Заслуженный опойка района Отрадное, Толик-Баклажан, на пятьдесят процентов был обязан своему погонялу за искреннюю и нежную любовь к сивушным маслам, что сильно сказалось на цвете его лица, и на пятьдесят – синему носу, хоботком свисающему до рта.
Еблет Толика был заметен издали, и поэтому его никогда ни с кем не путали. Баклажан был воистину эксклюзивен.
Жил Толик в трёхкомнатной квартире с мамой Дусей, которая генетически передала сыну любовь к сивушным маслам, с младшим братом Димой Бородулькой, чьё погоняло в полном своём звучании выглядело как «Борода-в-говне», ибо Бородулька страсть как любил попиздеть не по делу, за что был часто бит как врагами, так и друзьями, и с сожительницей Диной. Которую иначе как Динозавром никто не называл. И весьма справедливо.
Баклажан и Динозавр были похожи как близнецы.
Единственное, у Дины нос был короче, и пахло от неё давно немытой пиздой.
И, если Баклажана издали узнавали по фиолетовому лицу, то Динозавра унюхивали за полчаса до того, как она появлялась в поле зрения.
А ещё в квартире Баклажана снимали комнату проститутка Маша-Тамагочи, и гастарбайтер Пися.
Как звали Писю по-настоящему – не знал никто. Пися не говорил по-русски, и не имел никаких документов.
Но сам Пися считал себя афромолдаваном.
Ласковое, русское имя Пися, афромолдаван получил за большой продольный шрам на своём абсолютно лысом черепе, делавшей его голову похожей на гигантскую залупу.
Вообще-то, изначально его так и называли – Залупа. Но Залупа не пожелала отзываться на это имя, проявила агрессивность, и попыталась снасильничать Динозавра…
После неудачной попытки стать насильником, Залупа стала кротким импотентом (Маша-Тамагочи проверила лично), и беспрекословно отзывалась на любой громкий звук.
На «Писю» она реагировала лучше всего.
На том и порешили.
Жила эта дружная семья за счёт Маши-Тамагочи, которая, помимо ста баксов платы за комнату, периодически подкидывала домовладельцам денег, чтобы те не подохли и не воняли, и Машиных клиентов-азербайджанцев, на которых, в момент их сладостного соития с Тамагочи, неожиданно сзади нападал Бородулькин и глушил жертву совком для мусора. После чего их бездыханные тела поступали к Баклажану, в обязанности которого входил шмон карманов приезжих сластолюбцев.
Братья не гнушались так же изъятием у оглушённых жертв одежды, не забывая при этом о маме Дусе и о Динозавре.
Поэтому маму Дусю можно было встретить у магазина Кулинария, где она приобретала вкусную слепуху, в нарядных спортивных штанах пятьдесят шестого размера, и в дермантиновой куртке «сто карманов», стянутой шнурком чуть ниже колена, а Дина возбуждала по ночам Толика аппетитной целлюлитной попкой, с зажёванными между булками серыми азербайджанскими семейниками.
Что происходило внутри этой образцовой семьи – обывателей совершенно не волновало.
Единственное, аборигены стали замечать, что запах пиздятины в квартале стал слабее, а потом вообще пропал.
Местное население возрадовалось, но ни с чем это приятное открытие не связало.
А зря.
Ибо Динозавр слёг в постель с явным намерением умереть от цирроза печени.
Врача к Динозавру вызывать не стали, поэтому просто накрыли её старым тулупом, и старательно не замечали.
На пятый день Динозавр умер. Как, впрочем, и ожидалось.
Ранним зимним утром Баклажан почувствовал, что он изрядно околел.
Виной тому стало отсутствие в доме отопления, по причине трёхлетней неуплаты коммунальных платежей.
Баклажан замёрз, и оттого проснулся.
В доме было тихо.
Безмятежно спала Тамагочи, трогательно зажав между коленей приметную голову Писи. Спокойным сном почивал Бородулька, обнимая во сне спортивную сумку с мандаринами, которой он разжился накануне, оглушив совком очередного охотника до Тамагочиных прелестей…
Громко храпела мама Дуся, уронив на пол тряпку, которую она подкладывала на ночь в трусы, поскольку страдала ночным недержанием мочи, а иногда и не только…
Тихо и безмолвно лежала в углу Динозавр, выставив из-под тулупа грязные конечности в дырявых носках разного цвета и размера.
А Баклажан мёрз.
«Нахуй Дине тулуп?» - подумал предприимчивый сожитель, и стал подкрадываться к Динозавру, аки тать в ночи.
«Ей похуй, а у меня яйца окоченели…» - ободряюще шептал себе под нос Баклажан, аккуратно стаскивая с Дины тулуп.
«Бум!» - громко стукнула об пол голова Динозавра.
«Еба-а-а-ать…» - слева направо перекрестился Баклажан, и сразу вспотел.
Динозавр была мертва.
Это Толик понял сразу. Он три года санитаром в морге работал, пока его не выгнали за излишнюю предприимчивость. Санитар Баклажан быстро высрал для чего к нему в морг периодически стучат старые ведьмы, и просят отдать им то рукав от одежды покойника, то кусочек мыла, которым трупы мыли. «Колдуют, бляди!» - смекнул Баклажан, - «По заказу, небось, работают. Порчу Вуду на алигархов пузатых наводят. Денег по любому имеют. С хуя ли я им бесплатно всё отдавать буду?» И открыл свой маленький бизнес. У него и прайс-лист имелся. В единственном экземпляре, написанный от руки:
«1. Одежда трупная – одна штука, тыща рублей,
2. Зуп покойника – одна штука, пятьсот рублей; оптом – сто рублей за зуп,
3. Кусок покойника, общим весом не более трёхсот граммов – три тыщи рублей…»
Бизнес развивался, приносил доход, и Баклажана сгубила элементарная жадность.
Толик решил не мелочиться, а продавать трупы целиком.
И спалился на первом же трупе, который он попытался продать родственникам трупа, со знанием дела поясняя, что по кускам он им обойдётся дороже.
С тех пор нос Баклажана лишился костей, и свисал игривым хоботком, придавая фиолетовому Толикову лицу некую пикантность и готичность.
И сейчас Толик, подёргав носом-хоботком, совершенно точно определил, что Динозавр почил в бозе. Причём, как минимум, дня три назад, если судить по запаху.
С минуту Баклажан мучительно соображал что ему делать, а потом решил разбудить всех домашних, чтобы думалось веселее и интенсивнее.
- ДИНА ПОМЕРЛА!!! – завопил Толик, скорбно простирая руки над головой, и размахивая тулупом, - ВСТАВАЙТЕ, БЛЯДИ!!!
Первой, разумеется, услышав знакомый зов, проснулась Тамагочи.
Одновременно с ней очнулся Пися, и, не разобравшись спросонок что к чему, сунул палец в Тамагочин анус.
Третьим пробудился Бородулькин, и крепко прижал к себе сумку с мандаринами.
Мама Дуся на сыновий зов отреагировала недержанием мочи, но глаза не открыла.
- Дина померла… - потупив взор, снова доложил Баклажан, и шмыгнул носом, - Воняет уж…
Маша-Тамагочи подошла к лежащему на полу трупу, бесстрашно наклонилась над ним, и незамедлительно проблевалась мандаринами. Что не ускользнуло от острого взгляда Бородульки.
- Крысишь, падла?! – взревел Борода, и хищно скрючил пальцы.
- Иди нахуй, – скорбно воззвал к брату Баклажан, - с мандаринами потом разберёшься. Думай, чё делать будем?
Бородулькин расслабился, и почесал болячку на подбородке:
- Хоронить надо…
Баклажан исподлобья взглянул на Бородулькина, и спросил:
- А на что хоронить будем, а? У тебя бабки есть?
- У меня мандарины есть, - быстро ответил Бородулькин, и добавил: - Но я их на поминки не дам. Я их за бокс плана загнать хотел.
Баклажан понял, что от брата путных советов не дождёшься, и повернулся к Писе:
- Ну что, залупа молдавская, скажешь?
Пися замычал, и стал быстро колотить рукой по воздуху.
- Чё мычишь, блядина? – задал Толик риторический вопрос, и ещё раз взглянул на Динин труп.
Пися не унимался, а подскочил к шкафу, и принялся стучать по его рассохшейся дверце, издавая не поддающиеся расшифровке звуковые сигналы.
Баклажан нахмурился:
- Что ты хочешь? Шкаф ломать?
Пися закивал лысой головой, и лёг на пол, сложив на груди руки.
Толик напрягся:
- Ты предлагаешь Дину в шкаф спрятать, мудило?!
Пися замотал башкой, и снова застучал по шкафу кулаками.
Тамагочи прекратила блевать, утёрла губы рукавом, и перевела:
- Пися говорит, что может из шкафа гроб сколотить, если надо.
- Оно, конечно, дело хорошее… - пожевал губами Баклажан, и поинтересовался: - А могильщикам чем платить? А поминки? Водку на что покупать?
Услышав знакомое слово «водка», очнулась мама Дуся, каркнула: «Нету водки! Всё выжрали вчера, уроды!» - и обильно ссыкнула вдогонку.
Денежный вопрос стал остро.
А тем временем рассвело…
В восемь часов утра во двор выползло всё семейство в полном составе, включая сумку с мандаринами.
- Люди! – хором кричало семейство, - У нас горе! Дина померла, Царствие ей Небесное! Подайте по-соседски кто сколько может! Господь не забудет вашей доброты!
Баклажан при этом размашисто крестился слева направо, и мял в руках несвежий носовой платок, подозрительно напоминающий видом и запахом мамы Дусину ночную тряпку.
Во двор мало-помалу начал стекаться ручеёк сердобольных соседей.
Каждый из них подходил к Баклажану, крепко обнимал его, и бубнил ему в ухо:
- Ты это… Держись, браток… Мы того.. Чем можем – поможем… Ну, как же так, а? Ведь ещё не старая баба была… Ей же и полтинника, небось, не стукнуло…
Баклажан перестал изображать безутешного вдовца, и завопил:
- Какой полтинник?! Да Динке двадцать пять всего было!!!!
Соседи отпрянули от Толика, и тоже синхронно перекрестились.
Тамагочи тем временем деловито собирала протянутые рубли, прятала их в лифчик, а Пися поочерёдно целовал руки каждому дающему. За что пару раз выхватил с кулака по лысине.
Бородулькин скорбно обжимался с мандариновой сумкой, а мама Дуся непрерывно ссалась в спортивные штаны, и протяжно охала.
Денежный вопрос медленно, но верно решался.
Ещё через два часа, Пися, как и было обещано, сколотил на скорую руку гроб.
Гроб вышел крепкий, добротный, лакированный…
Общее впечатление портила только фраза «Баклажан пидорас!» - накарябанная на бывшей дверце шкафа рукой неизвестного врага, и сильно бьющая в глаза с полированной крышки гроба.
Но Дине было уже всё равно.
Дина безучастно лежала в углу, источая миазмы, и ждала погребения.
- Мать, пора готовить усопшую! – величественно произнес вдовец Баклажан, и дал матери увесистого поджопника.
Мама Дуся засеменила к Динозавру, промокая глаза своей незаменимой тряпкой, и наклонилась над трупом.
И тут произошло ужасное.
Труп Дины напрягся и пёрнул.
Пися закатил глаза, и потерял сознание.
Баклажан с размаху осел в гроб, и беззвучно зачавкал ртом.
Тамагочи взвизгнула, и проблевалась остатками мандаринов.
Бородулькин автоматически дал в ебало Тамагочи, и сел жопой в мандариновую блевоту.
Мама Дуся обильно помочилась в спортивные штаны, и громко рыгнула.
Если кто не понял – семейство было шокировано.
Первой пришла в себя Динозавр, и глухо промычала:
- Какая падла тулуп спиздила, бля?
Вторым по счёту очнулся Баклажан, заорал:
- Хули ты людей пугаешь, мразота?! – и смачно харкнул на Динин левый носок.
Тамагочи предсказуемо проблевалась долькой мандарина, и упала на Бородульку.
Бородулька, в свою очередь, закатил глаза, и уснул на сумке с цитрусовыми.
Пися замычал, и кинулся лобызать Динозавра.
Мама Дуся смачно высморкалась в тряпку, засунула её в трусы, и подытожила:
- Поминки отменяются. Но бабки не вернём.
Ещё через час семейство бурно отмечало воскрешение Динозавра, и поочерёдно било Баклажана то сумкой с мандаринами, то ссаной тряпкой, за дезинформацию, и намеренный ввод в заблуждение.
Баклажан вытирал разбитые губы, и слабо сетовал на то, что «Уж слишком воняла, и не дышала…»
Пися перетащил уже потерявший актуальность гроб в комнату к Тамагочи, и быстро перепрофилировал его в топчан.
Тамагочи на радостях устроила себе выходной, чем, сама того не подозревая, спасла жизнь трём ветеранам Черкизовского рынка.
Мама Дуся безостановочно ссала в штаны, и лихо опрокидывала в себя рюмку за рюмкой.
А Динозавр молча сидела за столом, не прикасаясь к спиртному, и окидывала тяжёлым взглядом домочадцев.
Потом приподнялась, ткнула грязным пальцем в Баклажана, и припечатала:
- Ты урод, Толя.
Баклажан поперхнулся мандарином, закашлялся, и переспросил:
- Чё?!
Динозавр, тяжело дыша, повторила:
- Ты. Урод. Ебучий Баклажан. Ты зачем меня ебал, когда я болела?
Бородулькин похабно засмеялся, но быстро заткнулся, когда увидел Баклажановы глаза.
- Ты чё, сука? Забыла, кто тебя ебёт и кормит? Я ж те щас переебу, и Залупа останется без нового дивана, а на поминки нам денег хватит, не боись!
Дина задрала подол байкового халата, окатив вкушающих водку домашних, волной слезоточивого запаха пиздятины, и заорала:
- А это что?!
Баклажан, давно привыкший к Дине, и уже не замечавших таких маленьких нюансов, как валящая с ног вонища, заорал в ответ:
- Це пизда твоя, ебанашка! Ты ещё трусы сними, бля!
Дина утробно и театрально расхохоталась:
- Ха-ха-ха! Пизда! А в пизде что?
Баклажан включился в общий настрой, и в тон ей засмеялся смехом Санта-Клауса:
- Хоу-Хоу-Хоу! В пизде у тя только конь не валялся! Прикройся, уродины кусок!
Тогда Динозавр победно воздела руки к засратому мухами потолку, и торжественно объявила:
- Я беременна!!!
И наступила тишина.
И в тишине с глухим стуком покатились по полу мандарины.
И мама Дуся тихо, по-фашистски, бзднула.
И Пися сунул плешивую голову между ног Тамагочи.
И Баклажан досадливо опустил глаза, и нервно захрустел шеей.
- Месяцев пять уже. – Приговором прозвучали последние слова Динозавра, после чего она была безболезненно нокаутирована бывшим вдовцом …
Толика-Баклажана знает весь квартал.
У Баклажана синее лицо, и фиолетовый нос-хобот.
Баклажан два года назад чуть не похоронил живого Динозавра в старом шкафу.
Эту историю аборигены любят рассказывать друзьям.
И мне в том числе.
Динозавр жива до сих пор, и очень любит водку.
Динозавр родила в прошлом году что-то непонятное, и подарила это что-то государству.
Динозавр так же фиолетова лицом, и пахнет пиздятиной.
Пиздятиной реально пасёт за километр.
Я лично чуяла.
А если вам нехуй делать, и путь ваш пролегает мимо Северо-Восточного округа Москвы – позвоните мне.
Я покажу вам Баклажана, Динозавра, полированный гроб Писи, и, возможно, расскажу про то, как Бородулькина поймали три оглушённых им жертвы, и насовали ему в жопу маринованных огурцов.
Возможно.
Расскажу.
Да
Мама Стифлера
