Ура Королю Говна!
Часть 1. УРА КОРОЛЮ ГОВНА!
— Ты что это делаешь, сорванец?! — воскликнул старый говнюк, видя, как пацан лет 13 пинает по асфальту невесть откуда взявшуюся коровью лепёшку. — Ты разве не знаешь, сколько такая стоила ещё 20 лет назад???
— А чо, в натуре, она стоит? Говно оно и есть говно. Везде его полно.
— Вот теперь как думают… Не жил ты в моё время, легко тебе всё досталось… И цену говна ты не ведаешь… Помнится мне, на фронте за такую и прибить могли…
— Да когда это было-то? Чо ты паришь, дед? Что было, того нет. На фиг никому твои лепёшки не нужны! На, забирай! — и с этими словами бросил лепёшку старику в лицо. Тот неожиданно ловко поймал её, прижал к щеке, и, ощутив до слёз знакомый запах, стал вспоминать…
Было Королевство. И был Король. Король Говна — так звался он, а имя его словно волной смыло. Были смутные времена в Королевстве Говна — лет 30 назад это было, не дальше. Стар стал Король, и не мог дел в руках удержать. Коррупция процветала, да взяточничество, как бы мы теперь сказали, а тогда попросту говорили — говнокрадство. Каждый чинуша во дворце в королевский сортир руку запускал, не стесняясь, и говном тем себе сундуки набивал. А была там Палата Лордов ещё, и в ней говнокрады самые отъявленные сидели, коих Лордами звали. И звался каждый из них — Лорд Образования да Лорд Финансов, Лорд внешних сношений, да Лорд по крестьянским делам — все воры знатные. И был среди них солдат верный королевский — Лорд Говна он звался, без хитростей. Безжалостен он был к говнокрадам, а сам лишь тем говном обходился, которое ему от Палаты доставалось. Только Король как-то раз его отличил — выдал сундук говна свежего, да гвардейский полк под команду, самых храбрых молодцов-говнецов.
Служил тогда при Говночействе дворянин потомственный, вор искуснейший, интриган ловчайший. Семён он звался, и хоть не было перед его фамилией приставки «пук», что властителя выделяет, но был Семён сей до власти столь жаден, что его в насмешку Принцем жаб назвали. Быстро Семён во дворце освоился. Знал он, кому в лапу сунуть, кому дристопала полувекового чашу поднести, кому и без изысков бочку говна на горбу притащить. Стал Семён богат, ходил по дворцу гоголем, говнецом отрыгивал, дристопалом сплёвывал. Невзлюбил Семёна Лорд Говна, а тому и дела не было до того — знай говно в мешки складывает, да людям верным раздаёт.
Много было у Семёна таких — которые за козий катышек мать родную в говне утопят, и отца не пощадят — что о Короле говорить. А тут оказия случилась такая.
Оказия случилась неприятная — умер Король старый, пришёл Король молодой, король-солдат, полководец милостью Говна, в старом духе воспитанный. Истинный Король Говна!
Понял Семён — пока молодой Король не помазан (а помазывают Короля Говна только помётом птицы Рухх, а пока ещё птицу дивную ту изловят…), его время идёт. Поднял Семён наймитов своих, выкатил во двор бочку говна Королевского, раздал говнецам коровьи лепёшки. Пошли людишки те на дворец Королевский.
Был при Короле о пору ту лишь полк говнецов, коим Лорд Говна командовал. Но за Лорда своего были те говнецы и в огонь, и в говно готовы. Вышли они с говномётами против супостата, копролитами твердокаменными ренегатов забросали. Король из Преисподней Говнодемона вызвал, который на головы бунтовщикам срал беспощадно, говно сеял. Встретились говнецы королевские с отступниками, да и втоптали их в Говно!
Не пощадил Король говнюков. Велел он у зачинщиков всё говно их отобрать, а самих их не в говне топить, а в воде простой, как собак худых. Земли же воров королевских Король Лорду Говна отдал со всем говном, на них лежащим.
Недовольны дворяне стали Королём за самоуправство его, да и Семён проклятый мутил донов благородных. Война тогда большая началась. Тьма тогда людей погибла. Эх, тьма! И всё зря.
Победил Король Говна в той войне, усмирил дворян мятежных, хоть тех и враждебный Царь Мочи поддерживал, да и не мог не победить — ведь с ним Лорд был верный, и говнецы-молодцы.
В битве решающей сам Король рычаг говномёта натягивал, сам говно в ковш закладывал. Лорд светлейший дристопал горячий на передовую носил, а Семён о сундуках своих пёкся, да чтобы Царь Мочи на него не разгневался. Ну и оставил он говнармию свою с носом после битвы решающей, когда при Шайзенбахских говнопадах Лорд Говна и бунтовщиков разгромил, и мочегонов-головорезов смерти предал, и мочеточники засыпал, от которых Царь Мочи великую силу получал. Сбежал Семён к Царю Мочи с сундуками говна, чтобы и того государя вскорости предать.
А Шайзенбахские говнопады уже землёй ничейной были, и потому после войны Королю Говна отошли. Назначил он Лорда верного наместником на отвоёванные земли, и стал тот Наместником Говна зваться. Стало говно в тех землях расти да преумножаться под надзором его.
Сам старый говнюк того не видал, но знающие люди говорили — зайдёшь на горы те, с коих Шайзенбахские говнопады текут, взглянешь — и ахнешь! Говна там — на три дня пути говнюку-почтальону! Сколько видно глазом — всё говно! Сразу в Королевстве дела поправились. Семь дней, семь ночей обозы с говном в столицу входили, а за обозами — говнецы храбрые идут, трубочки смолят, катышками сплёвывают, да хвалу возносят — Наместнику смелому, да Королю мудрому, кои имя Говна на все земли прославили.
Часть 2. ПАРАД ГОВНА.
Вот вошли храбрецы-говнецы в столицу. А им уж встречу почётную приготовили. Всяк норовил героев говна поприветствовать, да Наместника храброго. Мужики городские бочки с дриснёй вековой выкатывали, дети катышками козьями солдат осыпали, а женщины с балконов солдат говном забрасывали. Простолюдинки — тем, что сами приготовили, а дворянки — розовым говном, покупным. А в тюрьме городской — из каждого окна парашу выплёскивали.
Солдаты только счастливо смеялись и, не желая никого обидеть, принимали говно ото всех, так что к королевскому дворцу они подошли не в зелёной форме, коя по уставу положена была тогда, а в коричневой, катышками покрытой. Увидал Король говнецов своих, говном усыпанных, да и воскликнул:
— Да будет сия форма с ними навечно! — и с тех пор говнецы-гвардейцы носят только коричневую форму.
Затрубил в рог тут Король, да сам шматком говна в Наместника бросил. Откланялся тот Королю, растёр говно по лицу и закричал во всё горло:
— УРА КОРОЛЮ ГОВНА! НУ-КА, МОЛОДЦЫ-ГОВНЕЦЫ! ГИП-ГИП! УРРРРАААА!!! ЕЩЁ ГРОМЧЕ!!! ГИП-ГИП!!! УУРРРРАААААА!!! НЕ ЖАЛЕТЬ ГЛОТОК!!! УРРРРРА ГОВНУ!!! СЛАВА КОРОЛЮ!!!
— Да пребудет с вами говно, — прошептал Король, смахивая слезу…
А праздник продолжался. За солдатами говна развратные девки пошли — и медсёстры, и маркитантки, и щипательницы корпии, да и просто шлюх там было порядком. Следом и простые говнюки пошли всех цехов — собиратели помёта пошли, сантехники пошли, да чистильщики отхожих мест с ними. Пошли и инженеры, которые говнокачки делали и говномёты для фронта. И говноделы простые пошли, которые всю войну не жалея сил срали, и мастера дел говённых, которые дристопал изысканный от простого поноса по запаху отличали, да триста сортов говна голубиного различали, да рулеты для королевского стола делали.
Этих мастеров особо народ приветствовал. И то сказать, вот стоит отхожее место, зашёл ты него, положим, да посрал со смаком. И нет тебе дела, кто его построил, да кто воду подвёл. Сделал дело — гуляй смело. А кто ж из нас рулета королевского отведать не прочь? Кто от чаши дристопала после трудов тяжёлых откажется? Вот то-то и оно, что мастера эти на всё Королевство известны были уменьями своими говёнными. «Из всего говно сделает, всё у него говном станет!» — так о них говорили с восхищением.
А следом и говнотехники, и учёные-говнисты, и музыканты всех сортов пошли, и писатели, говно славить не устающие — лучшие люди шли, которые не зря лепёшки свои переводят. Катились и бочки большие, кто-то и поносом из шланга толпу обливал, в общем — рекой говно текло тогда. Ох праздник для бедноты городской был, которой тогда редко и катышек простой перепадал, о которой и голуби позабыли.
Началось тогда изобилие говняное в Королевстве. Монета королевская — коричневый блинок — не только цветом налилася свежим, а и запахом навозным. Не было тогда ассигнаций бумажных, а если бы и были, то их бы быстро на подтирку извели! Стоял тогда в говночействе запах приятный, и до сих пор — подойди к стене его, потяни носом — сразу говнецо старое почуешь. А давали тогда за блинок-то наш… эх, дай Говно памяти… да пожалуй, что на блинок полмесяца жили безбедно, а ещё и горячее пили по вечерам. Да, хорошо тогда было. Только вот, конечно война та — не дай Говно никому! Пусть миром Говно славится, и Король наш тоже…
— Слушай, дед, а ты сам-то воевал? — уже с интересом спросил пацан, смущённо собравший налипшие ошмётки говна с говнодавов.
— Да не взяли меня на фронт, сынок. С подводой я по полям ездил, помёт птичий для фронта собирал… И вот случай такой был со мной, что еду я, значит, по леску к бригаде нашей, а тут мочегоны рядом. Схватили они меня, да и велели от Короля моего отречься, а то, мол, смерть верная. Да отказался я. Крикнул только: »Ура говну!» напоследок, да меня в мой же груз и зарыли головой. Сказали ещё мне: «Любишь своё говно — так и ешь его, говнюк!» Стал я тогда наружу пробиваться. Да оставалось мне полметра где-то, а чувствую — не могу больше. Смерть моя приходит. И тут говнецы наши подоспели, да сам Наместинк с ними был. Отрыли они меня, обмыли… Сам Наместник за верность чашку дрисни поднёс из подвалов королевских. Да не мог я тогда… Нутро себе сжёг, пока на волю пробивался. До сих пор помёта птичьего видеть не могу… Так-то, парень, изобилие нынешнее досталось… Кровью великой, да увечьями…
— Я что? Я и не буду вперёд… Я ж не знал… Спасибо, дедушка, за науку. Может, довести куда тебя надо?
— Нет, сынок, иди уж… Сам пойду потихоньку… Некуда мне торопиться нынче. Ты только говно береги. Не бросай его больше, и оно тебе всегда поможет. Эх, жизнь…
