Когда я серю, я ни во что не верю, я глух и нем и на всякий случай закрываю глаза. Такое состояние я лично для себя называю просрацией. Я не занимался йогой, просрация приходит сама по себе, стоит лишь мне присесть на стульчак. Но в травматологическом отделении, где я недавно проходил курс выживания, «стульчак» находился под кроватью и был целиком из холодного металла, что само по себе нехуя не комфортно, поэтому уход в просрацию происходил с ниибическим остервенением. Но мне было похуй, статус лежачего больного позволял мне стервенеть на судне, даже если в палате были посетители – пугливые пелотки или же сочувствующие старушки. Просрация – состояние падонкавской души, при котором теряюцца контакты с внешним миром, пропадают совесть, стыдливость, застенчивость, и чем то это похоже на нарвасадату с пелоткой, сисьге у которой ахуительного размера. Единственное, что может вывести из состояния просрации – это логически завершённый акт дефекации, или как в моём случае, сильный гипнотический взгляд новоприбывшего соседа по палате, с отмороженными кистями рук…
До этого я не сталкивался с такой ситуацией. Оказываецца, жестоко прерванная просрация сродни преждевременной эякуляции, становицца обидно и приходицца досирать в трезвом уме и в светлой памяти, в окружении незнакомых людей, корректно не обращающих, как казалось бы, внимание, на устроенный мною срач.
Но это не так, я же всякий раз видел, доставая из под койки судно и готовясь к просрации, как они прятали продукты в тумбочки, плотнее укрывались одеялами и открывали форточки, а некоторые, особо эстетичные, звали медсестру и требовали укол промедола для себя и цианистый калий для меня…
Новоприбывший – дедушка, 1936 года рождения, отморозил кисти рук, двигая девятиэтажный дом. Из его пояснений я понял, что двигал он его усердно, но сука без знания дела. В 24 градусный мороз, он старый склеротик, забыл одеть рукавицы, что по его мнению, являецца грубейшим нарушением техники безопасности передвижения девятиэтажных домов в зимнее время в ручную. Зачем он его двигал, никто из больных, находящихся в палате, не понял, но все поняли, что пил дед, как минимум, последние недели две- три. Положили его практически рядом со мной, наши кровати разделяла только тумбочка. Я был очень недоволен новым соседом, а в особенности, его неподдельным интересом к моим просрациям, поэтому качественно выпасть из реала в момент просёра, когда он находился в палате, у меня не получалось. А далее просто ужо снах…
К деду приходил посетитель, подозрительной наружности, очень похожий на Куклачёва. Он его, отмороженного, брил, причёсывал, кормил, и как то блять по ахтунговски успокаивал, когда я сидел на судне. Срал я часто и смрадно – анибиотики и кисломолочные продукты делали своё дело. Мне блять тАк было не комфортно, что я реально стал побаивацца лишний раз освободить кишечник, что в последствии привело к его загруженности и частичной непроходимости. Нервишики мои стали сдавать, появился нежелательный тремор в руках. Две пачки сигарет в день улетали, как за нехуй делать. Сон стал тревожным, не помогал даже феназепам. Но зато блять ожили духом остальные соседи по палате, стали, суки, чаще анегдоты травить, заулыбались блядины, грезили скорейшим выздоровлением сучары…
А я шестым чувством предчувствовал, что произойдет косячок, произойдёт. И блять произошёл. Как- то ночью, отмороженный дед присел на мою кровать и с брежневским говорком сказал мне следующее – « Снимай штаны, давай знакомицца»… Такого состояния просрации я не испытывал никогда, я лишь помню как крикнул – «Помогите!!!», и материализовал в трусы всё то, что скопилось в непосильных муках, в бессонных ночах в моём кишечниге. Короче насквозь просрал матрац и удушливый сероводород ощутимо распространился по палате. Деда я уебал костылём несколько раз, отчего с него слетела маска алкогольного психоза. Об одном теперь жалею, пропало после этого то состояние в момент дефекации, которое я для себя обозначил как ПРОСРАЦИЯ, очень жаль…
Саня Обломофф
