Измена

Мбвана Бангхиду сидел на коричневом картонном чемодане под пальмой перед входом домой. Рядом было воткнуто копье. Утопив ступни в теплом песке, он курил самокрутку, сплевывал лезущий в ослепительно белые зубы табак, вздыхал и щурился на красное предзакатное солнце. В чуть прикрытых глазах стояли густые и горькие слезы. Мбвана пытался взъерошить левой ладошкой жесткие кудрявые волосы и вспоминал свое грехопадение. Грехопадение сколь сладостное, столь и непростительное. То самое, из-за которого теперь нет пути обратно.

Разлучница была большой, бело-красной, красивой, мягкой и пахла сдобными булочками. Когда она смеялась, на розовых щеках появлялись забавные ямочки, которые хотелось поцеловать. Ее внушительный, объемный, волнующий бюст, упрятанный в цветной сарафан, ходил волнами при ходьбе и завораживал. Полные руки, обнаженные по локоть, словно были созданы для того, чтобы ласково гладить черную кожу Мбваны. Красный кокошник с инкрустированной звездой, который она не снимала даже во время любовных утех, волновал и возбуждал.

Как она была не похожа ту, которая теперь не пускала Мбвану домой. Ту, которую он не выбирал. Ту, с которой его обвенчали еще в детстве, приучая любить такую же как у него самого сливово-черную кожу, вздорно торчащую неприкрытую грудь и объемную задницу скрытую набедренной повязкой из засушенной травы. И он полюбил, полюбил ее со временем за теплоту, за красивые песни и за ночную страсть. А, может, не полюбил, а просто привык. Какая разница, теперь все равно ему было больно разрываться на две неравные части.

«Пошел вон», - вот первое, что произнесли ее большие полные губы, когда он вернулся. «Позор тебе, изменник», - это было второе. «Возвращайся к ней, нечего тебе теперь здесь делать», - третье, на десерт вместо банана. Ее взгляд был огненно гневным, скрещенные руки закрывали грудь, и даже волосы казались еще чернее и кудрявей, чем обычно, а набедренная повязка стала длиннее на десять сантиметров минимум. Бессмысленно было лепетать: «Так получилось». Оправдания не могли помочь. Мбвана грустно сел под пальму и стал прощаться.

Прощаться со всем, что было до измены. Его набедренная повязка чуть шевелилась от теплого и такого родного пустынного ветра. Карманный крокодил глупо чирикал на плече, отгоняя назойливых птиц, желавших почистить острые зубы хищника. На многофункциональной пальме рыжая мартышка заправляла фруктовый салат кокосовым молоком. Мимо носились давно враждующие племена, потрясая копьями, гоняя друг друга туда и обратно. Где-то вдалеке трубил слон, может, отгонял тигров, а, может, просто так, от нечего делать.

Мбвана Бангхиду знал, что может никогда больше всего этого не увидеть и не услышать. Теперь его ждала разлучница. Разлучница, полюбившаяся ему, но, как он слышал, изменчивая. Легко сменяющая летнюю теплую ласку на зимний колючий гнев. Разлучница, любящая запустить руку в карман и трусы сезонного гостя и сварливо облаивающая с балкона приехавшего навсегда. Разлучница, способная как заворожить, так и разбить лоб своим красным кокошником. Мбвана ни о чем не жалел, но много боялся. Но делать было, кажется, больше нечего.

Он грустно сплюнул окурок в пепельницу, сделанную из половинки кокосового ореха, пожевал пальмовый лист против кариеса и поднялся, опираясь на копье, которое выкинула с балкона его первая любовь – это были все его вещи. Он в последний раз огляделся и грустно побрел к главному зданию Министерства Иностранных Дел Африки за иммиграционной визой. В Москву. Туда, где через много лет его детей будут звать отпрысками Дружбы Народов. Туда, где он был так очарован и влюблен, что проиграл забег на Олимпиаде. Проиграл. А Родина таких измен не прощает.

(с) susel-times