Дорогие камрады, когда вы ржете с очередно аццкого отжига, выложенного на ТКП, вы реально задумываетесь над тем зачем вам живот?? Да да , он оказывается принимает непосредственное участие в ржабельном процессе.
Я тоже никогда не задумывался над всеми физилогическими деталями процесса уссыкания или просто смеха. Если бы не один случай из моей жизни…
Было это году этак в 1994 м. Я тогда женился.. Мы гостили у моей мамани в селе. Время было какоето прибацанное, комунизьм еще не сдал все свои позиции, а капитализъм еше не все позиции отобрал у комунизхъма и если жевачек было дохуя, то иногда нормальных яблок не было нихуя, не говоря уже о других нужных вещах.
В селе развлкаться особо было нечем и маманя спровадила меня с молодой женой в колхоз на уборку яблок. Денег там не обещали, но зато отпахав трудодень, можно было заработать ведро яблок.
Процесс был прост – на ряд ставили по 2 человека, они срывали с деревьев яблоки и высыпали в контейнер или чан (которые отличались только формой), учетчик вел учет собранным яблокам, а в конце дня каждому воздавалось по трудам его.
Чаны или контейнера разбрасывали с трактора. Мы перешли на очередной ряд в сектор, в котором не было емкостей для сбора. Я с мужиком с соседнего ряда попиздовали к ближайшей свалке ненужных емкостей дабы парочку принесть себе.
Чанов (которые круглы и можно катить по земле) там не оказалось. А были только квадратные угловатые контейнеры, которые катить по пахоте – сущий ад.
Мы догадались их взять и тащить на руках. Расстояние было приличное, было тяжело и судя по всему там я надорвался.
Прибыв домой, и оставаясь у мамани еще несколько дней, я заметил что часто бегаю по мелкой суете. Тянет в туалет кажные полчаса а выжимаются, простите, капли. Маманя моя фершал медицины, просекла что со мной сто неладное и отвезла меня в соседний город в больницу. Там я было допрошен и ощупан местным светилом хирургической медицины и до смерти напуган диагнозом «паховая грыжа». Картинки всяких там грыж, подсмотрены в маманином медицинском справочнике, были ужасаюшими, а посему будущее мне казалось весьма и весьма нерадостным. Доктор меня успокоил, объяснив что всего навсего разошлись какието спайки, куда провалился мочеточник. Из за этого он зажимается и провоцирует мои мелкие но частые проблемы. Одним словом «Будем оперировать».
Меня отвели в палату, выдали все что положено, рассказали распорядок дня и велели ждать. Со мной в палате лежал еще один женатый парень, примерно с такими же проблемами как и я, точно не помню, да и не о нем речь. Был еще пацан лет 18. его проблема состояла в том что у хлопца одно яичко было недоразвито, Врачи решили что дальше его держать в оганизме бесполезно и решили его к ебеням удалить. Пацанюра таким образом, ко всем прелестям однояйцового сосущестования еще и получал белый билет от военкомата ввиду профессиональной непригодности к службе в Вооруженных Силах Украины.
Первый день было скучно, да и перед операцией доктор запретил меня кормить чем нить тяжелее бульончика, поэтому от нехуй делать и от явного дисбаланса в моем рационе, я тупо завалился спать и собственно проспал целый день. Дежурная медсестра Людка, прозванная впоследствии Спаниелем, за форму прически, напоминающие уши этой собаки, периодически забегала выяснить а не умер ли я от нервного потрясения и в предчувствии операции.
Под вечер Спаниель проводила меня в местный сан блок, тоесть ванну и велела выбрить бритвой операционное поле, точнее скосить всю траву на лобке в области юхаа. Потому как именно там доктора собирались начать бурение к причени моих проблеем.
Я уселся в ванной, напенил лобок и чтото мурлыкая выбрил его по самое некуда. В дверь уже скребся Спаниель, спрашивая как у меня дела, а то на завтра еще троим бриться.
- Давай – говорит Саниель, приотркрыв деврь ванной и стараясь не смотреть на мою голую задницу, - шевелись, а то там еще 3 гаврика очереди ждут.
- Люд, говорю я, критично осматривая свою работу, ты бы хоть проверила, как я тут это значит опер поле подготовил.
- Да вылазь уже к ебеням, - краснея вопит Спаниель, - выбрил да и молодец.
- Угу, - ворчу я. А вдруг меня завтра доктор на операцию непустит с недобритым лобком, тьфу, с неподготовленным операционным полем.
Утром следуюшего дня, я был поднят в 6 утра. Оказывается я был первым добровольцем, кому на собственной шкуре, в области яиц, выпала великая честь испробовать на себе всю остроту скальпеля и мастерство хирурга. Я поднялся в лифте с сестрой в операционную. Чтобы както скрасить хмурое молчание плавно переходящее в гробовую тишину, я пездонул что на Останкинской телебашне лифт вылетает на смотровую площадку (337 метров) всего за 60 секнуд, а наш еле ползет на 4-этаж это же время. Медсестра вежливо улыбнулась, но юмор не подержала, а както поежилась.
И через пару минут я понял почему. В операционной стоял жуткий холод. Время было октябрь или ноябрь, а в оперблоке почему то не топилось. В раздевалке я разделся и в качестве операционной робы мне было предложено всего лишь короткая до пупа рубаха и бахилы, чтото типа гольфов до колен. С голой жеппой, синеющей в этом средоточии хирургической мысли, я уже не чувствовал себя мужественным добровольцем, а начинающей замораживаться жертвой. Эти ощушения обострились когда я улегся голой жеппой на холодный оперстол.
После операции меня перегрузили на каталку и сгрузили в палату на койку, дяе я и завалился спать. То ли от недосыпу, то ли в целях энергосбережения.
За мной прооперировали второго парня и нашего однояйцового героя.
К обеду мы все раздуплились помаленьку и захотели жрать как всякие получившие правильное лечении организмы. Лежать было больно, неудобно. Швы гудели. Но особый экстрем у нас был когда мы начинали доставать однояйцового парня.
Как ляпнет кто нить «Эй однояйцовый, ну как ты там? А у тебя точно тока одно яйцо удалили??» И мы начинали дико ржать.
Точнее тихо похрюкивать потому как оказывается что в процессе смеха участвует и живот, а животу наши были конкретно порезаны и зашиты в области яиц.
Потихоньку наши животы и яйца заживали. Если в первые дни после операции мы ходили в туалет и вапше прогуливались по каридору в позе буквы Г и держась за стену, то с каждым днем эта буква все более и более распрямлялась и уже через неделю мы мало чем отличались от обычных граждан.
Вскоре меня выписали, меня забрала жена и мы уехали продолжать учебу в вузе.
Что произошло с остальными камрадами, особенно с однояйцовыйм защитником Родины, я не знаю. Жене старался в первые месяцы это не рассказывать, потому как ржать было больно и неудобно .
Именно на примере собственного живота (или яиц) я узнал его роль в процессе смеха.
©buldog52
