварно падбералас к самому сокровенному, када я вдрух вспомнел слюнявые губы пелотки и покрытую угрями жёппу вожатой Я фстряхнул галовой штобы отогнать этот кошмар и продолжел свои поиски ф Юлькеных трусиках.
По лагерю объевили атбой. Я праводил Юльку и помчалсо к.условленному месту. Поцаны были уже там. Черес некоторое время появилсо Стёпа с каралевой бала. Оне шумно проломилис черес заросли и стале целоваццо. Мы терепеливо ждале. Патом Стёпа взорвал касяк и они стале курить иво па напасу. Пяточку Стёпа дунул ей паравозом. Каралева стало ржать, азнаменавав этим начало фторово акта спектакля. Стёпа вначале тока пахрюкивал, но патом стал ржать ф полный голос вместе са сваей падрушкой. Мы уже стале беспокоиццо, што он забыл, чево мы от нево ждём, када он, не переставая ржать, стал стягивать с ниё трусеки. Она не возражала, тоже продолжая ржать. Тут Стёпа достал свой песюн и ево подрушка просто взорвалась от хохота. Всё так же смеясь, Стёпа повернул иё к сибе жоппой и закатился истерическим смехом.
Так они веселились менут пять са спущенными трусаме. Патом Стёпа преблизелся к заветной жоппе и вдруг реско перестал смеяццо и стал поспешно натягивать трусы. Внезапно он ломанулсо напролом черес кусты прямо на нас, а подрушка кинулос ево догонять продолжая ржать ему ва след. Мы едва успели шарахнуццо в стороны и осталес ф полном недоумении и лёхком ахуе. Но далеко ему уйти неудалос: выломившись ис зарослей, он споткунлсо и йобнулсо галавой ап плакат "Пионер, кончел дело — гуляй смело". Там ево и настигло вазмездие в лице несостоявшейся жертвы анальново секса. Черес мгнавение мы услышали иё захлёбывающейся хохат: "а-а-а-а у тибя нистаит!" Кароче канцерт был атменён по техническим пречинам. Но стоило ли аб этом жалеть, када перед героями лежала целая жызнь полная фсяческих сюрпризоф и разново пазитива...
Послесловие афтора
Пусть на самом деле фсё было не софсем так, как сдесь описано. Однако афтар постаралсо выделить главную мысль, движущую миром и героями данново повествования: стремление во што бы то ни стало валять дурака, которое он гордо пронёс черес фсю жызнь.
