Банки консервированных ананасов тускло отсвечивали на прилавках. Сотни. Тысячи. На полу все свободное пространство занимали свежие ананасы, тяжело перекатываясь, когда я отталкивала их ногой, чтобы пройти. Морозильные витрины были полны упаковок с замороженными ананасами…
Поворачиваясь на другой бок, я проснулась. Рот был полон тягучей слюны. Безумно хотелось ананасов.
- Мама, - в спальню заглянула дочь, - не забудь, сегодня ты обещала собрать елку. Ты ее поставь, а я сама наряжу.
- Который час? – зевая, спросила я.
- Полвосьмого. Я там твою тушь взяла, а то свою не могу найти. Все, я побежала, - скороговоркой выдала Дуся и скрылась за дверью.
Хлопнула входная дверь и в квартире наступила тишина.
Я закрыла глаза и тут же увидела плавающие в собственном соку кругляши ананаса. Вот черт! Надо было сказать Дусе, чтобы после школы она забежала в магазин. Спать расхотелось.
Через полтора часа, когда в неравной борьбе ананасовая мания победила лень, я вышла на улицу. Под ногами вкусно хрустел наконец-то выпавший снег. Магазин был закрыт. «Прием товара», гласило объявление на двери. Я пошла в большой супермаркет, находящийся в трех остановках от дома.
«Потолкаюсь, поглазею», - решила я, прикидывая, что смогу купить на те деньги, что взяла с собой.
Не думала я, что мне действительно придется потолкаться. Только глазеть было особо не на что.
Везде сновали люди, хватая все, что попадалось им на глаза. Такое впечатление, что все забили на работу и, заняв с ночи очередь, кинулись опустошать прилавки.
- Где можно купить керосин, соль и спички? – поинтересовалась я у охранника, который пытался объяснить стае бабушек и каких-то изможденных теток, что колбасу сейчас вынесут.
Затравленными глазами он бессмысленно втыкал в меня пару секунд, затем его смех басовито прокатился по залу.
- Позвольте посоветовать пройти вам в отдел с крупами, они долго хранятся и очень пригодятся в голодный год.
Старушки насторожились.
Я приложила палец к губам, прося его не продолжать.
- А то получится, как с солью, - прошептала я и пошла дальше по ряду.
Добравшись до отдела консервированной продукции, я с сожалением потопталась возле пятилитрового жбанчика консервированных ананасов, понимая, что не дотащу его до дома.
Закинула в корзину три небольших баночки и пошла к кассе, прихватив по пути два свежих плода и три упаковки замороженных вожделенных кусочков солнечных фруктов.
Стоя в километровой очереди, я узнала, где можно купить дешевых кур, как прошла церемония погребения Сапармурата Ниязова и истинную причину смерти Любови Полищук.
Выйдя на улицу, я с наслаждением вдохнула морозный воздух, достала сигареты и услышала сиплый голос за спиной:
- Сигаретки не будет?
Щупленькая тетка с одутловатым лицом давно пьющего человека заскорузлыми пальцами выловила сигарету из протянутой пачки, воткнула ее меж бледных губ и выжидающе уставилась на меня страшными глазами дохлой рыбы, обрамленными выцветшими ресницами.
Я прикурила сама и протянула ей зажигалку, прикрывая трепещущий огонек ладонью. Тетка замерла с сигаретой во рту, в глазах заплескались отголоски каких-то неведомых мыслей. Я поднесла огонек к кончику сигареты, она затянулась и схватила меня за локоть.
- Лелька?
От неожиданности сердце скакнуло куда-то в горло. Испуганно я смотрела на нее, пытаясь идентифицировать это лицо с кем-то из знакомых.
- Не узнаёшь, - усмехнулась она и стянула шапку.
Я ахнула. Короткие, неровно стриженые волосы сохранили ярко-рыжий оттенок, которому я так завидовала в школе.
Анька Коваль была лидером класса. Красивая, рыжеволосая, в нее были влюблены все мальчики класса. Умница, все схватывающая на лету. Только ей я уступала по количеству пятерок. Всегда в импортных шмотках, которые привозил ей отчим из загранки. Ее пеналы, ластики и ручки служили предметом зависти для всего класса.
В одиннадцатом классе она забеременела от Димки Сташевича из параллельного 11 «В» и после выпускного родила дочь Леночку. Мы бегали к ней посмотреть на ребенка, покатать коляску и послушать, как это – жить, как взрослые, отдельно от родителей. А потом они переехали в другой район, и больше мы не виделись. На встречи класса она не приходила и отношений ни с кем из бывших одноклассников не поддерживала.
И вот она стоит передо мной, осунувшаяся, в каком-то потрепанном пальтишке с меховым воротником, растоптанных сапогах и по-босяцки зажав сигарету между большим и указательным пальцами, щурясь от дыма ждет, когда пройдет первый шок.
- Анька, - наконец выдохнула я. – Что с тобой?
- А что? – делано удивилась она. – У меня все хорошо.
- Это у меня все хорошо, - чуть не закричала я, пытаясь сглотнуть комок в горле, который вызывал желание разреветься. – Что у тебя случилось? Почему ты такая?
Я не могла подобрать слов.
- Деньги есть? – оборвала она меня. – Тут неподалеку продают на разлив, пойдем, выпьем?
- Пойдем ко мне, - решила я. - Поешь и выпьешь в тепле.
Анька криво усмехнулась.
- Не боишься?
- Не убьешь же ты меня, - попыталась я пошутить. – Надеюсь, вшей у тебя нет?
- Только мандавошки, - зло ответила она.
- Дура, - буркнула я.
- Извини, не сдержалась, - хихикнула она.
Купив по дороге бутылку водки, мы пошли ко мне.
- Так, раздевайся, - велела я в прихожей. – Догола. В ванну сразу, на санобработку.
Я стащила с упирающейся Аньки одежду и впихнула ее в ванную. Скидав все в мешок, выставила его за дверь. В ванной было тихо.
- Ты там живая?
- Лелька, - Анька высунулась из двери. – Может не надо?
- Мойся давай, а то я с тобой за столом сидеть не смогу.
- У меня СПИД! – с вызовом, грубовато решила она огорошить меня.
- У меня тоже, - я невозмутимо уставилась на нее.
- Ду-у-у-ура, - протянула она и закрыла дверь.
Закинув в ванну чистое белье и халат, я накрыла стол. Анька зашла на кухню, сияя мытым лицом и окруженная душистым ароматом.
Я поставила перед ней тарелку с дымящимся рассольником и налила стопку водки.
- За встречу! – выдохнула она, опрокинула стопку, занюхала рукавом и потянулась за бутылкой.
- Сначала поешь, Ань.
- Не хочу.
- Не спорь! – во мне начала закипать злость. – Не верю, что ты опустилась настолько, что готова только водку халкать! Жри, я сказала!
Анька склонилась над тарелкой. Я высыпала в чашку замороженные ананасы, и, не выдержав, сунула ледяной кусочек в рот, застонав от блаженства, когда сладкая влага попала на язык.
- М? – вопросительно промычала я, протянув Аньке чашку.
Она подхватила кусочек, закинула его в рот, закрыла глаза и разрыдалась.
- Помнишь, - сквозь слезы спросила она, - как мы бегали на базар за этими ананасами? Нажремся их столько, что языки потом болели? Ле-е-е-лька-а-а-а…
Я отвернулась, чтобы не смущать ее, а больше для того, чтобы она не видела моих слез. Слез жалости, замешанных на моем высокомерии и презрении.
Присев за стол, налила в Анькину стопку водку и отставила бутылку в сторону.
- Как твоя дочь? Сколько ей уже?
- Тринадцать. С матерью моей живет. Уже пять лет. Она во второй класс пошла, когда меня родительских прав лишили. Димка спился, и в двухтысячном замерз пьяный.
Она сонно моргала, шмыгая носом.
- Потом я квартиру продала, в коммуналку переехала и понеслось. Ленку забрали, на работу не берут. Так… перебиваюсь… Я пойду?
- Как хочешь, - пожала я плечами, понимая, что зря поддалась порыву и позвала Аньку к себе. – Одежку свою выкини. Сейчас я тебе дам нормальную одежду.
Подобрав джинсы, свитер, теплые ботинки и пуховик, я заставила ее все это надеть. Анька упиралась, пока я не отматерила ее.
- Пропью же, - бормотала она.
- Дело твое! – гаркнула я. – Твоя жизнь! Можешь просерать ее так, как тебе заблагорассудится! Но я буду знать, что на данный момент я сделала для тебя все, что могла!
- Совесть свою успокаиваешь? – заткнула она меня правдой.
- Проваливай.
Я сходила на кухню, сунула в пакет недопитую бутылку водки и коробку с новогодним подарком для Дусечки.
- Зайди к дочери, поздравь, - я протянула пакет.
- С наступающим, Лелька, - пробормотала она.
- И тебя.
Я захлопнула дверь.
В окно я наблюдала, как Анька, волоча мешок со своей старой одеждой, воровато оборачиваясь, быстро шла через двор.
Я вернулась в прихожую за сигаретами, оставленными в кармане дубленки. Сигарет не было. Как и кошелька. Моя совесть успокоилась. Этот Новый год Анька отметит с размахом.
