Я в сортире служил. В самом настоящем сортире. После учебки меня комбат оставил при штабе писарем. Нет, вы неподумайте чо. Я всю учебку как надо прошол. Стрелял там, бегал, ползал. Я как все. Мне после учебки на погоны аж по три сопли навесили. Я же невиноват, что почерк хороший и кроме боевой подготофки меня ещо песать комбат заставлял всякую паебень. Кроме тово я ещо умел чеканки делать нехуево. Так, что они даже за границу шли в качестве презентов для разных военных делегаций, пасещающих наш гвардейский полк. На патриатические темы были эти чеканки. Типа там Александор Невский с надпесью «Кто с мечом к нам придет, ат меча и пагибнет, нах». А в астальном я голых пелоток делал. Очинь ваенные голых пелоток любили. Дрочили наверно на них. Точно, дрочили. А чо им ещо делать-то в мирное время. Только дрочить. А вы как думаете?
После учебки наш штаб в сортир перебрался. В самый настоящий. В учебном корпусе на втором этаже. Там площадей больше. Аж три комнаты. Раньше-то всего одна была в полковом клубе, а теперь аж три будет. Площадей там больше, вот и решил комполка переселить наш штаб в этот сортир. В первой комнате, где унетазов небыло, сам комбат сел. В проходной сел я и ещо один млачший сержант - иврей. Бля буду – не вру. Точно – еврей. У нево в паспарте было написано, что он еврей. Сам видел. Он на печатной машинке печатал, а патом мандавошек падцепил в увольнительной. Они у нево па всему туловищу ползали, патамучто волосатый весь. А он чисался. Но это атдельная история. А я пешу, как в сортире служил.
Кароче, в последней комнате унетазы стояли. В них ещо недавно срали гавном. Туда решили начальника штаба поселить, зампотеха и замполита. Но на ремонт видимо мало материалов понапиздили. Хватило только на кабинет комбата, а на остальные комнаты не хватило. Так и остались они нетронутыми. Как патом выяснилось – это очень удобно. Шесть унетазов – это вам нешутка! Захотел срать – выбирай любой. Всё рядом. Все очень удобно. Поработал – посрал. Еще поработал – поссал. Патом еще посрал. Хорошо! Из столовой жратву вечером принес. Пожрал-посрал. Служба идет. Снова посрал. Так и день прошел. А кода пьянка в штабе начинаеца – тут вообще удобно. Выпил – поссал. Пожрал, выпил – посрал. Поблювал, снова выпил. Служба идет.
Вскоре приказал мне комбат две кровати в штаб притащить. Я двух курсантов припахал. Они притащили с роты. Поставили рядом с унетазьями. Очень удобно. Офицэры в жопу напеваюца. Домой идти немогут. Их на кровати складывают. Они тут же срут и блюют в унетазы. Бывало часто и на пол блевали и на стены. А пару раз даже абсерались. Но мнето по хую. Курсантов припашу. Они всё уберут. Вот.
Я тоже на этих краватях спал. Зачем в роту ходить. Унетазы рядом. Из столовой жратву носят. Жру, сру, сплю и работаю не выходя из сортира. Служба идет. Так почти год прошел. Тут както раз в штаб вломился проверяющий генерал из штаба дивизии. Вобщето проверяющих дальше кабинета комбата не пускали. Кода проверяющие приезжали, нам преказывали запераца и сидеть тихо. А праверяющим говорили, что ключ типа нету. Патеряли типа или хуйвознает там товарищ генерал. А тут один из новых писарей па ашибке, который в дальней комнате сидел взял да и открыл дверь и вылез к генералу. Генерал дальше прашол и ахуел. Увидел унитазы, кровати тут же грязные, стол с объедками. А на унетазе сидит иврей и серит гавном и вонища. Иврей сперепугу глаза выпучил, вскакивает с унетаза. Штаны не успевает натянуть и орет с голой абосраной жопой: «Здра жла, тварищ генерал!»
А позади генерала стоит комбат, комполка и ещо там хуйево знает кто из комисии с дивизии. У комбата ебало – пиздец. У комполка – сверхпиздец. Я панимаю, что мне наступает пиздец. Я тут главный среди унитазов. По моей вине дверь открыли. Не проследил. Мне отвечать. Точно - пиздец. Да и ваще всем пиздец. Всей проверке полка пиздец.
- Что за хуйня! – орет генерал.
- Это наш производственный цех, товарищ гинерал, - незамедлительно заявляю я отмороженым голосом.
- Какой ещо производственный цех!? – хуеет генерал. – Вы, что тут гавно производите?
- Никак нет. Совсем не гавно. Вот это производим. Разрешите вам преподнести. Специально для вас делали. В условиях строжайшей секретности, – нагло заявляю я и достаю из тайной заначки чеканку. А на чеканке пелотка голая, типа там амазонка с копьем на леопарде. Чеканку эту я сам для себя делал. Большая картина. Жопа, титьки переливаюца, сверкают. Полировал, старался пастой, пакруче чем бляху на ремне. Настоящее произведение. Не какой-нибудь там шерпотреб, который я хуярил за всё время службы на потребу офицерам в три слоя зараз.
Тут у генерала глаз и заблестел, что жопа на чеканке. Понравилась голая пелотка. Жопу ей начал трогать пальтсом и титьки. Он ещо для виду пригразил всем пиздецом полным. Но это уже для виду. Хуй себе пачесал, чеканку забрал и ушол. За ним вся шобла офицерская ломанулась. Еврей сперепугу снова на унетаз кинулся и абдрестался дреснёй. До вечера дристал. А вечером была баня и пьянка. Полк получил высокую оценку по боевой подготовке, а я широкую соплю на погон. Через неделю в штабе начали ремонт. Унетазы убрали. Приходилось ходить срать в роту. Непривычно. Но недолго, патамучто ранняя осень по листьям кленов уже ударила красным огнём. Подошол срок и меня отправили на офицерские курсы под Выборг. Положено тем, кто после инстетута па дурости в армею попал. До дембеля оставалось два месяца.
Чеканку жалко, ахуеть как. Одно радует. Щас на неё сам генерал – начальник штаба дивизии дрочит. Как вы думаете – дрочит? Точно, дрочит. До мозолей дрочит. Очинь харошая чеканка для дрочки. Но я сибе патом ещо лучше сделал. Титьки у пелотки ещо больше и жопа. Дрочу на неё и вспаминаю, как я служил в сортире.
