Хорошо и весело быть идиотом! Все на тебя смотрят и улыбаются. И всем радостно от того обстоятельства, что ты конченый мудак. А ты стоишь, ничего не понимаешь, против своей воли делаешь людям добро. Как макака: настроение плохое, поглядишь на неё, вроде получше.
Миллион человек предупреждало меня: «не связывайся с ней». Родственники были в ужасе (это их обычное состояние), друзья были в ужасе, я сам был в ужасе, и, тем не менее, вписался в этот роман.
Хорошая девочка Ксюша. Будущий специалист по португальскому языку. Филолог с неправильным прикусом. Нас представили друг другу в театре. Не буду называть этот театр, чтобы не подорвать его репутацию. Она была в маленьких очках и потрясающем синем брючном костюме, очень облегавшем аккуратный зад. Большие чёрные глаза как у белочек с обёрток шоколадных конфет. Весь вечер я извивался как шнур. Пытался всеми силами показать какой я охерительный чувак. Читал стихи наизусть.
Подвожу итог. В тот же вечер я её трахнул, ужаснулся ненасытностью маленького ксюшиного организма, и мы решили жить вместе.
Думаю, она, на всякий случай, изменила мне на следующее утро. А потом на следующее, и так далее. Когда я выражал неудовольствие, Ксюша хитренько улыбалась, и я начинал её очень хотеть.
Эта блядская улыбка стала моим кошмаром. Я представлял себе всевозможные варианты: Ксюша в постели с пятьюдесятью мужиками одновременно – они её долбят, она улыбается; Ксюша даёт сзади милиционеру на посту и улыбается; Ксюша минетит вонючему водопроводчику под вывеской «ЖЭК» и улыбается. Ксюша пытает паяльником маленького мальчика в шортиках и сандаликах. Улыбается.
Срал я на Шекспира. Но когда она стала изменять мне с моим лучшим другом по прозвищу «Слон», я очень огорчился. Сначала не верил. Потом пришлось. Все пялились на меня, все показывали на меня пальцем. Вот, мол, какой кретин – столько классных баб разгуливает вокруг, а он живёт с этим португальским крокодилом, у которого пять абортов.
Ребята, у меня кавказские корни и нормально стоит! Прямо-таки хорошо стоит, скажу я вам ! Неужели я мог бы пройти мимо такого хамства ? Моё! Не дам! И я стал выделывать какие-то такие глупости, что когда вспоминаю, не верю, что это был я.
Для начала я подстерёг Слона, и поколотил его в огромной луже перед ксюшиным домом. Она нас помирила. Причём, делала вид, будто ничего серьёзного не происходит. Мы пожали друг другу руки, и, почему-то, я должен был вывести его в итальянский ресторан. Слон пожрал пиццы с дрянной колбасой (на большее его фантазии не хватило), и попёрся домой спать. Пока мой товарищ вкушал эту гадость, Ксения почему-то смотрела на него с таким презрением, что становилось страшно. Прощаясь со Слоном, Ксюша улыбнулась.
Чтобы укрепить свои позиции в ксюшиной семье я решил треснуть с её папой национального напитка. Дело в том, что позиции мои в этом семействе не были особо прочны: мама, папа, и ёбнутая на всю шайбу бабушка, кидавшаяся в меня посудой, вся эта компания так уже привыкла к многочисленным ксюшиным хахалям, что воспринимала меня как «очередного». Так оно, по большому счёту, и было. Но у меня же восточные корни, ититская сила, и как здорово стоит!…
Короче говоря, её папа оказался синяком в засаленной майке и семейниках в цветочек. Выбрался я от него дня через три абсолютно обезвоженный. Пока я развлекал счастливого отца, разрешившего называть его «просто Толян», Ксюша закрутила бурный роман с толстой однокурсницей, и они всё дорогу находились у меня на диване в шестьдесят девятой позиции. Я спросил, не стыдно ли ей пролизывать на моём диване, у меня на глазах, эту корову Юлю. Она ответила, что «когда девочка и девочка» – не считается. Я думал иначе. Однажды, зайдя в ванную, я обнаружил очень странный предмет. Это было похоже на парус. Телесного цвета и раздвоенное какое-то. Оно сушилось на двух прищепках над батареей. Не сразу я догадался, что раздвоенный парус – колготки коровы Юли. Когда догадался, выгнал обоих к чёртовой матери, так мне стало противно.
Через день другой я очень заскучал по Ксюше, позвонил ей, и она вернулась. А ещё через какое-то время я застал её со Слоном. Она не смутилась. Она просто смотрела на меня и улыбалась. Наверное, я её любил. До сих пор имею в хозяйстве её фотографию, на обороте которой она написала несколько строк из португальского поэта Камоэнша.
Ксюша ушла к Слону. После Слона у неё было много самцов и самок. Один из них плакал, если его спрашивали о подруге. Я погоревал-погоревал, да и угомонился. Просто я классный, и стоит у меня отлично.
Учите языки.
