- Зая-я-яц, а заяц, - Мусик тихонько пихал меня в плечо, - просыпайся.
Я изо всех сил старалась не слышать его и пыталась досмотреть сон.
- Лелька, проснись, - не отставал муж.
- Не дыши на меня водкой, - пробормотала я, утыкаясь в подушку. – Меня сейчас стошнит.
- Извини, - буркнул он, отодвигаясь. – Поехали на базу?
Я окончательно проснулась и с тоской констатировала, что меня сейчас действительно стошнит. Токсикоз был в самом разгаре. Я, пискнув, подорвалась с постели и убежала на утреннюю беседу с Эдуардом, или Э-э-эдиком, как ласково я называла унитаз в те времена, когда могла спокойно напиваться до блевотного состояния.
Смыв кружку молока и кусок пирога, изничтоженных ночью в приступе обжорства, на дрожащих ногах я вернулась в постель. Мусик валялся поверх одеяла и, как обычно, рассматривал кончик носа.
- Ну, так что? Едем? – переспросил он.
- Куда? – простонала я, пытаясь разместить поудобнее беременное пузо.
- Ну, на базу же, Лель, - попытался возмутиться Мусик, повернувшись ко мне.
Я смандячила брезгливую рожу, и отвернулась. Мусик пьянствовал всю ночь со школьными друзьями, и, почуяв его перегар, мне тут же хотелось закусить соленым огурчиком.
- Кто будет? – вяло поинтересовалась я.
Перспектива ехать куда-то не привлекала, но и сидеть в душном городе тоже не очень хотелось. После того, как муж перечислил тех его несуразных друзей, которые решили провести выходные на природе, я начала колебаться. С одной стороны грешно было пропустить такое шоу, а с другой – настораживал тот факт, что Мусик не смог внятно объяснить, куда конкретно мы поедем.
Все решил мамочкин звонок, в котором она меня известила, что из славного города Запедрищенска к нам приехали дальние родственники, которые просто жаждут увидеться со мной.
- Жаждут! – налегла маменька на это слово, вложив в него все интонации, которыми владела.
- Денег надо? – стала я задавать наводящие вопросы.
- Нет.
- Работа нужна?
- Нет.
- На свадьбу приглашают?
- Нет! – мамочка начала выказывать нетерпение.
- Неужели просто повидаться? – опешила я, потому что сколько не напрягала память, никак не могла вспомнить, что это за такая моя тетка, являющаяся внучатой племянницей мужу сестры Колькиной бабы, могла так по мне истосковаться.
- У них тут дочка в институт поступила, жить негде ей, и они откуда-то узнали, что у Мусика квартира пустует…
- Можешь не продолжать, - оборвала я ее. – Мы уехали на все выходные отдыхать, и возможно, что нас не будет вообще до конца месяца.
- Вот и славненько, - обрадовалась маменька.
Лучше б я тогда пустила эту неведомую мне девицу в Мусикину квартиру, чем подверглась бы тем лишениям, что ожидали меня на отдыхе.
Запихав в сумку необходимые вещи, мы спустились во двор и томились в ожидании авто.
Мне бы вот тогда еще забить тревогу, когда я увидела старенький Опель Кадет нежно-желтого цвета с расплющенным багажником, крышка которого была привязана на веревку. Но я смело шагнула навстречу приключениям.
Рулил колымагой Санька (далее – Мочка, прозвище, данное ему за выдающуюся, точнее сильно отвисающую часть тела уха). Мочка мнил себя мачо, всегда ходил в узких джинсах, из которых вываливался круглый и упругий, как барабан, живот, наряжался в невообразимые жилетки и мечтал о сапогах-казаках, которые все никак не мог купить в виду перманентного безденежья. Мне он всегда напоминал глистастого карася.
Настоящим владельцем Опеля был Женька, которого с моего легкого языка все называли Штригелем. Был Штригель высок, худ, обладал буйной кучерявой шевелюрой, выпирающим кадыком и длинными тощими руками-ветками. В довесок ко всему он страдал заиканием, из всего алфавита внятно выговаривал только гласные буквы и имел неприятный оскал, который говорил о том, что ни один стоматолог в эту пасть не заглядывал с рождения Штригеля. Ко всему прочему Штригель был падок до женского пола, и всегда искренне недоумевал, отчего девицы шарахаются от него, как от прокаженного.
Третьей в машине сидела Надька Каткова, одноклассница Мусика, Мочки и Штригеля. Она была их боевой подругой, и мы с ней нежно дружили с тех самых пор, как Мусик нас познакомил. Надька была пухлявой блондинкой, легкой на подъем и смешливой до безобразия. Подвыпив, она всегда смущала Мусика, напоминая, как он щупал ее за жопу в восьмом классе.
И сейчас это трио пялилось на нас из окон автомобиля. Штригель и Надька были безнадежно пьяны, видимо, они не переставали пить со вчерашнего дня, Мочка выглядел пузатее, чем обычно, но к счастью был трезв.
Я критически осмотрела всех и начала прикидывать, куда мне лучше сесть. Самым тощим из нас был Штригель, Надька щеголяла аппетитным задом, Мусик щеголял всем своим стокилограммовым тельцем, а я выпирающим животом.
Как безнадежно больную беременную, меня усадили вперед. С третьего раза машина завелась, и мы направились в сторону государственной границы.
Мусик, Каткова и Штригель тут же принялись распивать пиво, а я настойчиво выспрашивала у Мочки, куда мы едем. Мочка бормотал что-то невнятное, упирая на то, что Штригель все знает, и что он как-то уже был на этой самой базе отдыха. Оплатить проживание можно было на месте, потому что комендантом там служил какой-то мифический дядя Веня.
- Дядя Веня из Алупки? – уточнила я.
Штригель что-то проблеял и, получив ласковый подзатыльник от Мусика, замолчал, из чего я сделала вывод, что сказал он что-то не очень приятное.
- Что ты сказал? – ласково переспросила я его.
Штригель благоразумно молчал.
- Он сказал, что ты сама из залупки, - перевел довольный Мочка, и собрался весело заржать.
- Про клюшку тебе напомнить? – предостерегла я.
Мочка заметно погрустнел, видимо вспомнив, как однажды назвал меня клюшкой и огреб мощного пендаля от Мусика, который был тогда мне еще женихом. Тогда же Мусик доходчиво объяснил всем, что так может меня называть только он. На тот момент я не протестовала, а со временем муж уяснил, какие слова стоит употреблять в отношении меня, а о каких нужно забыть навсегда.
Наконец, я вызнала, что едем мы на озеро, название которого даже я не в состоянии была выговорить, а уж Штригель и подавно. На берегу этого озера расположилась база, которую закрыли в виду того, что предприятие давно обанкротилось. Ее-то и сторожил тот самый дядя Веня, который за пару пузырей разрешал провести в фанерных домиках выходные тем, кто экономил на отдыхе. Или таким ебалаям, какими в этот раз оказались мы.
Была середина августа, и хоть Илья-пророк поссал уже во все водоемы, стояла противная жара, и ужасно хотелось окунуться в прохладную воду.
Мы выехали за город, Мочка прибавил скорость, я полностью опустила стекло и наслаждалась сквозняком. Около десяти минут. Потому что потом в салоне стало нестерпимо вонять гарью. Мочка делал вид, что ничего не чувствует, а остальные пассажиры мирно храпели. Еще через пять минут в салоне было просто невозможно дышать, я высунула морду в окно, но от этого стало еще хуже.
- Чем воняет? – завопила я, не выдержав.
Мочка предложил закрыть окно, и долго и нудно объяснял мне о каких-то там завихрениях, которые происходят, когда скорость превышает сто километров, приводил в пример реактивные самолеты, а когда я засомневалась, что навряд ли самолеты летают с разбитым багажником на веревке и с открытым иллюминатором, обвинил меня в отсутствии логики. Спорить я не стала, окно закрыла, и сосредоточилась на дороге и дыхательных упражнениях, стараясь подавить тошноту.
Через полчаса я намекнула Мочке, что мы едем в сторону не того озера, о котором говорил Штригель. Не останавливаясь, мы поспорили еще минут пятнадцать, я уже начала срываться на визг, которым разбудила троицу с заднего сиденья.
- Жрать хочу! – заорала Надька, перекрывая мой визг.
Тут же впереди замаячил поселок, а вдоль дороги с обеих сторон – бабки с пирожками.
Мы вывалились из авто, представляя собой очень живописную картину. Окинув взглядом окрестности, я не обнаружила ни одной собаки, и решила, что беляши я не хочу. Остальным было абсолютно наплевать, кого зарезали для мясных пирожков, и они набрали полные руки беляшей.
- Мне два пирожка с картошкой и два с капустой, - промямлила я, чтобы не отрываться от коллектива.
- И мне два с капустой! – заорала Каткова, страдающая отменным аппетитом. – И с картошкой один! – добавила она, подумав, что ей не хватит трех беляшей.
Бабка-торговка, мощная женщина-гренадер, пошуровала огромной лапой в коляске, приспособленной под прилавок, и буркнула:
- Остались только беляши. Погодите.
Чего годить, мы не поняли, но смирно стояли на месте. Бабка сдернула с плеча красное полотенце, и с томлением глядя куда-то вдаль, несколько раз им махнула. Затем взяв белое полотенце, проделала те же манипуляции. Мы испуганно таращились на нее, а она замерла в ожидании, словно сигнальный на носу крейсера, так же туманно глядя за горизонт.
Мы вперили свои взгляды туда же, потому дедок, резво скачущий через дорогу со свертком, не сразу привлек наше внимание. Догалопировав до нас, он сунул бабке сверток, и поскакал обратно, на свое место. В свертке оказались недостающие четыре пирожка с капустой и три с картошкой.
Забравшись в машину, мы наконец-то смогли разобраться в цветовой дифференциации полотенец, и сделали вывод, что задумка хороша, а Каткова, распробовав капустный пирожок, выскочила из машины, схватила красное полотенце у оторопевшей бабки и принялась неистово раскручивать его над головой. Дедок, залипнув всего на несколько секунд, подхватил свою коляску и сиганул через дорогу. Видимо, Надька очень быстро крутила полотенцем, и он не смог посчитать, сколько же нужно пирожков.
Наконец мы поехали дальше. Некоторое время все молчали занятые едой.
- Сдается мне, что мы едем не туда, - наконец-то прозрел Мочка.
Тот факт, что я оказалась права, совсем меня не радовал. Я устала, меня тошнило, было жарко и хотелось в туалет. Еще и Дусечка (правда, на тот момент, я не знала, что ожидаю младенца женского пола), развила бурную деятельность и начала отчаянно пинаться, загоняя ноги мне под ребра. Остальные, испуганно выкатив глаза, пялились на мой живот, ходивший ходуном.
Так и не сообразив, в какую сторону нам двигаться дальше, Штригель решил останавливать все машины подряд и спрашивать правильную дорогу. Машины не желали останавливаться. А те, что останавливались, тут же уносились прочь, стоило только Штригелю открыть рот. Из некоторых авто при этом доносился гогот, преимущественно женский.
Психанув, я загнала всю компанию в Опель и, вытаращив пузо, принялась резво махать руками. Возле меня тут же остановилась машина с двумя тетками, я с трудом выговорила название озера, тетки закивали и сказали, что сами едут туда же и посоветовали держаться за ними.
Еще через полчаса мы подъехали к озеру, тетки на прощание посигналили нам и умчались вперед. Я скептически рассматривала указатель с названием озера. Или я что-то перепутала, или тетки не знали, куда едут, но название было не тем.
Мы подогнали машину ближе к воде и побежали в озеро. Несколько часов в душной машине совсем меня измотали, и я предложила проехаться по берегу в поиске какой-нибудь базы, куда можно будет заселиться. Штригель начал что-то возмущенно булькать, Мочка пояснил, что денег у них с собой нет, потому что все было потрачено на водку. Мы с Мусиком великодушно согласились заплатить за всех, потому что это было совсем недорогой платой за мое душевное спокойствие.
Обсохнув, мы снова забились в Опель, который я люто ненавидела уже около двух часов, и двинулись вдоль берега. Был вечер пятницы, путевки были распроданы и нам отказывали на каждой базе отдыха. Нервы начали потихоньку сдавать, я уже была готова разрыдаться, когда мы наткнулись на пустую базу с романтичным названием «Автомобилист».
Навстречу нам вышел пожилой мужчина, внимательно выслушал Штригеля, который без остановки что-то мекал, потом повернулся к нам и вежливо поинтересовался, какого хера нам вообще нужно?
Вперед выступил Мусик, обладающий даром убеждения, и поделился нашими горестями. Дядька задумался, поведал нам, что база закрыта на реконструкцию, но за приемлемую плату он, так и быть, пустит нас на два дня в домик, который больше всего был пригоден для жилья. Я радостно завизжала, Надька исполнила какой-то шаманский танец, а Штригель принялся благодарить сторожа на своем эсперанто с горным акцентом. Мусик, выставив свой круп на всеобщее обозрение шарился в салоне в поисках барсетки. Затем он метнулся к багажнику, матерясь, распутал веревку и начал перетряхивать пакеты с вещами.
У меня противно засосало под ложечкой и захотелось блевать. Барсетка с деньгами была безвозвратно утеряна, скорей всего сейчас ее владельцем стала бабка с пирожками.
Мочка отвел сторожа в сторонку и начал предлагать жидкую валюту в счет оплаты за проживание, потому что ничего более ценного у нас не осталось. Дядька задумался, попросил подождать и скрылся за воротами.
Через некоторое время вместо него вышла бабища строгого вида и лаконично послала нас на хуй. Каткова с Мусиком решили уговорить ее не делать столь опрометчивого шага, но все испортил Штригель. Оттерев их в сторону он, жестикулируя, квакая и пуская слюну что-то начал ей втолковывать. Баба испуганно шарахнулась, уперлась спиной в ворота, отчаянно взвизгнула, отвесила Штригелю мощного леща и скрылась за забором.
Мы уселись в машину, хихикая над пунцовой щекой Штригеля. Ругаться не было сил и желания.
Объехав озеро вокруг, больше для очистки души, совсем не надеясь, что нас кто-то пустит за водку, мы снова оказались на трассе.
Мусик предложил вернуться к пирожковой бабке и потребовать вернуть деньги. И мы поехали обратно, опять же для очистки совести, нисколько не надеясь на то, что бабка найдется.
К нашему удивлению, бабка сидела на месте, все с теми же разноцветными полотенцами на плечах, а увидев нас, начала трясти Мусикиной барсеткой.
Радостные, набрав еще пирожков, мы тут же вернулись к «Автомобилисту». Бабища высунула нос в калитку и рявкнула, что никого на территорию не пускает ни за какие деньги, потому что у нее гостят маленькие внуки, которые будут бояться Квазимодо Штригеля. Мы обещали, что Штригель будет сидеть в домике взаперти, но она нам не поверила и пригрозила, что если мы сейчас же не уедем, она будет стрелять.
И вот мы снова на трассе. Я блюю на обочине, Мусик заботливо поддерживает меня, остальные курят возле машины. Мимо проносится мотоцикл с коляской, набитой полуголыми полупьяными парнями. Они останавливаются неподалеку, и к нам бежит один из пассажиров.
- Жека!! – орет он, раскидывает в разные стороны руки, запинается и падает в пыль, тут же поднимается, и, сверкая зубами на пыльном лице, начинает обнимать Штригеля.
По отдельным репликам полуголого мы понимаем, что он армейский товарищ Штригеля, и в данный момент со своими друзьями он направляется на ближайшее озерцо, где на закрытой базе отдыха трудится комендантом его тетка. Тут же он предложил ехать с ними, мол, он договорится, и нас тоже приютят. Мы начинаем тихо радоваться, но радость наша преждевременна.
Штригель что-то проблеял, полуголый сказал, что знает, куда нам надо и велел ехать за ними. Мы загрузились в машину и последовали за мотоциклом. Уже смеркалось, когда мы свернули с трассы, полуголый, повернувшись к нам, махнул куда-то влево, а сами они погнали в другую сторону.
Мы свернули налево и в сгущающихся сумерках подъехали еще к одному озеру, на берегу которого приткнулось несколько баз. Через час мы узнали, что никакого дяди Вени здесь отродясь не было, а все строения были непригодными для проживания. А потом выяснилось, что и озеро называется не так, как говорил Штригель.
Я тихонько плакала, все испуганно молчали, Штригель что-то мычал, видимо испытывая угрызения совести.
- Вот что, - решила Мусик, - поехали к соседнему озеру, к Штригелеву другу. Если и там ничего не обломится, вернемся домой.
Ближе к полуночи мы нашли нужную нам базу. Штригель разыскал друга, друг привел комендантшу тетю Валю, которая, растерянно оглядев нас, сказала, что остался только один трехместный домик.
Я заорала, что на безрыбье и жопа – соловей, схватила свою сумку и поволокла ее к домику, бормоча под нос на все лады:
- Хочу жрать, жрать хочу.
Надька резво чикала овощи на салатик, Мусик заправлял постельное белье, Мочка ушел искать туалет, а Штригель ковырялся в примусе. Я же, расстелив на освещенном крыльце покрывало, стояла в коленно-локтевой позе, которая способствовала уменьшению тонуса матки.
При этом я с интересом смотрела, как Штригель изучает примус. Осмотрев его со всех сторон, недолго думая, он разбирал агрегат на части. Затем собирал обратно и попытался развести огонь. Рядом валяется какая-то финтифлюшка, которую он забыл сунуть во время сборки. Заприметив ее, Штригель вновь разобрал примус, но собирал на этот раз дольше, чем в первый раз. Финтифлюшка категорически никуда не подходила. Штригель, заметно нервничая начал разбирать примус на мельчайшие детали.
Рядом пританцовывала Надька, которой край как нужен был огонь, потому что ей приспичило жрать ночью «Завтрак туриста. Каша гречневая с говядиной». От этого Штригель бесился еще больше и даже почти осмысленно смог послать Каткову на хуй.
Наконец, примус был собран, но снова отказывался работать. Штригель снова принялся что-то откручивать, но тут уже даже я не выдержала и заорала:
- Штригель, ептваю! А ты керосин не пробовал заливать, человечий ты детеныш?!
Надька звонко ударила Штригеля по макушке сковородкой и ушла с примусом за угол, подальше от мастера на все руки.
И вот мы за столом. Наевшись до отвала, я развалилась на стуле и пыталась не заснуть. Жизнь на базе кипела, везде играла музыка, слышались взрывы хохота, и только у нашего домика стояла тишина. Говорить и двигаться совсем не хотелось. Мы устали.
Неугомонный Штригель ушел к своему другу и мы, решив, что ждать его не имеет смысла, решили ложиться спать. Когда мы сдвинули три кровати, чтобы поместиться на них вчетвером, к домику подвалил Штригель с парнями из мотоцикла.
Я повалилась на постель и не пожелала больше двигаться, мгновенно провалившись в сон.
Разбудил меня страшный позыв к рвоте, как это бывало со мной последний месяц. Рядом, кверху воронкой спала Каткова. Я с трудом перелезла через нее и выбежала на улицу. За столом спали Мусик и Мочка, из задней двери Опеля торчали грязные Штригельские ноги. Я забежала за домик и выложила свой богатый внутренний мир.
Мне заметно полегчало, посвистывая, я вернулась, покрутила ручку магнитолы, словила какое-то радио и заорала знакомые слова.
- Зе файнал каунтдаун! - орала я Мусику в ухо, болтая его в разные стороны.
Мусик вяло что-то мычал, Мочка от испуга соскочил, уронив стул и тарелку, которая зачем-то стояла у него на коленях, Штригель засучил ногами и пытался перекричать меня. Каткова, в гордом одиночестве, гоготала в домике.
Мы с Надькой собрали грязную посуду, и пошли искать пляж. По дороге мы встретили комендантшу тетю Валю, которая показала, как пройти к колонке и поведала, что пляжа здесь нет, потому как он давно зарос камышами, и если мы хоти искупаться, нужно иди на соседнюю базу, там тоже нет пляжа, но есть понтон, с которого удобно нырять.
Отскоблив посуду в холодной воде, мы вернулись к домику. Издалека было видно, как Штригель, сидя на корточках, усиленно двигал лопатками, склонившись над чем-то. Через мгновение до нас донесся металлический стук.
- Керосин залей!! – заорали мы в голос.
Штригель вздрогнул, прижал уши втянул голову в плечи, быстро сгреб разобранный примус и закрылся с ним в домике, предварительно заперев дверь.
Но и в домике ему не дали насладиться дрочкой любимым делом. Почти сразу же Штригель был выпнут оттуда Мусиком, а через минуту примус был передан в надежные Надькины руки.
Погода была пасмурной, но мне страсть, как хотелось искупаться, и мы с Надькой побрели искать дыру в заборе, чтобы попасть на соседнюю базу. Мусик с Мочкой занялись шашлыками, и Штригель был отряжен нас сопровождать.
Дыру мы нашли сразу, к ней была протоптана тропинка. Подозреваю, что дыра была проделана заботливыми комендантовыми руками для удобства отдыхающих. Она страшно торчала во все стороны кусками перекушенных ячеек сетки-рабицы. Мы с Катковой протиснулись без проблем, а Штригель, будучи везунчиком по жизни, зацепился мотней за торчащую проволоку, заойкал, начал метаться, еще пара проволок воткнулась ему в область паха, он завизжал, переходя на ультразвук, и повалился вперед, оставив приличный кусок спортивных штанов на заборе.
Я медленно опустилась в траву и начала тихонько подвывать, боясь, что если начну громко ржать, то рожу, не сходя с места. Надька, заглядывала Штригелю в жопу в дыру в штаны и сквозь смех и слезы интересовалась, на какой барахолке Штригель отхватил такие милые трусики.
Штригель что-то промяукал, но возвращаться не стал, и мы, хихикая, направились дальше. Всю дорогу Штригель шел позади нас, застенчиво прикрывая открытые всем ветрам прелести, что не спасало его от наших насмешек.
На понтоне совершали утренний моцион несколько пожилых пар с детьми. Мы пробежали мимо, стягивая на ходу одежду. Прыгать я не рискнула, поэтому аккуратно опустила свое тело в воду и медленно поплыла на середину, не обращая внимания на резвящуюся Каткову и похохатывающего Штригеля.
Наплававшись до приятного нытья в мышцах, я медленно двинулась обратно. Поднявшись наверх, я остановилась на верхних ступенях лестницы, и театрально прикрыла ладонью глаза, громко воскликнув:
- Штригель! Я ваша на веки! Завтра же развожусь с Мусиком! Обещаю быть только твоей! Отдамся тебе сегодня же ночью!
А отдаваться там было чему. Курчавая голова на тонкой шее венчала впалую грудь с редкой растительностью, впадины у ключиц поражали своей глубиной, а тазовые кости, прикрытые голубыми плавочками, своей выпуклостью. Невообразимо круглые колени и длинные пальцы на ногах будоражили воображение.
- Апполон, бля, Бельведерский! – восхищенно выдохнула я.
- Заебала! – вдруг внятно выдохнул Штригель, и я поняла, что перешла все границы дозволенного.
Он сделал шаг навстречу и легонько пихнул меня в плечо. Я выпустила из рук поручни, прыгнула в воду и вынырнула под понтоном, наблюдая сквозь щелястые доски, как Штригель склонился над водой. Его вид снизу меня удручал ничуть не меньше, чем лицом к лицу.
Через минуту Штригель начал проявлять беспокойство, Каткова испуганно замолкла и тоже склонилась над водой. Еще через минуту Штригель прыгнул в воду и принялся без остановки нырять. Я, вынырнув сбоку, поднялась наверх по боковой лестнице, напугав Надьку, и завернувшись в полотенце, тоже склонилась над водой.
- Не нашел? – спросила я, когда Штригель вынырнул в очередной раз.
- Эа, - отплевываясь, ответил он. Видимо, это означало, что не нашел.
- Глубже ныряй, - посоветовала я, одеваясь.
Он нырнул, но почти тут же вынырнул и, квакая от возмущения, полез на понтон, под наш с Надькой гогот.
Всю дорогу до домика он что-то пылко вещал нам на своем корявом языке, мы с Катковой согласно кивали головой, до тех пор, пока нам не надоело, и Надька не гаркнула, что расскажет Мусику, как Штригель меня толкнул.
К домику Штригель подошел присмиревшим.
- Водки нет, - расстроено оповестил нас Мочка. – Выпили вчера до фига, а сейчас пришлось оставшуюся водку отдать комендантше тете Вале. Она деньгами почему-то не берет.
На мои уверения, что можно и без водки повеселиться все отреагировали кисло. О том, чтобы ехать за ней в ближайший населенный пункт не могло быть и речи, все были в стадии сильного похмелья, а я ни за какие коврижки не села бы за руль адского Опеля.
Оказалось, что на всей базе царила такая же тоска. Двухдневные запасы огненной воды были уничтожены за одну ночь. Все прогрессивное человечество рыскало по территории, выискивая трезвую особь, чтобы снарядить ее в магазин. Таких смельчаков не нашлось, и Штригелев армейский товарищ решил на свой страх и риск поехать в поселок на мотоцикле. Собрав мзду, он, состроив сосредоточенное лицо, выехал за ворота.
Все томились в ожидании. Мусик колдовал возле мангала, стараясь прикинуть, успеет ли зажариться мясо до приезда гонца, Надька с Мочкой заперлись в домике, вызвав у меня бурю эмоций и вопросы типа: как часто и с кем еще она делит ложе, когда они бухают своей теплой компанией? Штригель же, снова овладел завладел примусом.
Вскорости послышался мотоциклетный треск, отдыхающие навострили уши и метнулись к воротам. Расстроенный еблет гонца был заметен издалека. Сельский магазин был закрыт на учет. Вселенская скорбь накрыла базу отдыха. Люди тут же, окончательно и бесповоротно потеряли смысл жизни. Только Мочка и Каткова продолжали радоваться жизни.
Штригель, охладев к примусу, крепко задумался, потом что-то долго пытался объяснить Мусику. Супруг неопределенно пожав плечами начал вызывать на разговор Мочку. Посовещавшись, они отвели в сторону армейского Штригелева товарища. Все это выглядело таинственно.
- Лелька, мы скоро, присмотри за шашлыками, - попросил меня Мусик, и они, загрузившись в мотоцикл, снова выехали за ворота.
Они вернулись, когда мы с Надькой дремали, наетые мясом. Выглядели они хитро, пряча зеленые ладони в карманы. От них нестерпимо воняло травой. Мусик выставил меня из домика, мотивируя тем, что так он заботится о моем здоровье, и они затихли там примерно на пятнадцать. Я прилипла ухом к дверям и, услышав характерное покашливание, поняла, какой травой от них воняло и откуда у всех такие зеленые ладони.
Не знаю, сколько они накатали, но в течение вечера вся компания закрывалась в домике раз пять. С каждым разом глаза их становились краснее, смех дурнее, а выходки экзотичней.
Штригель совсем перестал стесняться рваных штанов и даже позволил мне сделать из них шорты. Шортики получились гламурными. Точнее, это были уже не шортики, а короткая юбочка с открытым задом, но Штригеля это уже мало волновало. Обнажая свои пеньки, он довольно щерился, и у него даже получалось несколько раз матюгнуться без запинки.
К наступлению сумерек было решено сходить искупаться еще раз. Штригель вновь застрял в дыре, но так как рвать было уже нечего, отделался царапинами. Через двадцать минут нас попросили покинуть пирс, потому что наш гогот и визг переполошил отдыхающих.
Хотелось спать. Взбунтовавшийся Штригель потребовал место в домике, наотрез отказавшись спать в машине. Мочка притащил от соседей надувной матрас и мы, наконец-то улеглись. Заснула я под шепелявый говорок Штригеля, который пытался рассказать страшную историю. О чем была история, никто не понял, но было ужасно смешно.
Проснулась я, когда уже во всю светило солнце. С улицы доносился металлический стук. Штригеля не было. Мне понадобилось несколько минут, чтобы сопоставить факты. Я ткнула Каткову в бок.
- Примус где?
- В углу стоял, - пробормотала она, приподняла голову, и добавила, - а теперь его там нет.
Наверное, наш ржач переполошил всю округу.
ПыСы: слезы радости застилали мне глаза всю дорогу домой, никогда прежде я не была так рада родному дому.
ПыПыСы: через пару дней позвонила Каткова и рыдая сквозь смех рассказала, как наконец-то протрезвевший Штригель вспомнил правильное название озера и имя коменданта. Не дядя Веня, а тетя Валя, ептваю. По глупому стечению обстоятельств мы таки попали на ту базу, на какую и собрались.
©Пенка
