Бля, послушать этих рыбаков-долбаков, так им прет везде и всегда. Старый Леха пиздел о себе такое, что у слушателей волосы на голове кепки подбрасывали. То он от бешеной щуки пустой поллитрой отбился, то его, тонущего, сом к берегу прихуярил. Но есть одна история, которую он ото всех тихарит. Случилось это так.
- Леха, блять! «Вставай» пришел! Хватит дрыхнуть, всю рыбу проспишь!
Крики и стук по стеклу вырвали старика из объятий Морфея, огромного черного кота. Скинув зверюгу на пол, дедок встал с кровати и поплелся чистить зубы. Зубов было всего два, что давало ощутимую экономию времени и зубной пасты. Друзья, сигналя, чуть не развалили свой старый «Запор». Леха сполоснул хайло, оделся и, прихватив снасти, похилял из дома. Хитрожопый Морфей решил продемонстрировать старику сыновнюю привязанность. Запутавшись ногами в коте, тот наебнулся лысиной о косяк. Избушка содрогнулась, но устояла. Старик не внял предостережению судьбы. Помянув маму косяка недобрым словом, Леха выпал на морозный воздух.
- Бля, явление глиста народу, - оживились при его появлении Петрович и Гриня. Они еще со вчера собрались на рыбалку, а въебать по первой без Лехи считалось западло.
- Заебал ты дрыхнуть! – проворчал Петрович, самый старший из рыбаков, пропуская его в машину.
- Порнушку, поди, во сне глядел? – подколол приятеля Гриня, хозяин машины, и нажал на газ.
- Этого поганства не ведаю. Но снилось, как ты шо швоим «Жопером» трахаешься! – прошамкал Леха голой хлеборезкой.
Григорий обиженно насупился, и дальше ехали и пили молча. Наконец показался пруд.
- Пиздуй к лесу,- распорядился Петрович. – Замерзнем, костерок разведем.
Гриня неуверенной рукой направил железного друга к опушке, и на самом въезде тот, падла, вдруг заглох. Попытки завести двигатель окончились крахом.
- Бля, теперь куда? – спросил Гриня.
- Ебсти верблюдА, – Петрович попытался выйти. Не тут-то было. Виртуозу Грине удалось застрять аккурат между двух берез, так, что двери хуй откроешь. Старики, как на грех, подобрались толстомясые, вскормленные деревенскими курками и яйками. Положение складывалось патовое.
- Давайте, што ли, машину рашкачаем, - предложил мудрый Лёха.
- Раскачай себе зубы мудрости. Блять… Ладно, по моей команде…
Друзья начали раскачиваться взад-вперед с остервенением китайских болванчиков. Машина стояла, как вкопанная.
- Гриня, муфлон ты бельгийский, с ручника-то Пушкин сниматься будет? – вежливо поинтересовался остроумный Петрович. Гриня снял машину с ручника, но это не помогло. Мужики подергались еще немножко и задумались. Неожиданно Петрович уперся взглядом в Леху.
- Што шмотришь? – насторожился тот. – У мене на лбу хуй вырос?
- Фигурой твоей любуюсь. Ты ж у нас вылитый Геркулес. Тока засушенный. А слабо тебе, Геркулес, через окошко пролезть?
- Ты што, дурак, што ли? Мне надо вдвое сдуться. Шами лежьте.
- У нас габариты большие. А ты пролезешь, если разденешься.
- Ага, ща, только стринги поправлю. Я на таком морозе через пять минут коньки двину.
- Не успеешь. К тому же подвиг будет оплачен, - Петрович дразняще покачал вытащенной из кармана чекушкой. Леха, не отрывая от нее глаз, начал споро раздеваться. Оставшись неглиже, он до отказа опустил стекло и полез наружу. До ватерлинии проблем не возникло, но дальше в игру вступила задница. Она категорически отказывалась покидать уютные пределы салона, при этом шумно и вонюче выражая свой протест. Потратив пятнадцать минут на выпихивание Лехиных мослов из машины, друзья поняли, что он застрял. Посиневший Леха стонал и ругался с Петровичем.
- Гляньте, мужики, Петровы едут! – прервал дебаты молчавший до этого Гриня. – Бля, пацаны, ком цу мир!
Подъехавшие Петровы, два брата из соседней деревни, поржали над злоключениями рыбаков, но Леху все-таки втолкнули, а машину вытолкнули. Проводив их, озабоченные Гриня с Петровичем пошли разбираться с неисправностью.
Напасти расстроили не только рыбаков, но и Лехин желудок. Пока мужики ковырялись в двигателе, помятый, но несломленный Леха справил великую нужду, удобно устроившись возле машины. Природная интеллигентность заставила его, подобно чистоплотному коту, загрести продукт жизнедеятельности снегом. Через минуту подошел Петрович, запачкавшийся при возне с мотором. Чтобы стереть грязь с трудовых рук, он черпанул снежку из кучки, которую заботливо нагреб добросовестный Леха. Результат не оправдал ожиданий, из-за чего Петрович резко разочаровался в людях.
- Леха, бля, жук навозный! Ты, сука, не мог подальше отойти, вилка двузубая? – бушевал он, тряся перед другом загаженными конечностями.
- Такими руками хорошо с врагом здороваться, - задумчиво прокомментировал Гриня.
- А по сусалам?! Посрать негде, вежде ты швой нос сунешь!
Оттащенный от Петровича, Леха затаил обиду на весь мир и залез в машину отомстить. Расшатанные нервы требовали немедленного действия. Старик достал из ящика Гринин пирожок и вонзил в него зубы. Но нехитрая снедь замерзла в выстуженной машине до состояния фекалий мастодонта. Крак! Один из зубов предательски хрустнул и остался в замороженном пирожке на вечную память. От рева Лехи стая ворон взмыла с дерева и съебнула нахуй, поняв, что подремать не удастся. Мстительный Петрович, сунув голову в машину, подлил масла в огонь:
- Смотри, куда зубы свои втыкаешь! Пожрать нечего, везде ты свой клык сунешь!
- Да ну ваш к ебеням, вмеште с вашей рыбалкой, - Леха сплюнул кровавую слюну. – Оштавайтесь, хуеплеты, а я попиздил.
- Куда ты попиздил? Тут час ходьбы по морозу, через пять минут яйца зазвенят!
- Ничего, пусть звенят. Вы, вон, и без мороза мудозвоны!
Старик откинул полы тулупа, сунул руки в карманы ватных штанов и независимо поебашил через пруд. Пройдя метров двадцать от берега, он неожиданно и беззвучно ушел по грудь в воду. Лихорадочно задергавшись, Леха попытался вытащить руки из карманов, но намокшая вата не давала этого сделать. Ноги моментально затянуло в ил. Петрович и Гриня, на миг опешившие, ринулись спасать друга, сиротливо торчащего посреди пруда. Но предательский лед стал ломаться под их ногами.
Гриня бегом съебался к машине и притащил буксировочный трос:
- Леха, мы сейчас веревку кинем, а ты хватай ее зубами!
Трос полетел к Лехиной голове. Мимо! Еще и еще раз. Наконец, после особенно удачного броска, веревка угнездилась на хилом плече. Леха, чуть не свернув башку, схватил губами конец и зажал его челюстями. Петрович с Гриней потянули… Хрясь! Трос вырвался изо рта, унося с собой последний зуб и надежду. Дедок озвучил все ругательства, скопленные за долгую жизнь, но их никто не понял.
- Ну, что теперь? – метался по берегу Петрович. - Он же, сука, не сможет веревку закусить!
- Надо на него петлю набросить, - осенило Гриню.
«Если это те друзья, которых я знаю, то меня сейчас удавят», - понял старик и стал вспоминать, за какие конкретно грехи ему все это.
- Леха, не бзди! Может, все еще обойдется.
«Обойдется с вами, ковбойцы криворукие»,- с тоской подумал дед. Но ловкие друзья захомутали его с третьей попытки и потянули. Выдернутый из пруда Леха, пропахав носом двадцать метров снега и грязи, остался лежать на берегу, как дохлый тюлень. Гриня с Петровичем загрузили его в машину и повезли размораживать в бане.
Всю дорогу до дома рыбаки переругивались. Гриня переживал из-за грязи в салоне, Петрович сокрушался о загубленной рыбалке. Помятый, но не сломленный Леха щупал языком голые десны. «Хуй с ней, с рыбой, - думал старик. – Все равно ее теперь жевать нечем».
© Дмитрий ганДонской
