Холодный ветер осами жалил лицо, пробираясь под лыжную маску. Уже третий час я со Степанычем, на «Буранах» (ну енто снегоход такой рассейский, шняга редкая но надежная) утюжил белое безмолвие тундры. Типа пламенный привет Джеки Лондону. Направлялись мы к стойбищу, где нас ждал друг Степаныча – Федор, яркий представитель местной спивающейся северной народности. Тута, ремарка небольшая. После покорения Сибири, в оную глухомань двинулись и служители православной церкви, которые ринулись крестить аборигенов. Ну, естессно и пушнинки там хапанули, а што, церква тожа кушать хотела. Но с тех пор аборигены редко звались своими именами на коренном языке.
Так вот, ехали мы, с целью поохотится на сохатого, да и отдохнуть, вдали от цивилизации и любимых жен, которые подобно злобным гарпиям терзали наши тела и души. Остановились посцать и выкинуть набившийся под капоты снег. Оставили желтыми струями замысловатый узор на белоснежной скатерти снега и, заведя своих помесей одноногого лыжника с танком, двинулись дальше. Тем более, по словам Степаныча, оставалось недолго. И точно, вскоре показался край леса типа тайга, и несколько конусов чумов. Пейзаж добавляло пасшееся вдалеке стадо оленей. Сибирская пастораль –бля!
Навстречу нам выскочили мохнастые собаки унд местное население с их вечно сопливыми дитятками. Вышел и Федор – маленький старичок (а местное население росту – шо подростки) с лицом Будды, который чалился лет эдак десять под Норильском. Улыбаясь и сверля взором наши рюкзаки, которые спокойно могли бы решить проблемы с голодом, где-нить в Конго, пригласил нас в свой чум.
В нутрии было довольно уютно, если слово уют можно отнести к этому гипершалашу. Посреди чума весело трещала дровишками буржуйка, стоял маленький столик, да монструозный сундук добавлял всю меблировку. На полу беспорядочно валялись оленьи шкуры, ноги приятно утопали в них. Но вот запах! Бомжи Казанского вокзала Москвы, для сравнения, пахли бы как французские франты. К кислому дурману шкур примешивались запахи псины и давно не мытых тел. Как истинные дети природы аборигены считали мытье кощунством, разве что аборигенки в целях гигиены изредка подмывались одеколоном. Но это так – лирика.
Федор, его жена (видимо сродственница Бабы Яги) и его младший сынишка Ваня (ёптыть) возрадовались появившейся из наших баулов водке, как явлению доброго духа Ямбуя – защитника северного народа. В качестве угощения, хозяева быстро соорудили строганину (мороженая рыба нарезается ножом на крупную стружку) из местной вкусной рыпки (названье вам ни о чем не скажеть). Тяпнув по одной, смачно закусили. Подоспела и оленинка, лепота! Понеслась душа в рай. Федор быстро пьянел, толь у северных народностей ферментация не та, толь еще чего – не берусь утверждать. Сынулька его, намахнув водяры наравне со взрослыми уже вовсю пускал слюни где то под шкурами.
Нас же со Степанычем пока сильно не торкунуло, я ж грю – рыпка класс была, жирненькая.
Федор уже с полчаса рассказывал, как он недавно ходил на медведя. Причем сошелся, с его слов, врукопашную, с одним ножом. И все пытался показать вытянутой рукой размер косолапого. Я угорал, Федор столкнулся видать с плюшевым мишкой, ростом то, я повторюсь, местное коренное не блистало. Тута меня приспичило от обилия рыбы и мяса посрать. Нашарив в рюкзатищще рулон бумаги (а вы как думали, цивилизация!), я пополз из чума.
Возле чума стоял олень, больше похожий на грустную биг собаку с рогами, оттого видимо и грустную. Животная глянуло на меня выпуклым глазом и отворотило морду. Олень – животное гордое, хули там. А я на ходу расстегивая утепленные штанища, поперся в сторону лесу. За мной увязался с пяток местных бобиков.
Присев под сосну, и закурив, я задумался о смысле жизни. Тока мине сильно мешали собаки, севшие передо мной полукругом. Их морды (а среди них не было ни одной благородной морды лайки) с интересом следили за процессом дефекации. Озарение пришло ко мне позже, когда я встал и стал натягивать на свою продрогшую задницу штаны. Блять, а вдруг застужу? Простатит и все дела. Собаки с радостным лаем кинулись на кучку еще дымящегося дерьма. Я испытал некоторый эстетический шок. От подобного круговорота говна в природе. Но хули, мож собакам горячего захотелось. Да к тому ж все порядочные собаки стадо сторожили, а енти тока подачек и ждали.
Вернувшись в чум, я застал прям таки идиллию . Федор дрых голым пузом кверху, сжимая нож в руке, его старуха судя по торчащей среди шкур ноге, тожа в спячку ушла.
А Степаныч громких храпом вносил последние мазки в картину – Бахус в гостях у Морфея. И хули мне делать одному? Немного потупив, сидя на шкурах, я снова полез наружу с целью подышать. Охота сегодня похоже накрылась.
Из соседнего чума мне приветливо помахали. Жизнь налаживается, собутыльник нашелся. Прихватив бутылочку огненной воды из запасов, я направился дальше, знакомится с нравами аборигенов.
Абориген оказался женского полу и дочерью Федора . Звали ее Настенька (именно так, прыятный девушко) и отличалась он от соплеменников правильными чертами лица и большими, чуть раскосыми зелеными глазами. Подозреваю, что в ее производстве на свет, поучаствовал какой-нибудь геолог. Мало ли их шастало, при освоении сих богатых недр, в свое время. Фигуру, правда, скрывало одеянье из меха, похожее на длинную ночнушку из оленя. Это чудно созданье сообщило, что супруг ушел на охоту с утра, и что продлится это наверно несколько дней. А она с радостью бы выпила водочки в компании хорошего и умного человека. Это видимо сбили ее с толку мои очки, блестевшие в пламени железной печки. Женщины ж любят все блестящее.
Пузырь был выпит, и дитя снегов, вскормленное молоком важенки(самка оленя ёпть) стянуло с себе нехитрую одежку и полезло ко мне, с целью облобызать белого человека.
Вот енто я вам скажу. Ее супружник наверно сначала драл, а потом лыжи снимал (ну не плюйтесь, сам знаю, шо анекдот такой). Кстать, фигура у ней тож была очень даже. Правда, грудь крупновата, но зато стоячая, но это на любителя.
Господа, а вы еблись когда нибудь с представительницами малочисленных народов Севера ? Нет? Вы много потеряли. В них сохранилась, та первобытная непосредственность, которую потеряли наши подруги, гонясь за цивилизованностью.
Ни каких тебе – я в рот не возьму, ой а туда не надо, и глотать я не буду! Мужчина для аборигенок студеных просторов – царь и бог, в одном флаконе. Его надо ублажать и не ебать мозги, доказательствами наличия мозгов у самой. Иэх, пишу и пускаю скупую слезу себе на грудь, где ж ты Настенька? Короче я похоть свою удовлетворил по полной и даже выше, а что до запаха, я растворенный в неге и лаская тело Настеньки его уже не замечал.
Выходил из гостеприимного чума я уже под утро. На бездонном небе медленного гасли последние звезды. Горизонт занимался алым. Душа пела. Набрав побольше воздуха в свои прокуренные легкие я заорал : «Эгегей бляяяяяяя!». И эхо и лай собак вторило мне.
Как говорилось в одном старом комедийном фильме, "Приезжайте к нам на Колыму!"
Если вы устали от бесконечных тусняков в клубах, пафосных подружек и поездок за пределы нашей Родины, поезжайте в Сибирь и обретете там гармонию души и тела – беспезды!
resonoid
